В его распоряжении

      Её грудь учащённо вздымалась, сердце готово было разорваться на части не то от понимания неизбежности всей ситуации, не то от сопутствующей Наталье тревоги.Сейчас распахнется задняя дверь автомобиля, это выход наружу… Побегу препятствовали ремни безопасности, сковавшие запястья и колени девушки. Белоруска явно не чувствовала себя с ними в безопасности. Попытки выпутаться оставались тщетны. Наташа упёрлась в спинку сиденья всем телом, чтобы хоть в чём-то почувствовать себе опору. Ожидание момента высвобождения было для неё мучительным, и всё из-за немца, сидящего за рулём и собственных мерзотных мыслей касательно своего положения.       Стихший шум двигателя сбил её дыхание, с хлопком передней двери тело девушки окаменело от напряжения, а через пару секунд щелчок дверной ручки донёсся и с её стороны.       Первым гнетущую тишину прорезал сдавленный крик Натальи, грубо схваченной за волосы. Страдалица болезненно изогнулась и тут же оказалась прижатой к обивке крепкой хваткой немца. Людвиг не церемонился, при первой же возможности она сбежит. Он спешно избавлял её от пут, но только ради очередного пленения.       К девушке вернулся контроль над телом, и она не упускала шанс оттолкнуть мучителя от себя прочь, лишь бы не к нему в руки.Она наотрез отказывалась вылезать с ним из машины. Сейчас белоруска совершенно ни о чём не думала, всё это казалось ей просто сном, который, как это часто бывает, нужно прожить по сценарию, а затем всё закончится.С каждым ударом сердце в ее груди стучало всё громче. К несчастью, немец вытянул сопротивляющееся тело из машины за ноги, Наташе оставалось только схватиться за края автомобиля в надежде что это хоть как-то поможет. Одного пинка по дверце хватило чтобы отбить пленнице все пальцы. Её хватка ослабла, и та, учащённо дыша, плашмя расстелилась спиной на голом асфальте, выдавливая из себя какой-то невнятный ропот.       Бегло осмотрев помещение, белоруска поняла: они на автостоянке, вероятно подземной, свет всё ещё горит. Если это здание заброшено, шансов у неё совсем нет.       Людвиг тут же поднял свою жертву перед собой за ворот платья. Во всех его движениях читались резкость и спешка, словно он вот-вот растеряет всякое терпение.       — Выпендриваться будешь, да? — ответа не последовало. Вместо этого девушку перестали держать ноги. Она ощущала на себе его пронзающий взгляд и не осмелилась поднять глаз, готовая расплакаться.       Германия с силой опрокинул Беларусь на капот ближайшей к нему легковушки, отчего последняя крепко приложилась лицом о лобовое стекло. Вскоре последовала звучная пощёчина, эхом раздавшаяся на всё помещение и вытянувшая из девушки крик. Её ударной силы хватило чтобы заставить Беларусь перевалиться на спину, оказавшись лицом к лицу с немцем. Теперь она уже не могла скрывать свой плач.       — Ещё хочешь?       — Пусти меня! — отчётливо послышался её дрожащий голос. Девушка отчаянно вырывалась вон, вскочив с места.       Германия тут же оттолкнул её назад, Наталья окончательно потеряла равновесие. В закрепление урока Людвиг одарил жертву увесистым ударом по лицу, из-за силы которого девушка, хрипя от боли, сползла по капоту, прерывисто всхлипывая и от шока прекратив попытки сопротивляться. Из носа показалась кровь.       — Лежи спокойно, — полным безразличия и присущим ему приказным тоном скомандовал немец, подтягивая девушку повыше к себе.       Беларусь ничего не могла ему ответить, от боли и омерзения она отчаянно кричала навзрыд, надеясь тем самым привлечь чьё-либо внимание. Немец же осознавал бесполезность её попыток и мог беспрепятственно насладиться действом.       