***
Они с Даней отрываются, как могут, когда выходят выступать, и это охуенно. Нет сложностей и запретов, есть только драйв, толпа, пьянящее ощущение сцены и «смысл жизни — мемы». Мише хорошо, он почти срывает голос, смеется до хрипоты, когда в гримерке его прижимает к себе разгоряченный Кашин. Только потом его больной мозг начинает анализировать эти объятия, искусственно превращая их из дружеских во «что-то большее». Иногда Миша подумывает о лоботомии, серьезно. В Тюмени у них на двоих одна кровать. И постельное белье с картохой. Но больше смущает, конечно, первое. Аня уходит за Мишиными лекарствами, а тот думает, как бы не спалиться перед Кашиным и задвинуть подальше зарождающиеся чувства. Парень мысленно гонит подальше чертовы фантазии. Он усиленно представляет, что Даня похож на медведя и что это делает его совершенно несексуальным. Это не помогает. Медведи вообще-то сильные и надежные. И теплые. Вот блин. — Эй, чувак, будешь таблы? — Даня шутливо машет перед ним жаропонижающими, пытаясь развеселить. Миша лежит на кровати в позе трупа. Он полностью одет, в толстовке и джинсах, но его адски морозит. — Давай, — слабо улыбается он. — Подоткнешь мне потом одеялко? — Миша шутит, но Кашин поит его из кружки и сдирает с кровати покрывало, чтобы укутать парня. Мише приятна забота, и он улыбается, когда Даня ложится рядом, повернувшись к нему. Между их лицами совсем небольшое расстояние, и прежде, чем Миша успевает что-то сообразить, Кашин чмокает его. Поцелуй короткий и дразнящий, губы у Дани влажные, и на секунду кажется, что происходящее — галлюцинация в температурном бреду. — Ну что, выполнил обещание? — хмыкает Миша, пытаясь держаться естественно. Если что, у него хриплый голос, потому что он простыл, а внутри вовсе не прыгают в безумном танце ликующие человечки. — А то! Прикинь, я ссыкло, столько времени яйца к тебе подкатывал и только сейчас решился, — гордый собой Кашин начинает раздеваться, собираясь укладываться спать. И не понятно ведь, шутит или нет? — Одеялом-то поделишься, принцесса? — Ээ… да, — Миша с трудом отрывает взгляд от его груди. Даня и впрямь похож на рыжего медведя, который облапил свою жертву и собирается утащить в берлогу. Сильная рука накрыла его живот, подтягивая Мишу к себе. Тот тихо молился всем богам, чтобы у него не встал. — Свет-то вырубай. Выключатель с твоей стороны, — слегка недовольно подает голос Кашин. Миша подчиняется. — Спокойной ночи. — Спокойной… Наутро Миша чувствует себя на удивление бодрым, даже гайморит немного сдает позиции, зато появляется эрекция, которой вчера удалось избежать лишь чудом. И у Кашина, мать его за ногу, дела обстоят не лучше. Миша пытается осторожно выпутаться из крепких объятий, но Даня возмущенно стонет и еще более явно трется о его задницу вставшим членом. Цензурные мысли из Мишиной головы как ветром сдувает. Адекватные тоже. Он расстегивает свои джинсы, когда те становятся нестерпимо тесными, и чуть приспускает их. Даня сонно вздыхает, касается губами его шеи, а рукой — Мишиного стояка под бельем. Тот зажимает себе рот, но из горла все равно вырывается какой-то неразборчивый писк. Миша поворачивается к Кашину, тот подмигивает ему и также молча продолжает хозяйничать у него в штанах. — Ты оху… — Тшш, Аню разбудишь, — шепчет ему на ухо Даня, засунув руку ему в трусы. Миша очень сильно возбужден и не находит в себе сил сопротивляться. Он расслабляется, откинувшись Кашину на грудь, и закусывает губу. Наглая ладонь Дани обхватывает его член, принявшись дрочить в том же ритме, в котором Миша делал это себе сам. — Ебать, — вырывается у Совергона, когда он был уже близко к финишу. Дверь где-то в глубине квартиры хлопает, и парни затихают, прислушиваясь к тому, как Аня заходит в ванную и включает воду. Даня горячо дышит Мише в ухо, и тот догадливо поворачивается к нему лицом. Щеки у Кашина слегка покраснели, но придурок лыбится, глядя на Мишу. Тот, не помня себя от смущения, стягивает с Кашина боксеры и рукой соединяет их члены, поглаживая оба. От приятных ощущений по рукам бегут мурашки, но Миша упорно продолжает дрочить им обоим. Кайф особенно острый от угрозы быть обнаруженными. И… они почти попадаются. Миша жмурится до звездочек под веками, слыша стук в дверь. В секунде от оргазма… ну блять. — Доброе утро, парни! Нам через час выезжать, помните? — раздается голос Ани за дверью. — Да, Ань! — Даня ориентируется первым, требовательно положив свою большую ладонь поверх Мишиной, когда тот замедляется. Остановиться теперь, когда они оба на грани, ему однозначно не позволено. — У вас там все нормально? — не отстает девушка. Миша до крови кусает губу, все, чего ему хочется — это кончить, а этот рыжий садист еще и заставляет его дрочить быстрее. — Миша, как у тебя здоровье? — Н-нормально, — едва выговаривает парень. Его, блять, трясет уже, может, она наконец догадается свалить? — Ну ладно, собирайтесь, — Аня отходит, а Миша жадно впивается в губы Дани, не в силах другими способами заглушить громкий стон. Он бурно кончает, сперма выплескивается Дане на живот, а сам Кашин пачкает его единственную взятую с собой в тур толстовку. «Ебаный Кашин», — думает Миша, наскоро отстирывая толстовку в раковине, и при этом мечтательно улыбается.***
