Богиня

      Мне было скучно. То есть СКУЧНО. Когда я была младше, жрицы часто играли со мной, развлекали всеми доступными способами, лишь бы я не плакала. Но теперь они, видимо, считали, что я слишком большая для подобного, и чаще всего я проводила свободное время в компании кошек. Или в одиночестве.       Я пробовала брать книги из библиотеки храма, но все они были либо учебными, либо священными. И скучными. Какой смысл быть Живой Ашет, если твои дни проходят в медленно тянущейся тоске?       Тут я одернула себя, прогоняя нечестивые мысли. Мне оказали великую честь, избрав Живой Богиней, и я должна быть благодарна. Вздохнув, я обвела взглядом свою спальню. В отличие от внешнего двора, сюда не заглядывало солнце, и потому было прохладнее, чем в остальных частях храма.       Плюхнувшись на подушки – и вызвав резким движением перезвон украшений, – я задумалась о том, как меня выбрали. Жрицы никогда не рассказывали об этом. Я только знала, что выбирают непременно девочку с особой отметиной на ступне – в виде кошки. Повернув ногу, я в который раз принялась рассматривать родимое пятно. Если честно, не очень-то оно походило на кошку. Но жрицам виднее, наверное.       Я совсем не помнила дома, в котором жила до храма, и родителей – была тогда слишком маленькой, – лишь какие-то смутные образы остались в голове. Запах пшеничных лепешек и фруктового чая, просторная светлая комната, женщина с круглым лицом и самой очаровательной на свете улыбкой, чьи-то сильные руки. А еще я помню, как плакала, когда жрицы забирали меня, и цеплялась за ту женщину. А она улыбалась сквозь слезы и что-то говорила. Я не помню, что именно, но, наверное, пыталась меня успокоить.       Интересно, родители вспоминают меня? Может быть, ходят на Празднество, когда меня провозят по городу, чтобы благословить народ? А я даже не смогу ни разглядеть, ни узнать их в толпе. Они, наверное, гордятся, что их дочь избрали Живой Богиней.       Празднества я любила и весь год с нетерпением их ждала. Во-первых, это единственный день в году, когда я покидала храм и могла увидеть других людей. А во-вторых, так интересно, когда все эти нарядные люди пытаются прикоснуться ко мне, чтобы получить благословение Богини, смотрят с таким почтением и обожанием. Столько звуков и красок! Правда, потом всегда немного болела голова с непривычки. Но оно того стоило.       Мои размышления вдруг прервал шум со двора. Я нахмурилась, подумав, что противный Трогмортен опять терроризирует остальных кошек. Занавесь на входе колыхнулась, и вбежала Бети. Она так неслась, будто ее кто-то преследует. «Точно Трогмортен», – подумала я, подхватывая Бети на руки.       – Тихо, моя хорошая, – прошептала я, погладив мою любимицу. – Здесь противный кот точно тебя не достанет.       Но вот того, что произошло затем, я точно не ожидала. Занавесь отлетела в сторону, и в моей спальне появился мальчик. Высокий, темноволосый, старше меня, но ненамного. Он резко остановился, быстро моргая – явно ничего не видел из-за того, что попал в полумрак с яркого солнца. Я была так поражена, что на мгновение онемела. Ни разу в жизни я еще не видела мальчиков так близко. Вообще никого не видела, кроме жриц. А потом пришло возмущение. Он не имеет права здесь быть! В эту часть храма запрещено входить посторонним!       Я вскочила, по-прежнему держа Бети на руках, и спросила так грозно, как могла:       – Кто ты такой? Ты не должен здесь быть.       Нахальный мальчишка нисколько не испугался и дерзко ответил:       – А ты кто? – и прищурился, пытаясь разглядеть меня, по-прежнему плохо видя.       Вот же наглец. Еще больше меня возмутило, когда он заявил, что всего лишь хотел поймать кошку. Кошку из храма Ашет! Всего лишь! Не говоря уже о том, что гнался он за Бети. Уж кого-кого, а Бети отдавать ему я не собиралась.       Но чем больше мы разговаривали, тем интереснее начинал он мне казаться. Да во имя Ашет, он пришел из другого мира – уже один этот факт был интересней всей моей жизни! А уж когда он сказал, что спокойно может прийти и уйти сквозь стену… В моей голове тут же родился план. Ему нужна кошка? Прекрасно. Избавлюсь от противного Трогмортена и потребую за него выкуп.       Книги из другого мира. Да я о таком и мечтать не смела!       