У роз тоже есть шипы

Мазохист ли Уилл? Он считает, что нет. Он уже привык постоянно извиняться, даже если ни в чем не виноват, хотя в этом поместье винят только его во всех прегрешениях. Ведь ему даже не хватит духу сбежать или дать отпор, он привык терпеть все эти заскоки, когда его так и норовят склонить, унизить или еще хуже — избить, будто бы без этого нельзя и дня прожить. Близнецы всегда найдут причину, почему его надо наказать. Много сахара в кофе, мало сахара, еда слишком остыла, слишком теплая и тому подобное. Даже если Мэйбл редко подключается к брату для избиения, так как больше упивается, наблюдая за текущей сценой, она слишком занята своими «гнусными» делами, а вот Пайнс старший всегда найдет время на несчастного перепуганного демона. Уилл медленно наблюдает за Пайнсом, что сидит за своим роскошным креслом и читает очередную книгу; его челка откинута назад, и показывается большое родимое пятно на лбу, что напоминает созвездие большой медведицы. Он так внимательно смотрел в книгу, вчитывался, иногда его холодные губы что-то тихо произносили, а краешки расплывались в ухмылке. Камин стоял неподалеку от рабочего стола и потрескивал дровами, языки пламени были единственным освещением небольшого помещения, но это совсем не мешало старшему спокойно читать в полумраке: ему так нравилось, а за зрение он и вовсе не беспокоился. Был слышен тихий шелест перелистывающейся страницы; он снова ухмыляется и переводит уже не такой довольный взгляд на слугу. — Принеси мне кофе, Уилл, — надменно говорит старший, чувствуя свое превосходство над демоном без артефактов, хотя и с ними он ничто. Пайнсы просто сделали услугу, забрав такое ничтожество в услужение, и он должен быть благодарен им. Его поджилки трясутся, он дрожа поднимает взгляд на своего Господина. Пайнс же уже снова с головой уходит в чтение, опустив взгляд в книгу. Уилл медленно покидает свое место у камина; он всегда там стоит, наблюдает за Господином, ждет указаний, без разрешения ему нельзя покидать комнату. Сайфер иногда думает, что, возможно, Пайнсу просто скучно находиться в своем роскошном кабинете в одиночестве, но даже если это так, то он не признается и под страхом смерти, да и кто решится сотворить такое? Все боятся безумств близнецов; иногда появляется мнение, что это не Сайфер — демон и что не с ним заключили сделку, а он, причем на вечное рабство. — Я не слышу, Уилл. — Пайнс не поднимает взгляда, не отрывается от чтения, его голос ясно выдает недовольство — этого вполне достаточно. — Сейчас же сделаю, Господин. — Конец он особенно выделяет, это Пайнсу нравится: нравится, что его возносят. Уилл покидает свое место и выходит из кабинета, как мышка, тихо и незаметно. Он направляется к кухне, помимо него тут есть еще слуги, но их не подвергают таким унижениям, как демона: может, его считают еще более жалким или же он «избран», ха! Это так смешно звучит из уст демона, ведь каждой ночью он молится, чтобы это прекратилось, чтобы хотя бы одним днем к нему подошли, мягко и нежно, не давая пощечины, прикоснулись к щеке, провели до волос и ласково потрепали их, в ответ выдавая теплую, а не надменную улыбку, — это было бы великим счастьем для демона, счастьем, о котором и вообразить трудно. Сколько лет он в этом персональном аду? Не знает, но за это время никто ни разу не проявлял к нему ласки, это уж точно. Стены коридоров голубого и черного тонов больше напоминают классический стиль, особняк был в два этажа и с небольшим чердаком с подвалом. Уилл спал на чердаке, там был его укромный уголок, где он мог помолиться, как ни странно, поплакать и даже иногда проклинать, но нет, не Пайнсов, а свое жалкое существование. Если же он провинился серьезно, что решали только Пайнсы, то его запирали в подвале, вынуждая условиями спать, как животное, на холодном сыром полу; правда, демоны не болеют, но даже несмотря на это они все еще продолжают испытывать чувства, особенно Уилл. Вот он почти дошел до кухни, по дороге сталкивается со служанкой; она, не обращая на него внимания, идет дальше. Единственными собеседниками Уилла были лишь Пайнсы, которые разве что отдавали только приказы или говорили, даже тыкали, как собачонке, на его ошибки. Кофе был приготовлен: немного молока, побольше кипяченой чистой воды, две ложки кофе, как и любит Господин, а также одна ложка сахара. Обратно Уилл идет быстро: он и так возился с этим слишком долго, если бы было разрешено, то он бежал бы туда и обратно. Стук; Сайфер входит и подносит Пайнсу кофе, аккуратно и бесшумно ставит чашку, которая была на небольшом блюдце, на стол недалеко от стопок различных бумаг. Отходит на свое постоянное место у камина и замирает статуей, ожидая новых указаний или же когда он надоест, и его отошлют к себе на