После случившегося сдерживать себя становится еще сложнее. Между ними разве что электрические разряды не бегут, так хочется прикоснуться друг другу, плотнее, крепче, прижаться всем телом. В поезде Даня то и дело трогает его ногой, лезет в камеру, когда Миша берется снимать влог, и ведет себя совершенно неподобающе. Они не обсуждают случившееся, да и не стоит этого делать. О том, что слова обычно все портят, Миша знает не понаслышке. Теперь ему еще больше нравится в туре и не хочется думать, что будет после него. Даже болезнь отступает на второй план. Воспоминания свежие и яркие, Даня рядом, и скрывать широкую улыбку на лице нет сил. Миша едва не пропускает прием своих таблеток, лишь к обеду вспоминает о них. — Айда покурим! — предлагает Кашин, внимательно оглядев пачку антидепрессантов в руке у Совергона. — Я не курю, я же не наркоман ебучий! Ай, куда ты меня.? — Даня без разговоров утаскивает его на улицу. Поезд остановился в какой-то залупе на десять минут, и рядом с ними только такие же любители подымить. Кашин закутывает его в куртку, греет собой и коротко целует в губы, зная, что Аня не увидит. Миша едва не растекается от нежности, которую он чувствует к этому грубоватому, но такому ласковому медведю. — Почему тебе назначили эти таблетки? — без обиняков спрашивает Даня, поглаживая Мишу по талии, прямо по голой коже под задравшейся толстовкой. Взгляд требовательный, попробуй только соври. И Миша сдается. — У меня депрессия была, очень долго. Из-за ориентации… Сейчас пробую выбираться, — можно было скосить под дурачка или уйти от ответа, но Миша пытается быть смелым. Пытается снова довериться другому человеку и отогнать страх, что тот предаст. — Вот жопа. А сейчас тебе получше? — Даня целует его, на сей раз дольше, не обращая внимание на окрик проводника, поторапливающего их. На лице небритого мужчины ясно видно отвращение. Но им, честно говоря, насрать. Миша смеется и кивает, хватаясь за протянутую руку Кашина, когда тот все же направляется к ожидающему их поезду. Проводник, однако, затаивает обиду, не пускает больше Даню покурить, и тому даже временный отказ от вредной привычки дается непросто. Миша предлагает в отместку оставить в купе срач, и настроение Кашина от этой шалости немного улучшается.***
В Красноярске у них один номер на двоих, а Миша безрезультатно уговаривает себя ничего не ждать от предстоящей ночи. Он дает Кашину записать на камеру историю про наглого проводника, опуская подробности про поцелуй, а сам лежит за кадром на кровати и просто смотрит на парня. Даня быстро выключает запись, заметив это, и нависает над ним, задирая на Мише серую футболку. У того торчат ребра, но Совергон уговаривает себя не смущаться от пристального взгляда. На сей раз им нечего опасаться того, что Аня их спалит — она уехала на площадку за… за чем-то там… договориться насчет звука или… Все Мишины мысли путаются, когда Кашин прикусывает его за сосок. Чувствительно так, но до дрожи приятно. Теплая волна проносится по всему его телу и концентрируется в паху. Мише жарко, он, не думая, стягивает с себя шмотки. Даня помогает ему, одобрительно присвистнув. Кашин как всегда раскованный, уверенный в том, что делает, и Миша не собирается от него отставать. — Я смазку купил. Когда вы с Аней ездили тебе за футболками, — отрывисто говорит он и даже не краснеет. Почти. Даня усмехается. — Я тоже, прикинь? Да мы созданы друг для друга, чувак! — это первый раз, когда Даня говорит что-то об их отношениях, у Миши внутри теплеет. Все-таки невозможный человек этот Кашин. Они долго готовят его. Миша уже успевает весь известись, ерзает, насаживается на пальцы, толком не осознавая, что делает и как это выглядит. Даня матерится, пачкает смазкой простыни и с трудом сдерживает нетерпение. — Да блять! Вставляй уже! Похуй, пляшем! — сквозь зубы шипит Миша, готовясь к адской боли и цепляясь пальцами за изголовье кровати. Кашин горячий, его много, но хочется еще больше, до самых, мать его, яиц. Он входит медленно, буквально по сантиметру проталкиваясь, и Миша жалобно стонет под ним, пока не выдерживает и не вцепляется зубами в чужое плечо. — Пусти меня, вампирёныш. Все уже