Мальчик – его звали Кристофер – быстро согласился на мои условия и мы отправились ловить Трогмортена. Это было сложно – Трогмортен, конечно же, отбивался, как настоящий демон, – но я справилась. Никому еще не удавалось уйти от Живой Ашет! Кристофер посмотрел на меня с уважением, и это было приятно.       А потом всё пошло наперекосяк.       Меня позвала матушка Праудфут, и я вынуждена была уйти.       И тут поднялась суматоха: беготня, крики «Держите вора!» и призывание Руки Ашет.       – Что происходит? – встревоженно спросила я у матушки Праудфут.       – В храм проник посторонний – хотел украсть кота, – ответила та и успокаивающе улыбнулась мне: – Но ты не бойся, Богиня, дорогая, вора поймают и накажут.       Боялась-то я как раз именно этого: что его поймают. Но матушке Праудфут такого, конечно, сказать не могла. А потому просто кивнула, постаравшись скрыть свой интерес. Она в любом случае не обратила внимания на мое настроение – поспешно ушла навлечь Руку Ашет на вора.       Некоторое время я ждала, прислушиваясь к топоту, разносившимся по всему храму воплям Трогмортена и людским крикам. Потом всё стихло, и я невольно нервно сцепила руки, гадая, что там происходит. Удалось Кристоферу сбежать, или его поймали?       Когда матушка Праудфут вернулась, широко шагая, я тут же подскочила с подушек, уставившись на нее с немым вопросом.       – Всё в порядке, Богиня, – торжественно сообщила она. – Вор пойман и наказан. Рука Ашет поразила его.       Мне стоило громадных усилий воли не показать своего разочарования и постараться изобразить довольную улыбку. Вот и всё – не будет мне никаких книг из другого мира! Ну, и Кристофера было жаль.       И снова потянулись мои скучные однообразные дни. Наверное, я разгневала Ашет своим желанием получить что-то из другого мира. Наверное, нельзя было так делать. Ну, или тем, что самовольно отдала храмового кота. Второе вероятнее.       Я пыталась утешиться мыслью, которую мне подкинул Кристофер: когда вырасту, я перестану быть Живой Ашет, поскольку Богиня всегда должна быть девочкой. А значит, надо лишь потерпеть несколько лет, и я получу свободу. По крайней мере, есть чего ждать.       А потом Кристофер вдруг вернулся и принес книги. Я пришла от них в такой восторг, что забыла спросить, как он сумел выжить. Кристофер что-то сказал про какой-то языческий праздник – я не слушала, если честно, я наслаждалась своим сокровищем. Как бы только не прочитать их все залпом, а растянуть удовольствие… Ну, на неделю хотя бы. Что я буду делать, когда неделя закончится, я старалась не думать.       И тут Кристофер заявил:       – Я купил тебе первые пять.       – Хочешь сказать, есть еще? – пораженно воскликнула я и жадно спросила: – Сколько?       – Я не считал, – пожал плечами Кристофер. – Около пяти.       С ума сойти! Я должна была заполучить оставшиеся книги. Чего бы это ни стоило.       – Хочешь еще кошку? – спросила я.       Но он отказался. Тогда я предложила ему взамен один из своих браслетов. Потому что больше предложить мне было нечего. Кристофер явно не понимал моего восторга и пытался отказаться от платы. Он-то, счастливчик, мог в любое время достать любую книгу, какую захочет. «Может, они тебе еще не понравятся». Надо такое сказать! Книги из другого мира по определению не могут не понравиться – просто потому что они из другого мира. Ну, и потому что займут мое время и избавят от скуки.       Я видела, Кристофер посчитал меня странной. Но мне было всё равно. Пусть думает, что хочет, лишь бы на сделку согласился.       Браслет снимался с трудом – наверное, оттого что я нервничала и торопилась. И всё оказалось зря. Стоило Кристоферу прикоснуться к браслету, как он просто провалился сквозь пол – будто резко стал бестелесным. Сначала я расстроилась – значит, других книг не будет. Потом испугалась – а вдруг Ашет посчитала, что я не должна получать эти книги?       Некоторое время я размышляла, что мне делать. Попробовать спросить Ашет? Сразу избавиться от книг? Нет, избавиться от них я точно не могла, не прочитав хотя бы разочек. И по той же причине не хотела обращаться к Ашет. Сначала прочитаю – а потом посмотрим. До тех пор, пока она явно не запретила, можно считать, что разрешила.       