чердак. Пайнс отвлекается от чтения, кладя книгу на стол, предварительно закрывая. Он берет чашку за ручку, отставляя мизинец и еще несколько пальцев, будто бы королевская особа, но в Реверс Фолз так и было. Он отпивает немного, потом проглатывает. Уилл замирает в ожидании вердикта. — Подойди, — говорит Пайнс, продолжая держать чашку в руке. Уилл подходит. — Возьми. — Пайнс тянет руку в сторону демона, у того в глазах так и читается страх и надежда, что смешивались в один коктейль. Он конечно же берет чашку в руку, и ему удается соприкоснуться с еле теплой кожей своего Господина — от этого стало так необъяснимо тепло. — Пей. — Диппер отклоняется на удобное кресло, и, облокотившись, он приподнимает руку к своим губам и смотрит за демоном. Уилл не совсем понимает подвоха и начинает отпивать. Вкус, как ему казалось, был превосходен, но так ли это было для Пайнса? — Как тебе? — Вкусно, Господин… — дрожащим голосом комментирует демон. — Вкусно, говоришь. — Пайнс усмехается, отчего Уилл делает рефлекторный шаг назад. Парень встает с кресла и подходит к Уиллу, что от страха уже боится даже дышать. Диппер берет чашку обратно в руки и отпускает ручку, отчего та с грохотом падает на мраморный пол и разбивается на множество осколков, большая часть кофе пачкает небольшой край ворсистого красного ковра. — Тебе же понравилось, да? Так пей. — Он еще больше ухмыляется и показывает демону на пол. Уилл замешкался. — Я сказал тебе, — он замахнулся рукой, — пей. — Удар по щеке — и демон падает на пол, больно ударяясь запястьем. Его слабенькое тело сотрясается от каждого пинка, толчка, даже дуновения в его сторону. Он перепугано подползает к разлитому кофе, склоняет голову и выравнивает спину, как кот стоит на четвереньках лицом к полу; он еще раз смотрит на злого и надменного Господина, а тот в ожидании смотрит на него. Уилл начинает слизывать разлитый кофе; пол, слава богу, был чист: Уилл сам его мыл тщательно. — Все еще нравится? — переспросил Пайнс, смотря сверху вниз. — Д-да. Господин, — еле выговаривает несчастный демон: его язык был порезан от осколков, что были по всему полу. Внезапно его в спину со всей силы пинают, Уилл падает и на него ставят сверху лаковый ботинок; демон болезненно постанывает, а его лицо ударяется прямо об осколки посудины. — Может, тебе и вкус моих ботинок понравится? Не хочешь попробовать? — Он давит небольшим каблуком худощавую спину. — Я тебя не слышу, Уилл, скажи-ка погромче. — Последняя капля — и Уилл начинает плакать, пытается поднять лицо от пола, посмотреть в глаза Пайнсу. Как человеку может доставлять удовольствие такое издевательство? Как? Это никак не укладывалось в голове несчастного. — Д-да… Господин. — Уилл продолжает плакать. Пайнс убирает ногу со спины и ставит возле поникшего лица демона. — Так вперед же. — Ухмыляется. Уилл начинает вылизывать ботинок, плачет, неслышно стонет, но выполняет указание. Когда он почти закончил, то его все той же ногой больно бьют по лицу, откидывая назад ближе к камину. Из носа начинает медленно идти темно-красная кровь. — Какой ты жалкий. Ты не демон, Уилл, ты просто был создан для рабства: так стараешься услужить мне. — Снова смешок. — ЭТО ВЫ МЕНЯ СДЕЛАЛИ ТАКИМ! Вы, Господин, из-за Вас я стал таким жалким, да, я стараюсь услужить, но что бы я ни делал, Вам все равно это никогда не нравится, Вы только унижаете меня, избиваете, все, что бы я ни делал, на что с завистью во взгляде смотрят другие слуги, Вам не нравится, почему Вы так жестоки именно ко мне? Почему, Господин? Чем я… — Удар по лицу. Пайнс склоняется, хватает того за загривок и подтаскивает к камину, держа лицо над полыхающим огнем, отчего у демона начинает выступать пот на лице. — Смеешь повышать на меня голос, Уилл? Кажется, я тебя слишком разбаловал. Хотя знаешь, в чем-то ты даже прав. Ты особенный, так радуйся, на других слуг я и не смотрю, если ты жалкий, то они лишь пыль в моих ногах, неужели тебя это ничуть не радует? Ты выше их в моих глазах, ты особенный для меня. Тебя это разве не радует, Уилл? — Он подносит его голову все ближе к огненному языку. — Простите… простите меня, Господин… я не знаю, что на меня нашло… простите, пожалуйста, — начинает взмаливаться Уилл, но Пайнс игнорирует его. — Тебя это радует? — снова повторяет он, когда языки чуть ли не начинали жечь лицо и волосы. — Да! Да! Меня это радует, — снова взмолился он. Его оттаскивают от камина и отпускают волосы, толкая все на тот же пол. — Тогда не смей жаловаться. Сделай мне новый кофе и уберись тут. — Пайнс направился обратно к своему креслу; сев, он взял книгу в руки и посмотрел на Уилла.

В книге были изображены розы цвета такого же темного, как и кровь демона, правда, у тех роз были острые шипы.

«А у тебя они тоже есть, Уилл?»