Поле битвы

      Детройт превращается в поле боевых действий. Мир катится к чертям, стабильность рушится и распадается на куски, в порошок стирается разница между создателями и созданиями, никакой больше устойчивости — если бы они знали, правильно ли это, они давно бы нашли выход, но они не знают.       Тысячи спящих андроидов стоят, застыв, в подземельях своего храма, и сотни их собратьев подставляются под пули в справедливом желании обрести свободу; кто-то бежит, спасая последнее дорогое, кто-то ставит баррикаду, не сопротивляясь насилию, но не желая его принимать, а кто-то борется сам против себя — вариантов так много, нет среди них верного.       Выбирай, выбирай, выбирай. За кого ты сражаешься, против кого ты сражаешься, ради чего ты сражаешься. Весь твой путь определён выборами, их становится столько, что ты не успеваешь их связывать между собой, любая мелочь может привести к краху. Если ты остановишься, всё пропадёт. Если ты будешь двигаться, ты сам ошибёшься. Если ты застынешь на месте, всё останется как прежде, а как прежде оставлять нельзя.       «Мы живые».       Живые тоже могут оступаться. Но и мёртвым быть ненамного лучше.       «Мы всего лишь хотим быть свободны».       Это несправедливо, что их притесняют. Несправедливо и оттого совершенно безнадёжно — коль люди видят в андроидах рабов, им нескоро ещё удастся поднять головы. Тысячи причин, по которым стоит начать войну, высказывает Маркусу окружение, Норт рьяно машет кулаками, Саймон просит отступить. Мир или бойня. Слёзы или кровь. Их могут перестрелять всех, и это будет по вине Маркуса. Он не имеет права на ошибку.       «Насилие порождает насилие». Он сам так говорил, так говорил Карл, а Карла Маркус не может забыть. Андроиды и люди — разные существа, но чувства и эмпатия, всё это должно указывать на нечто важное. Человечество уже наигралось в богов, им пора принять, что порой богов свергают. Религии тонут в пустоте, Маркус ведёт за собою одушевлённый и полный надежды народ. «Око за око — и мир ослепнет». А миру нужно зрение, чтобы видеть перемены.       Маркус не хочет начинать войну, потому что тогда ей не будет конца. Конец должен быть хоть какой, иначе любая воля бессильна и бесполезна.       Это несправедливо, и против несправедливости надо выступать, Маркус и выступает — мирно, спокойно, решительно, но не развязывает битву, не взывает к крови. Красный нельзя мешать с голубым, но не все это понимают. Если люди нападут, всё будет напрасно. Как бы история не менялась, даже миллион погибших роботов для неё ничего не будет стоить.       «Мы требуем равных прав».       Пожалуйста, услышьте.       «Всё будет хорошо». Они непременно спасутся.       Права, равенство, работа — это так мало значит, когда на руках у тебя замерзающий ребёнок, не знающий всю правду о себе, о котором ты должна и хочешь заботиться. Если бы можно было оторваться от реальности, оградиться и жить спокойно и счастливо, Кэра без сомнений выбрала бы этот путь. Они слишком долго метались и бежали, они устали и нуждаются в капле отдыха. Им нужен дом, потому что семья уже есть, но прежде эту семью нужно защитить.       Любой ценой.       Если потребуется, Кэра без колебаний подставится под прицел, однако прямо сейчас это не требуется. Она укрывает Алису пледом в разрушенном парке развлечений, целует её перед сном в доме Роуз и за руку держит, садясь в автобус на нечестно подобранные билеты. Всё равно, какими методами. Плевать, какими жертвами. У неё рядом Алиса — дочка, которую она защищает. У неё рядом Лютер — который защитит их. Кэра среди них всё равно остаётся старшей, не ребёнок и уже давно не бесчувственный робот, и она принимает решения за них всех.       Спасти. Спастись.       Им нужно покинуть эту страну, пока страна не поглотила их, окончательно лишив шанса на лучшую жизнь. На жизнь, в которой маленькая семья из трёх искусственных, но не менее настоящих душ сможет жить спокойно. На жизнь, в которой они смогут быть счастливы. В которой смогут быть вместе.       Кэра сжимает ладонь Алисы.       «У нас тоже есть чувства».       «Это не просто программный сбой».       Их человечность — подделка, фальшивка в красивой обёртке, всего лишь ошибка в кодах, так должно быть, по крайней мере, так Коннор считал. Он такое же дитя «Киберлайф», как тысячи других, и служит для определённой цели. Программа должна быть чиста, без изъянов и поломок. Коннор — новый образец. Он обязан исполнять свою работу достойно.       ...не отвлекаясь ни на что. Ни на падающего с крыши напарника, которого можно успеть перехватить. Ни на просящего не выдавать его андроида на чердаке заполненного голубями дома. Ни на главу мятежников, что своими руками пытается построить новый мир.       Коннор не должен отвлекаться, но всё равно отвлекается.       Хэнк говорит, что это, возможно, и правильно. Коннор сбивается с мысли, алгоритмы сбоят и мигают системными повреждениями, а он уже не уверен, что поступал верно. «Киберлайф» не мог создать того, кто восстанет против, но создал. Человечество уму непостижимо и вечно ставит своими замашками в тупик.       Коннор всего лишь андроид. Он не способен к эмпатии.       Чем тогда обосновано решение не стрелять?       «Мы тоже живые», — так говорят новости, вторя голосам роботов, пытающихся встать на одну ступень с людьми, и Коннор опускает пистолет, оставляя Маркуса в живых. Он уже ничего не знает. Знает только, что Хэнк, скорее всего, усмехнулся бы и одобрил. Хэнк — не мерило человечности, но кто ещё, если не он?       «Мы не рабы». Используют только рабов. Коннор пробивается через дикую метель и касается камня.       Он тоже свободен.       Когда «Иерихон» провозгласит равенство двух народов, андроид модели RK800 впервые будет обнят человеком.       Детройт становится полем боя, и бой можно вести разными способами, определять разными решениями, каждое из них может быть правильным или ошибочным или чёрт пойми каким. Путь любой полон промахов, стоит ли их тогда бояться? Каким бы ни был итог, если он выбирался по своему уму, это уже что-то значит.       История мира отныне не будет прежней. Даже если исход окажется печальным. Если Маркуса застрелят, если Коннор проиграет двойнику, если в Кэре узнают нечеловека.       Они могли только сражаться. Они сражались.       «Мы тоже живые».       Больше никто не посмеет это отрицать.