Книги оказались еще интереснее, чем я ожидала. Теперь всё время, не занятое уроками и службами, я проводила с книгами в своей спальне. Правда, приходилось прятать их от матушки Праудфут и других жриц – они бы меня точно за это по головке не погладили и наверняка всё отняли бы, – но я быстро придумала себе отличный тайник.       Мне открылся целый незнакомый мир. Абсолютно волшебный. Я будто сама побывала в Ловудском пансионе: вместе с Милли заводила подруг, играла, учила уроки, ссорилась, мирилась и противостояла вредной Дельфинии. Я плакала с Милли, радовалась с Милли, боялась с Милли, надеялась с Милли. И, о, как бы мне хотелось самой оказаться в таком пансионе!       Это были самые счастливые дни в моей жизни.       Я полностью погрузилась в «Звездный час Милли» – это была последняя книга, и мне хотелось растянуть удовольствие подольше, – когда со стороны внешнего двора раздались тихие шаги. Испуганно подпрыгнув, я поспешно сунула книгу под подушки. Но, увидев пришедшего, облегченно выдохнула. Кристофер.       – Больше никогда не входи так тихо, иначе я моментально стану Мертвой Ашет! – проворчала я, однако на самом деле была рада его видеть и, к собственному удивлению, не только из-за книг.       С ним было интересно просто болтать. В конце концов, он был единственным сверстником, с которым я когда-либо общалась.       Кристофер заверил меня, что исчез в прошлый раз вовсе не потому, что Ашет не хотела, чтобы я получила эти книги. Просто Трогмортен оказался на самом деле очень ценным, и мне не надо было ничего доплачивать. Напротив – он оставался должен. Это радовало. Значит, можно будет попросить еще.       И только быстро перебрав книги и убедившись, что Милли все-таки станет старостой, я вспомнила то, о чем собиралась спросить еще в прошлый раз:       – Что случилось, когда ты забрал Трогмортена? Матушка Праудфут сказала, что Рука Ашет убила вора.       – Они пытались, – ответил Кристофер.       Кажется, он чувствовал себя неуютно. Я восхитилась его храбростью и честностью. Вернуться в то место, где тебя чуть не убили и наверняка попытаются убить снова, если поймают, только для того, чтобы выполнить обещание – это достойный поступок. Мне захотелось его чем-нибудь отблагодарить. Но что я могла предложить?       И тут меня озарило.       – Ты хотел бы награду? – спросила я.       Кажется, Кристофер не очень-то верил, что я могу предложить ему что-то действительно ценное, поскольку отвечал с явной осторожностью. Ничего, он еще передумает, когда увидит, что я придумала.       Заранее предвкушая его реакцию, я повела Кристофера в Святилище. Вообще-то ему не полагалось там находиться, но я решила, что он заслужил. В конце концов, я Живая Ашет и имею право решать, кому показывать свою вторую личность.       К моему глубокому разочарованию, Кристофер нисколько не впечатлился. Он смотрел на статую Ашет с таким видом, будто его жестоко разыграли. Может, он просто не понял, какой чести удостоился? Я попыталась объяснить:       – Это Ашет. Она – это я, и я – это она. И это ее Божественный Вид. Я подумала, тебе понравится познакомиться со мной такой, какая я есть на самом деле.       Кристофер старался быть вежливым, но я видела, что на самом деле, ему не понравилось. Ни малейшего восхищения. А с другой стороны – что взять с язычника? Он ведь даже не верил, что Ашет – настоящая. Я это чувствовала.       Зато он внезапно заинтересовался тем, как делать глупое выражение лица на уроках. И тут же оживился. Таким он нравился мне гораздо больше – без этого недоуменного выражения «Какая же ты все-таки странная». И я бы поддержала тему, если бы не внезапное появление матушки Праудфут, загадочным образом прознавшей, что я пошла в Святилище. У этой женщины просто нюх на то, чем я занимаюсь.       Кристофер запаниковал. А кто бы не запаниковал на его месте? А я вдруг поняла во внезапном озарении: в прошлый раз он пропал просто потому, что прикоснулся к моему браслету. Я принялась отчаянно его стаскивать, но проклятая побрякушка никак не хотела сниматься. Мы не успевали. Тогда я просто схватила ладонь Кристофера и приложила к своим украшениям. Он тут же исчез, как в прошлый раз. Я облегченно выдохнула. Получилось! Я не ошиблась в своем предположении. И запоздало испугалась: вот была бы жуть, если бы ошиблась!       – Что ты здесь делаешь, Богиня, в такой час? – спросила матушка Праудфут, появляясь из-за статуи.       Я постаралась изобразить самый невинный вид и само собой разумеющимся тоном ответила:       – Пришла помолиться.       Матушка Праудфут с улыбкой покачала головой:       – Похвальное желание. Но всё же не стоит ходить в Святилище в неурочное время. Ты знаешь, как строга Ашет.       Я кивнула и пообещала:       – Больше не буду.       После чего убежала во двор к кошкам. Меня разбирала досада: если бы не матушка Праудфут, мы могли бы поболтать с Кристофером и подольше. Хотя новые книги служили немалым утешением, и досада быстро улетучилась. Повозившись для вида с котятами, я вернулась в спальню, чтобы погрузиться в чтение. И на этот раз меня уже никто не отвлекал до самого ужина.       На досуге – которого у меня по-прежнему было больше, чем хотелось бы – я обдумала, что такое происходило с моими украшениями. И поняла, что дело не в украшениях, как таковых – дело в серебре. Каким-то образом серебро блокировало магию Кристофера. А поскольку в моем мире он появлялся именно с помощью магии, стоило ему прикоснуться к серебру, он тут же возвращался в свой. Надо будет в следующий раз поделиться с ним своими наблюдениями. Если, конечно, к тому моменту он не поймет этого сам.       После этого случая Кристофер больше не появлялся, и я не могла его винить. Кто бы захотел возвращаться, чуть не попавшись опять? Хотя временами мне хотелось с ним поболтать, я была вполне счастлива с книгами. Ровно до дня Празднества.       К тому моменту я успела не только дочитать, но и несколько раз перечитать все книги, и Празднества ждала с нетерпением. Я всегда любила этот день, возможность побывать снаружи, посмотреть на город и на людей. Но в этот раз всё ощущалось совершенно по-другому.       Меня как всегда нарядили в громоздкие тяжелые одеяния, увешали драгоценностями и ярко раскрасили лицо. А потом посадили в повозку и вывезли наружу. Из тишины и темноты храма я резко попала на яркое солнце, а по ушам ударили громкие приветственные крики, блеяние коз, рев ослов. Я вздрогнула и быстро заморгала, пытаясь привыкнуть к переменам. И тут люди, стоявшие шеренгами вдоль улицы, по которой меня везли, начали запрыгивать на повозку, чтобы прикоснуться ко мне.       Так всегда бывало, но почему-то раньше мне это казалось волнующим, создавало ощущение праздника. А сейчас я чувствовала себя куклой, в которой никто-никто не видит живого человека, а лишь возможность получить удачу, прикоснувшись. И если бы они только касались! Они хлопали меня по рукам, плечам, спине чуть ли не изо всех сил – будто, чем сильнее ударишь, тем больше удачи получишь. И я даже не могла возмутиться – лишь спокойно и неподвижно сидеть. Кукла.       А самое ужасное, что всё это продолжалось целый день, до заката. Крики, солнце, хлопающие по мне руки. Кажется, я вся покрылась синяками. Мне приходилось изо всех сил стиснуть зубы и сжать кулаки, чтобы не завыть и не разрыдаться.       Я думала, что вздохну с облегчением, когда Празднество закончится и я вернусь в тишину и спокойствие храма. Но нет. Стоило мне остаться одной в спальне, как на меня накатила такая ужасная тоска и отчаяние, что я полночи рыдала, уткнувшись лицом в подушку. И даже читать больше не хотелось.       Уныние не прошло и на следующий день, и на следующий. Я вдруг четко осознала, что сама по себе абсолютно никого не интересую. Всем нужен лишь Живой сосуд для силы Ашет. Что я чувствую, о чем мечтаю, никого не волнует. Мне казалось, будто я в ловушке – длинном-длинном туннеле без выхода. И ничегошеньки не могу с этим сделать.       Я стала такой унылой, что даже жрицы заметили. Они решили, что я заболела, и я не стала их разубеждать. Всё равно настоящей причины они не поймут. Только матушка Праудфут как-то странно на меня поглядывала, будто в самом деле понимала, что со мной творится. Но она ничего не говорила, а начать разговор первой я не решалась.       На третий день после Празднества появился Кристофер.       Я по-прежнему пребывала в унынии, и не очень-то обрадовалась его появлению. Даже когда он протянул мне новые книги. Кристофер озадачился, что со мной такое. И я рассказала – просто потому что хотелось излить душу хоть кому-нибудь.       