Сказка с привкусом соли

Волны блестели лучами приближающегося заката, пробегали под лодкой, приподнимая её немного, и затем устремлялись к берегу, чтобы попытаться достать до каменной стены. Наваливаясь друг на друга, спеша, они могли только удариться о крупные камни и, слегка брызнув солёными каплями в воздух, разочарованно шипя, удалиться обратно в родную синеву. Там, за каменным препятствием, суетится народ. Моряки нагружают и разгружают корабли. Одни из них только вернулись из далёкого и долгого путешествия к другим островам или, может, странам, вторые лишь собираются отплыть от родной земли и снова пропасть на долгие месяцы и годы в бесконечной синеве неба и моря. Торгаши улюлюкают у прилавков. Шумят кабаки шипением выпивки и пьяными песнями капитанов. Гул раздаётся отовсюду, слышно, как дышит жизнью прибрежный город и, в особенности, порт. Рейген поглядывает в сторону этого порта. Отсюда ему видны корабли, невысокие здания и рассыпавшийся прилавками и людьми за невысоким каменным ограждением рынок. Но здесь уже не слышен весь тот гул, все те пьяные крики, возмущённое бульканье и смех. Здесь уже не пахнет пряностями, местной и заморской едой, не пестрят наряды пришельцев с других земель. Здесь только Аратака и пара ленивых из-за жаркого дня бакланов. Будучи угрюмым отшельником, неудачником и просто не очень приятным для большинства соседей бедняком, Рейген только и мог, что сидеть целый день в своей лодке, смотреть на дикую птицу, попавшую в плен рыбака, и думать о том, что море сегодня серо-синее, как и вчера, и позавчера, и неделю назад, и две недели назад… Реген проживает день за днём, ловя рыбку, продавая её, покупая на вырученные немного выпивки и самый дешёвый ужин в кабаке, а потом приходит домой, кормит бакланов и заваливается спать. Завтра нужно прожить ещё один день, когда надо будет поймать рыбу, чтобы продать и потом купить дешёвый ужин в кабаке и… Аратака вздыхает и чёрная птица, махнув хвостовыми перьями, отплывает подальше: даже ей не по нраву тоска рыбака. Волны блестели в последних лучах заката, неслись вперёд, пытаясь выбросить лодку на берег. Они шипели возмущённо и разочарованно, почти так же, как хищные птицы, уставшие и связанные, сидевшие в лодке у ног Аратаки, и обычный день уже хотел перевалить в обычный пьяный вечер, когда у скалистой части берега мелькнула смоляно-чёрная макушка, а вслед за ней сверкнула чешуя. Осознание пришло к Аратаке уже после того, как он перестал монотонно грести, и невнятный сонный шёпот сам сорвался с обветренных губ: — Чешуя?