Страховка путешественника

      Он спит чутко с тех пор, как погибла Грейс. И хриплый, болезненный стон, который вторгается в его сны, слишком осязаем, чтобы не быть реальным, слишком фантастичен, чтобы быть чем-то, кроме реальности.       Он со вздохом открывает глаза навстречу раннему утру, серому и тусклому, влезает в шлепанцы, закутывается в халат и бесшумно ступает, чтобы не разбудить Райана. Молодым людям сон нужен больше, чем таким, как он, – и вполне понятно, что по крайней мере один из них должен получить преимущество полноценного ночного отдыха. Не было слышно предательского хруста ломаемой мебели, поэтому он решил не заглядывать в гостиную. Он направляется прямо к двери на кухню и выходит в сад.       Не луна бледно освещает то, что осталось от его клумб. Только тени, мрачные, серые, бесформенные. Он шагает к ТАРДИС, тихой и неподвижной, приземлившейся возле забора. Она выглядит так же как и всегда, будто бы являясь частью пейзажа. Но он все еще не может вздохнуть с облегчением, с трепетом. Что-то не так, что-то, что начинается и заканчивается тем, что сейчас не субботний полдень.       Двери открываются, когда он касается их, и он покорно входит внутрь. В воздухе висит едкий дым. Она прислонилась к консоли, выражение ее лица было спокойным и безмятежным, и если бы не кровь, запекшаяся в волосах, и не прожженный плащ, он подумал бы, что она спит.       Но ему лучше знать.       -Ты расплющила мои бегонии, - говорит он устало. Ответа нет. Он подходит ближе, в пелену дыма, окружающее сияние и ощущаемое насилие, и кладет ее на землю. Проходит через контрольный список: кровотечение – остановилось, сердцебиения – сильные, кожа – холодная, зрачки – вялые. Он снимает халат и засовывает ей под голову. – Незабываемое появление, Док.       Ее веки дрожат, но она не просыпается. Он проводит рукой по лицу и встает, колени слегка болят.       -Я вернусь, - говорит он. – Я бы сказал никуда не уходить, но...       Он знает лучше.       Когда спустя десять минут он возвращается с двумя дымящимися чашками чая в руках, она уже сидит, сонно глядя на него.       -Привет, - говорит она через мгновение, достаточно долгое, чтобы он понял, что она не может вспомнить его имя, но слишком вежлива, чтобы сказать об этом. Ее глаза сузились в прищуре. – Грэм.       А вот и она.       Он передает ей чашку с семью кубиками сахара, негодующе размешанными в ней, и опускается рядом с ней, не говоря ни слова.       -Извини, - говорит она через мгновение. – Телепатические цепи. Начала революцию, перешла на другую сторону, немного пошатнулась, и подумала о…       У нее перехватывает дыхание. Она моргает, и он видит, как она думает, практически видит, как вращаются шестеренки, которые обычно гораздо лучше спрятаны. Значит, сильный удар по голове.       -…безопасном месте. - Она смотрит на него, наблюдая. Она выглядит усталой, вот и все, о чем он может думать. Волосы у нее длиннее, чем были в субботу. Ее лицо более изможденное. - Извини, - повторяет она, как будто собирается уходить. Как будто она уже сказала слишком много.       Их приключения в выходные никогда не заканчиваются раздавленными бегониями и дымом. На этот раз она не победила, думает он, хотя она и не сказала этого. Это видно по линии ее плеч, по изгибу губ. Он видит несправедливость, все еще застывшую в ее глазах. Поражение.       -Так вот значит чем ты занимаешься? – спрашивает он, стараясь говорить мягко. Тихо. – Я имею в виду, когда мы не смотрим. Между субботами. Ты прибираешься. Делаешь всю грязную работу.       Ты не всегда побеждаешь.       Он наблюдает, как она мысленно отбрасывает ложь, как серию плохих карт, перелистывает их, как чековую книжку, но в воздухе слишком много дыма, чтобы они могли быть убедительными, и они оба это знают.       -Вселенная не останавливается, - наконец говорит она, - пока я с вами на Космической Майорке.       -Разве я этого не знаю? – он делает глоток, чтобы скрыть напряжение в челюсти. – Разве мы все этого не знаем?       -У меня есть долг.       -Чепуха. Кто так сказал?       -Так говорит… - она разочарованно смотрит на него, и это не должно быть так больно. – Так говорит вселенная, - она вздыхает. Так говорю я. Так говорят дыхание в моих легких и кровь в венах. Долг это лишь сказать себе: «Я могу, а значит я должен», а затем – сделать это.       Он долго смотрит на нее.       -Разве это и не наш долг тоже?       Попалась, думает он, но это не победа. Она сжимает губы и отводит взгляд.       -Может быть, - соглашается она.       -Почему тогда? Почему… - бормочет он. Дым оседает в носу, туман раннего утра окутывает уши. – Ты говорила нам о том, что безопасно будет не всегда. Отправиться с тобой было нашим выбором.       -Неужели? Предложите ребенку чемодан, полный сладостей, и он возьмет его, - говорит она, и это звучит удивительно горько. Он никогда раньше не слышал в ее голосе горечи. На ее лице появляется краткая резкая улыбка. - Предложи кому-то всю вселенную...       Улыбка исчезает.       -Но ведь это не вся вселенная. – он ставит чашку на пол, наблюдая как по ней пробегают волны движения.- То, что ты обещаешь – ложь.       -Нет, - она протестует, но это лицо - открытая книга, когда она позволяет ему быть таким. - Нет, просто... - она пытается найти что-то среднее между правдой и ложью, что удовлетворит их обоих. - Это просто... страховка путешественника.       Вдох.       -Страхование жизни, - бормочет она, и слова вылетают из нее прежде, чем она успевает их обдумать. - Знаешь, у меня тоже есть долг перед тобой. Обязанность оберегать. Я не всегда…       Она смотрит на свои руки, вяло лежащие на коленях. Покрытые сажей.       -Не всегда выполняла ее, - шепчет она. – Так что, может, я лгу не тебе.       Она не говорит этого, а он не спрашивает, но он чувствует дыхание других людей у себя на затылке, чувствует их призрачное присутствие. Люди из прошлого. Давно ушедшие, если он правильно понял. Теперь лишь тени. Воспоминания.       Давно ушедшие, что должно бы беспокоить его сильнее, чем сейчас.       -Так это долг, - спрашивает он, нахмурившись, - или эгоизм?       -Почему не оба сразу? – Вопросом на вопрос, и если это не суть Доктора, то он не знает что именно. Она барабанит пальцами по решетке. - Во всяком случае, именно это я и пыталась делать. Я думала, что смогу защитить всех на этот раз, я думала, что смогу придерживаться скучных, простых, красивых моментов. Но там... плачут дети, - говорит она, сжимая пальцы в кулаки. - Всегда. И я не могу отвести взгляд, Грэм. Я не могу уйти. - Она снова улыбается, еще горше, еще древнее. - Но мне нужна ложь.       Это все совершенно не укладывается в голове. Мысль о том, что их субботы, такие фантастические, такие невообразимые, такие сказочные и наполненные чудесами,- всего лишь промежуточный этап на пути к реальной вселенной. Что те знания, та магия и время, которое они выиграли – все это тонкая оболочка. Фантазия. Но он видел, как она паникует, когда что-то идет не по плану, он видел страх в ее глазах несколько раз, когда они были близки к настоящей катастрофе.       Если бы он был очень стар, очень добр и очень напуган, тогда, возможно, он тоже захотел бы лгать.       -Тогда в чем же ложь? Давай, Док. Чтобы я знал, что мог бы получить.       Ее глаза тусклые, лицо бледное, но улыбка настоящая, как ему кажется.       -Вселенная проста и незамысловата. Плохое всегда ужасно, а хорошее всегда прекрасно, - шепчет она. – Выбор всегда прост, и мы делаем его правильно. Мы всегда успеваем вовремя и всегда побеждаем. Никто никогда не пострадает и никто никогда не исчезнет. – Она сглатывает. – И никто никогда не уходит.       