И вот тогда я осознала, как мне повезло познакомиться с Кристофером. Он не просто понимал меня, как никто. И видел во мне человека, а не средство. Он тут же постарался меня развеселить, рассказывая последние события своей жизни – тоже не больно-то радостные – с таким юмором, что под конец я уже хохотала, забыв про тоску последних дней.       Но упоминание об Ашет вновь ее вернуло.       – Ты перестанешь быть Живой Ашет, когда вырастешь, – попытался утешить меня Кристофер.       Но в его словах мне послышался подтекст: «А вот я никогда не перестану быть Крестоманси». И это спровоцировало у меня истерику. Я рыдала и кричала так, что Кристофер, похоже, испугался и уже не знал, как меня успокоить. К этому моменту мне было наплевать.       На мои крики прибежала матушка Праудфут, и Кристофер благоразумно сбежал, пока его не обнаружили. И на это мне тоже было наплевать.       – Богиня, дорогая! Богиня! Что случилось, милая? – встревоженно спрашивала матушка Праудфут, обняв меня и гладя по голове.       Но не могла же я ей объяснить, что хочу ходить в школу в другом мире, а не сидеть целыми днями, запертой в храме. Поэтому я просто продолжала плакать, уткнувшись лицом ей в грудь. Поняв, что расспросы бесполезны, матушка Праудфут замолчала и только продолжала гладить меня по голове. Это было так… по-матерински, так тепло, как будто она видела во мне личность, а не живой сосуд. Я поняла, что всегда любила матушку Праудфут больше других жриц. Так в ее объятиях я и заснула.       На следующее утро я проснулась с мыслью, что, в конце концов, Кристофер прав: в отличие от него, мне есть, чего ждать – когда-нибудь я перестану быть Живой Ашет.       Правда, радовалась я этой мысли недолго. Поскольку после завтрака мне пришел в голову вопрос: а что именно тогда со мной станет? Что вообще происходит с девочками, которые стали слишком взрослыми, чтобы оставаться Живой Богиней? Я ведь уже почти взрослая – скоро мне будет двенадцать.       Может, тогда я стану жрицей? Решив выяснить этот вопрос, я, как могла невинно, спросила у матушки Доусон во время урока:       – А кем вы были до того, как стали жрицей, матушка Доусон?       Та недоуменно моргнула:       – Никем собственно. Жила с родителями. Понимаешь, в жрицы берут совсем юных девушек, не успевших еще выйти замуж.       Я кивнула. Значит, Богиней она точно не была. Расспросы остальных жриц и подслушивание разговоров принесло те же результаты – ни одна из них никогда не была Живой Ашет.       Тогда я решила изучить записи. Я знала, что храм вел подробную хронику своей жизни. Однако и там я не нашла ничего конкретного – лишь смутные намеки. Но от этих намеков мне стало страшно. Так страшно, что я решилась спросить матушку Праудфут напрямую.       – Не забивай этим голову, дорогая, – ласково ответила она. – Ашет обо всем позаботится.       В ее тоне мне послышалась жалость. Может, я сама себя накручивала, но мне стало еще страшнее. Что делать, если мои подозрения верны, и меня собираются принести в жертву Ашет? Как избежать этой участи? Умирать мне совсем не хотелось.       Единственный выход, который я могла найти – сбежать. Просто сбегать из храма – бессмысленно: меня быстро найдут, поскольку я понятия не имела, где и как спрятаться. А значит, надо сбегать в другой мир. И тут мне мог помочь только Кристофер. Он постоянно гулял между мирами, знал, как это делается, и мог меня научить.       И я стала с нетерпением ждать, когда он появится. Ведь он же вернется, правда?       Кристофер вернулся.       Однако его ответ меня разочаровал. Оказывается, для путешествий между мирами он пользовался тем, что у него несколько жизней. У меня-то она одна. И что теперь?       Кристофер попытался меня успокоить, и я воспользовалась этим, чтобы устроить истерику. На мои крики, конечно же, прибежала матушка Праудфут. Я прекрасно помнила, как он отреагировал на это в прошлый раз, и как только он начал просачиваться сквозь стену, я тут же заморозила его там.       План у меня созрел моментально, как вспышка молнии в голове. Я запечатала его в стене – так, что он даже не заметил – и решила не выпускать, пока он не пообещает забрать меня с собой в свой мир.       