влезло, — комментирует Даня, погладив его по влажным волосам свободной рукой. Миша кивает и прислушивается к ощущениям. Вроде ничего… он хотя бы жив. Он разжимает сведенные судорогой пальцы на ногах и шумно выдыхает на первый толчок. — Да двигайся смелее, ебаный шашлык! — ругается он, и Кашин хмыкает, расслабляясь и утягивая его в поцелуй. Скоро Миша понимает, что его дыхание сбилось, а тело захватывают незнакомые ощущения. Он хватается за Данино плечо, чего-то безмолвно требуя и хватая ртом воздух. Так вот оно как… как круто может быть, когда трахаешься. Сладостное ощущение пронизывает его тело, и Миша стонет, не выдержав удовольствия молча. Он подается на член, пробует, как будет лучше им обоим, и откровенно наслаждается. Даня не смотрит на него до самого оргазма, зажмурив глаза, и только кончая, вглядывается в Мишино лицо. — Так классно, скажи? — шепчет он, но Миша не может ничего сказать. Он содрогается, сперма вытекает из члена толчками, и на уме у него только непечатные выражения. — Мне заебись с тобой. — А мне с тобой, Кашин, — краснея, бросает Миша, и устраивается у него в объятиях, подгребая к себе одеяло. Засыпают они в обнимку, даже не услышав прихода Ани.***
— Что вчера бы..? Ау-у! — при попытке встать с кровати Миша чувствует весьма однозначную боль пониже спины. Примерно такую же, как и при мысли, что скоро они едут в Казань. Может, Рэнделл раздумал и не явится? Хотелось бы верить… Уставший Даня спит без задних ног, и Миша отправляется в ванную почистить зубы и принять душ. — Миш, погоди секунду, — едва парень выходит из комнаты, его останавливает Аня. Она стоит, прислонившись к косяку, в легком халатике, но при этом сохраняет весьма грозный вид. — Что случилось? — Миша старается придать своему голосу непринужденности. Неужели она знает..? — Я там тебе купила новое лекарство, не забудь принять после еды, — она неопределенно машет рукой в сторону кухни. Миша облегченно вздыхает. Не спалила. — Хорошо. Это всё? — Ах да. Если вы с Кашиным снова надумаете трахаться, то делайте это потише, — усмехается Аня. — И засос спрячь перед концертом. Твою мать! Кровь резко приливает к Мишиным щекам. — Спасибо за твою тактичность, — хмыкает он, скрываясь в ванной. Черт, как стыдно-то! Лишь бы новость о том, что они с Даней вместе, не просочилась в интернет! Аня-то своя, не сдаст… Миша прижимается затылком к двери и выдыхает, закрыв глаза. Ну будут болтать, и что с того? Чего он распереживался, как девственница на первом свидании?***
Казань подкрадывается незаметно. Насыщенные событиями дни и ночи в туре тянутся долго, но и им приходит конец. Даня чувствует себя вполне комфортно в родном городе, прикалывается больше обычного и, не стесняясь присутствия Ани, лезет к Мише целоваться. Тот же замирает как вкопанный, заметив Другого Даню на ступеньках возле зала, где у них намечался концерт. — Привет. Проведешь в гримерку? — Рэнделл изображает радушие, но глаза злые и настороженные. Он смотрит на переплетенные пальцы Кашина и Миши. — Да… Окей… Ань, это Рэнделл… — машет рукой Совергон. Та кивает. Даня крепче сжимает его руку. Они вчетвером в напряженном молчании заходят в гримерку. Аня сразу же утаскивает от них недовольного Кашина, и Миша с Другим Даней остаются наедине. — О чем поговорим? — И давно ты с Кашиным? — спрашивает Рэнделл. — Еще до тура? — Какая тебе разница? — выдыхает Миша и осознает, что ему правда все равно, что подумает Другой Даня. Да, он ждал этой встречи, но только для того, чтобы взглянуть в глаза своим страхам. Год депрессии не проходит бесследно, а внутренние шрамы не зарастут, если не признаться самому себе, что человек, в которого он был так безотчетно влюблен, пользовался им, не заботился как следует и привел Мишу к срыву. Мучительно больно было собирать себя заново и сохранить надежду встретить кого-то, несмотря на свою «неправильность». — Ты пидор, — неприязненно кидает Рэнделл. Раньше слышать это было неприятно, а теперь… — Я знаю, ну и что? Дань, хватит там прятаться, из тебя шпион, как из меня бодибилдер, — Миша улыбнулся, шагнув навстречу Дане. Тот прекратил подслушивать под дверью и, приняв независимый вид, притянул Мишу в свои объятия. — Еще вопросы? — Кашин посмотрел на Рэнделла, намекающе приподняв круглые оранжевые очки. В гримерке нашлась целая коллекция дурацких аксессуаров, и Кашин со своей тягой к пиджакам в стразах, не мог пройти мимо. Миша тем временем напялил очки рептилоида, что, по его мнению, являлось отличным подтверждением неприкосновенной ебанутости их пары. Рэнделл машет рукой и уходит, отчаявшись достучаться до Совергона. — Проебал, вот и бесится, — откровенно комментирует Кашин, раз и навсегда ставя точку в обсуждении Другого Дани.