На мгновение воцаряется тишина. Грэм вздыхает.       -Хорошая сказка, - тихо произносит он. – Но между нами говоря, я предпочел бы правду.       -Неужели?       -Я уже живу ей, разве нет? Разве не все мы живем так? Жизнь на Земле, может, и не такая уж захватывающая, но и не проста. Здесь нет лжи, чтобы провести нас через нее. Может, нам нужна правда, от которой ты так отчаянно пытаешься убежать.       И теперь он обходит свою скорбь стороной, говоря через ком в горле.       -Грэм, - говорит она тихо, и это ужасно мило и он не может этого вынести.       -Скажи мне правду, Док, - говорит он, смотря на осторожное древнее сочувствие в ее глазах. – Я пообещаю, если хочешь, я не скажу ребятам, но я могу принять это, я обещаю.       Она тихо выдыхает.       -Правду? – Она поднимает взгляд, будто видит звезды через потолок ТАРДИС, сквозь толщу облаков и тумана. Возможно, она может. – Правда в том, что есть миры где полыхает небо. Где спят моря и мечтают реки. Где люди сотканы из дыма, а города из песен. Правда в том, что где-то есть опасность, где-то несправедливость, а где-то, - она улыбаясь смотрит на остывающие чашки между ними, - остывает чай.       -И что все это значит?       -Это значит, что есть работа.       -Ужасная работа.       -Нет. Единственная работа, Грэм.       -Почему?       -Потому, что я могу, - серьезно говорит она ему. – А значит, я должна.       -Это действительно так просто, как кажется?       -Если ты так решил.       Он усмехается, качая головой, но чувствует, как по его лицу расползается нежная улыбка.       - Тогда ладно, - говорит он. - Но ты не должна делать это одна. Нет необходимости держать все в чистоте, Док. Мы всего лишь люди. - Улыбка исчезает. - Мы все пережили немало ужасных вещей. Мы справимся.       -О, я знаю это. – она оставляет намек бровями, и он знает, что сегодня он не выиграл.       Честно, порой ему кажется, что он единственный взрослый в комнате.       Но дело в том, что сочувствие, в свою очередь, ползет комком вверх по его горлу, и он не может быть грубым, он не может быть злым. Во всем этом есть логика, есть история, и кто он такой, чтобы говорить, как древнее и ужасное существо с необъяснимой любовью к печенью и человечеству должно заниматься своим делом?       Его жизнь – мгновение ока. Если честно, то, что она вообще его слушает, просто чудо.       -Я не скажу им, - наконец говорит он, устав от тишины. – Яз и Райану. – Они молоды. Он подозревает, что ложь им нужна как минимум вполовину меньше, чем Доктору. – И я не буду… Полагаю, что и не смогу остановить тебя. Но приземление здесь не должно быть несчастным случаем. Исполняй свой долг, если чувствуешь, что должна. Но после приходи на чай.       -Грэм…       -Никаких но. Ты хочешь лгать, так работай над этим лучше. У тебя есть обязанность заботиться, но и у меня тоже. Ты порой как ребенок, честное слово.       -Эй! Напоминаю, я старше вашей цивилизации.       Он делает строгое лицо, и она колеблется.       -Ладно, - бормочет она, осторожно поднимаясь с земли. Молчание. – Извини за твои бегонии.       Кряхтя, он встает:       -Ты сможешь загладить вину в субботу.       Ее глаза загораются:       -Космические бегонии! – она размышляет. –Придется слетать на Марс. В 51 веке они терраформируют ботанический сад, который занимает половину планеты.       -Звучит прекрасно.       -Стоит того, чтобы платить за вход, как мне кажется.       -Страховка покроет расходы?       -Всегда. – Она улыбается, и улыбка эта выглядит очень грустной и очень древней. – До тех пор пока не сможет.       -Ну что ж. - Он смотрит на потолок и пытается представить звезды за ним. Мерцающий вдали Марс, окутанный облаками и пылью. Висит в небе, ждет. - Это все, о чем мы можем просить, не так ли?