Кристофер неожиданно заупрямился. Может, он и правда не мог меня забрать, но в данный момент мне совершенно не хотелось об этом думать. Я должна была выбраться. И он поможет мне – хочет он того или нет.       Переговоры затянулись надолго. Кристофер спорил, уговаривал, просил, угрожал. И ни в какую не хотел мне помогать. Эгоист! А я-то думала, он добрый мальчик!       А потом он – видимо, отчаявшись выбраться из стены – предложил мне решение, о котором я давным-давно должна была подумать сама. Спросить Ашет напрямую. И как я могла быть такой глупой!       Я взбодрилась и успокоилась. Вот только облегчение длилось недолго. В полночь Ашет послала знамение. Бети умерла, родив единственного котенка. А, значит, все мои страшные подозрения были верны – перестав быть Живой Богиней, я умру.       От ужаса, отчаяния и непроходимо-черного чувства безысходности я закричала, стоя на коленях над мертвой Бети. Поднялась суматоха, прибежали жрицы, узнать, что случилось. К счастью, они решили, что я кричу из-за смерти Бети. И принялись меня утешать. Я незаметно отпустила Кристофера – в конце концов, я обещала – и продолжила рыдать.       Еще несколько месяцев, и я умру. От этой мысли хотелось кричать еще громче, ломать и крушить всё вокруг, высказать жрицам всё, что я о них думала. Но мне удалось взять себя в руки и сделать вид, будто я успокоилась, чтобы они ушли и оставили меня одну. Мне надо было подумать.       Когда их шаги уже почти затихли в коридорах, я вдруг услышала донесшийся издалека голос матушки Праудфут:       – Мы должны немедленно начинать искать новую Живую Ашет.       Я застыла от ужаса. Они знают. Знают, что я всё поняла. Я должна бежать, как можно быстрее.       Тихий писк отвлек меня от мрачных мыслей. Котенок Бети отчаянно пищал, ища мать и еду. Я схватила бутылочку с молоком, которую оставили для него жрицы, и подхватила его на руки, чтобы покормить. Точнее ее – котенок оказался кошечкой. Она принялась жадно сосать, вытянув лапки и растопырив крошечные коготки.       Глянув на них, я снова застыла – на этот раз от ослепительной болезненной надежды. У кошечки было семь когтей. Священная лапа. Такое случалось крайне редко, и явно означало удачу. Я поняла, что должна добраться до мира Кристофера и пойти в школу.       Отпуская Кристофера, я заморозила в стене одну из его жизней. У него их всё равно несколько, а мне она пригодится, чтобы сбежать отсюда. Потому что я не собиралась спокойно сидеть и ждать, пока меня убьют.       Кошечку я решила назвать Праудфут – и из-за ее лапы, и чтобы сбить со следа матушку Праудфут. Когда на следующий день я сообщила ей об этом, она была так польщена, что чуть не прослезилась.       – О, Богиня, дорогая, – дрогнувшим голосом произнесла она, – это так мило с твоей стороны.       Я почувствовала себя последней мерзавкой. Но отступать было поздно, да и не собиралась я отступать. Ни за что на свете.       Всё утро я тщательно обдумывала план бегства, снова и снова прокручивая в голове слова Кристофера о Месте Между и щели в чарах Замка, о том, как он оставляет позади одну из своих жизней, вроде якоря. И одновременно старалась выглядеть как обычно – общаться со жрицами, играть с кошками, есть, сидеть на уроках.       Когда же наступило время послеобеденной сиесты, и храм погрузился в сонную тишину, я собрала свои драгоценные книги, как следует связав их, сняла с себя все украшения – они были серебряными, и я побоялась, что с ними не получится использовать жизнь Кристофера, – взяла Праудфут и бутылочку с молоком для нее и повернулась к стене.       Я могла чувствовать заточенную там жизнь Кристофера и, кажется, знала, что надо делать. В последний раз с грустью я окинула взглядом свою спальню – мраморные плиты, гору белых подушек, плотную занавесь над аркообразным входом. Здесь прошла вся моя жизнь – сознательная, во всяком случае. Храм был моим домом, и (Кристофер был прав и в этом) жрицы вообще-то были добры ко мне. Матушка Праудфут в особенности. И чтобы набраться решимости бросить всё и отправиться в чужой незнакомый мир, мне пришлось напомнить себе, что меня ждет всего через несколько месяцев.       Я решительно вскинула голову, вытерла непрошеные слезы и шагнула вперед, заворачивая за угол, как советовал Кристофер. Теперь моя судьба была только в моих руках.