Пока она могла только кричать, Людвиг расправился с её платьем, превратив его в лохмотья. Теперь и ему было тяжело справляться со своим дыханием, прилично участившимся из-за дозы адреналина. Его руки добрались до ткани трусов, немедленно немец поспешил лишить бедняжку и их. Беларусь, никак не утихая, вцепилась в нижнее бельё, отделяющее её от изнасилования, и не желала отпускать, натягивая тряпьё чуть ли не до живота.       — Прошу, хватит! Перестань! — взмолилась она, где-то в глубине души понимая, что виной этим мольбам бесконечный страх перед своим владетелем.       Снова Германия подтянул Беларусь к себе за воротник, и снова хлёсткий и точный удар по лицу, ладонь была разжата — белоруска камнем свалилась из его рук на своё место. Кровь хлынула с новой силой. Германию ужасно забавляли её непрекращающиеся стенания, тягучая, томная, тупая боль — самая неприятная. Слёзы уже во всю растекались по щекам, лицо каждый раз корчилось от боли.       Пока Людвиг избавлял её от ненужного белья, девушка оперлась на локти и попыталась перевернуться на бок, чтобы встать. Или хотя бы уползти. Впрочем, у неё ничего не вышло, сил уже ни на что не оставалось, пресечь эту неумелую попытку немцу не составило труда — обхватив её за бёдра он одним резким движением вернул её на исходную, снова обратив лицом к себе. Беларусью будто завладел припадок, она кричала и кричала, стуча кулаками по капоту, словно ребёнок, у которого опять ничего не получилось. Связки начали неистово болеть, всё тело немело под ним. Ни о какой расслабленности ни шло и речи, живот будто скрутили в узел.       Рывком немец расставил ей ноги и вплотную прильнул к трепещущему телу, сдавливая в ладонях тонкий живот девушки, повиснув над ней. Беларусь тут же отвернула голову набок, под его руками мышцы по непривычке брала судорога. Она не могла наблюдать, но всё прекрасно чувствовала: как руки ложились уже на её рёбра, на грудь, больно ощупывая кожу, и с каждым новым разрядом боли из уст предательски рвались подавленные стоны, больше напоминающие хныканье.       Со своей молнией Людвиг расправился быстро, девушка никак ему не препятствовала более, поэтому ничто не мешало ему ворваться внутрь. С проникновением крики вновь участились, и эту поступающую боль она никак не могла контролировать. Искусывая пальцы, она отдала бы всё, только бы это кончилось.       Каждое прикосновение немца к её коже обязательно отдавалось болью. Похоже, он не умел по-другому. Само собой явилось желание вцепиться во что-то мёртвой хваткой и держаться, пока боль и отвращение не утихнут, но для этой роли должным образом ничего не подходило. Пласт металла под девушкой был значительно исполосован косыми линиями— следами от её ногтей.       — Ты что творишь? С чужим имуществом так нельзя, — с насмешкой укорил свою жертву Людвиг и, подобно хищнику, ощерился в своей привычной маньяческой манере.       Сквозь зубы до немца дорвалось глухое мычание Арловской, кривящейся под ним от острой боли. Ни на секунду девушке не было дано расслабиться, Германия задавал свой темп, удобный ему одному. С болью нет шансов проститься, можно только с ней свыкнуться. Толчки оказались довольно резкими, с чем неподготовленному телу Натальи было тяжело справиться. Омерзительное чувство: свободно разгуливающие по телу его руки и сверлящий её насквозь взгляд, от которого никак не укрыться. От рези ниже живота всё внутри сжалось, что ещё больше травмировало девушку. Хочешь не хочешь, а мандраж надо было сбить. Наташа с силой уцепилась за рукав мужской рубашки, сжав руку в кулак, на миг почувствовав хоть какое-то облегчение. К сожалению, сдвинуть руку насильника с места так и не получалось, хоть и при большом желании.       Заметив эти неряшливые попытки улизнуть, незанятой рукой немец скользнул к спине девушки, намереваясь заставить её выгнуться к нему навстречу. Наталья не поддалась маневру, тогда Людвиг перешёл к более радикальным мерам.       Через секунду крепкая рука уже впивалась в волосы девушки, рывком потянув их вниз и вследствие чуть запрокидывая голову. Её глаза заблестели от слёз, импульс прошёл сквозь всё тело, и Наталья невольно подалась навстречу, изгибаясь, как того и желал её мучитель. Выставленную вперёд грудную клетку опалило тяжелое дыхание немца, отчего Арловская задёргалась в плену, не представляя последствий.       — Хватит трепыхаться, лишь сильнее ранишься, — неожиданно для них обоих начал Людвиг, словно от его безразличия и след простыл. Немцу такая догадка претила, для него куда более естественным было желание осадить непокорную ему девицу раз и навсегда, заодно предупреждая о бессмысленности её действий.       Крауц коснулся бархатной кожи губами, тело ответило ему кротким вздрогом. Поцелуй чуть ниже прежней метки — вновь дрожь и вырвавшийся наружу чуть слышный стон. Такой расклад Людвига устраивал, кожа реагировала на прикосновения с повышенной чувствительностью. Тот принялся кусаться. Наталья пустилась ёрзать, прятаться, громче замычав. Немец же, всё это видя, с упоением продолжил, игнорируя немой протест.       Как бы ни пыталась держать рот на замке Беларусь, свою взвинченность она не скроет. Ритм сократился и движение было замедлено, для девушки это было прямо-таки надеждой. Но немец вколачивался в неё с новой силой, врываясь во всю свою длину. И снова грубые, резкие движения заставили открыть свой рот. Ни черта это было не приятно! С губ слетел взвизг, и с каждым рывком столь громко и урывисто слетал каждый новый…       Подступающий финал даже как-то огорчил немца, но сказать, что он развлёкся на славу — это ничего не сказать. Крауц кончил, по телу приятно пробежались мурашки, тогда как Беларусь скорее сводила дрожь. Или бесконечная ненависть. Не чувствуя ни тени сожаления за надругательство над девушкой, Германия преспокойно отстранился, кое-как привёл себя в порядок и решил заняться «приведением в порядок» своей пленницы. Для этого он сперва направился к своей машине, надо же было её во что-то одеть.       Наконец пытка была кончена, наконец можно было расслабиться. Не тут-то было.       С упадком сил пришла слабость, как моральная, так и физическая. Да что уж там, морально её сломило уже давно. Тело Натальи отяжелело, заныло пуще прежнего, на напряжение-то больше не отвлечься. Справляться с этим не было охоты, как-то шевелиться — тоже. Охоты не было ни на что. Даже бежать. Поджимая под себя одну ногу, Беларусь спустилась на пол, используя капот автомобиля как единственную опору. Но немцу было всё равно. Едва он успел склониться к своей жертве, как девушка забилась в припадке.       — Нет, нет!! Убери свои руки!! — в наполненных болью глазах проснулась ярость. Наталья поспешила обжечь ею тяжёлый взгляд Людвига, но вскоре сама ударилась о лёд. Мужчина был серьёзен и, как скала, непробиваем.       — Вставай, — произнёс он холодно. Рука уже схватилась за чужое предплечье, с силой подымаясь вверх.       — Ты, ублюдок! — противилась ему белоруска, припав к земле. Сжав кулаки, девушка тянулась против немца, тратя на это все свои силы. Действительно, по силе этих двоих никак нельзя было сравнивать, победа была очевидна.       Портить великолепное послевкусие их встречи пустыми попытками Натальи никак не хотелось, тем более Людвигу ничего не стоило поднять девчонку на руки.       — Не брыкайся, а то снова получишь.       Беларусь сразу стала куда покладистее и нехотя подчинилась, но всё ещё шипела. На её плечи откуда-то сверху свалилась широченная рубашка, и пара стремительно направилась к машине.       Ни на секунду Людвиг не выпускал её руки. И никогда не выпустит. Так можно описать большую и крепкую любовь, полную романтики и сантиментов. Познакомьтесь с обратной стороной монеты.