your love is not real

Современный мир не создан для любви. Гарри Стайлс родился в то время, когда любовь считается ещё не преступлением, но болезнью — большой слабостью. Некое слабоумие. Он понимает, если кто-то узнает, его отправят к психиатру, в худшем случае, положат в больницу. Поэтому он молчит. Его сверстники — люди уровня «как все». К его собственному сожалению, он — ветер. Люди настолько слиплись в однородной массе, за пределы которой выходить им запрещается, по их собственным убеждениям. Главным приоритетом стало ничего. Такое пустое ничего. По обработанной схеме, не смея противиться установленным законам, правилам природы и власти, люди каждый день делают одно и то же. Встают, идут на учёбу или работу, отдыхают. Беспрепятственно бесчувственно. Безжизненно. Современный мир не создан для любви. Да, люди женятся, чтобы произвести потомство, но на этом единение заканчивается. Даже не найдёшь одинокого человека. Компьютерная программа, своеобразная дегенерация. Без органов нервной системы, отвечающих за чувственное восприятие. Без сердца, без души. Свобода. Гарри не считает это свободой. Он всегда отличался, но за пределы его мира это не выходило. Возможно, на этом его мир заканчивался. Но не ограничивался. Луи кажется одним из. Запрограммированный. Маска на лице, даже глаза спрятаны. Но его внутренний мир ярок. Он как солнце. Жгучее. Зажигающее. Воспламеняющий. Гарри знает это. Также Гарри знает, чтобы с чем-то справиться, об этом нужно говорить. Быть честным хотя бы с самим собой. Гарри знает, Луи победил себя. А если он упадёт, Гарри поможет. Он сделает всё. — Это сложно. Люди — это сложно, — говорит Луи, и Гарри смеётся. — Ты забываешь, где мы живём? Мы не должны чувствовать. — И ты их слушаешься? Если ты хочешь любить, люби. — Любовь, Луи, ты опять говоришь о любви. Чувства не ограничиваются любовью, — спорит в ответ Гарри, и он не готов к тому, что делает парень. Луи кидается ему на шею и вдыхает. В мыслях: «поцелуй меня». По коже мурашки. — Любое чувство начинается с любви, — шепчет шатен, и Гарри чувствует это. Безумную влюблённость в Луи. — Чувства-чувства, — качает он головой, обнимая парня, — запрещённые чувства. — Я не хочу не чувствовать, — голос Луи ломается, и он прижимается крепче к Гарри, — это всё заставляет меня чувствовать себя живым. А это именно то, что делает нас нами. Тебя и меня. У Гарри всё переворачивается от осознания их объединения, Луи соединил их в «мы». «Мы» больше, чем два человека по отдельности. «Мы» больше, чем всё. «Мы» может всё. Гарри — ветер, но лишь в одной траектории. В данном случае, Луи — смерч, уничтожающий все границы в сознании кудрявого. Его собственная смерть. *** Гарри бежит, и ему не нравится это чувство. Словно что-то, что заставляет его бежать, против его воли. Которой у него и так нет. Небо слишком чистое, ветер слишком теплый, вокруг слишком тихо. Его тошнит. Но больше — его ломает. Он видит Луи, но он почему-то с другой стороны. Близко, но не ощутимо. Ладонь не касается ладони, хотя протянута. Пространство перед ним разбивается вдребезги. Он не бежит, но он чувствует себя, как после бега. Гребанное притяжение. Он не рассказывает об этом Луи. Ветер качает вершины деревьев, и к обрыву он ощущается сильнее. Это их излюбленное место. Их пробежка никогда не длится долго, потому что от входа до этого места не больше пяти минут. Но долгое время они сидят у края и любуются видом, который предстает перед ними. Сегодня это кровавый закат. Бордовые линии чертят небо, окрашивая воздух под ним в кровавые пятна. Уходящее солнце лишь делает эти линии ярче. — Словно тебя режут, — шепчет Гарри. не люби не люби не люби Луи ложится на спину, как всегда, невозмутимый. — Только если ты сам позволяешь резать. — Но люди, они независимы от того, что ты делаешь. — Как и ты от них. Гарри не может поспорить. Холодный ветер ласкает горячее тело. Он смотрит на Луи, его взгляд устремлен наверх. — Мы в ловушке, — говорит он и смотрит на Гарри. — Но эта ловушка в нас самих. Что-то в Гарри ломается. Он опускается рядом с парнем. — Избавься, — понимает он и добавляет тише, — либо засади себя. Либо засади себя сам. Это острее, чем лезвие. Оно режет, но не кровоточит. Не оставляет следов, но заходит довольно глубоко. Задевает самое важное. Луи поворачивает голову к нему. — Именно так. Взгляд Гарри скользит по его губам, и нежный запах затуманивает мозг. Как по заказу — как будто нужно усыпить бдительность. Находиться не в той реальности. Не в том месте. Там, где нет чувств. — Мы заслуживаем это, — говорит Гарри. — Мы заслуживаем того, что с нами происходит. Мы, чёрт возьми, этого заслуживаем. — Тише, — смеется Луи и притягивает парня к себе, — это не так. И ты знаешь это. Гарри сдается. Не знает, в чём именно, но он сдается. — Я верю тебе. — Зато мы не чувствуем боль. Гарри думает, это единственный плюс. Он утыкается Луи в шею. — Я бы не хотел остаться разбитым. Они возвращаются позже. Гарри чувствует себя немногим лучше, чем до этого, но сейчас рядом Луи. И это перекрывает всё остальное. Возможно, его любви хватит им на двоих. И он справится. Но он не знает. Ветер играет с их волосами, а последние лучи солнца чуть освещают их дорогу. У выхода они обычно расходятся, но сегодня, хотя и нет слов, они долго смотрят друг на друга. Гарри вновь смотрит на его губы, и больше это не кажется ему странным или чем-то запрещенным. Он выбирает избавиться. Он не хочет ничего больше. Только Луи. — Нет, нет, — шепчет Луи, но не отходит, когда Гарри начинает наклоняться. Парень хмурится. — Просто, не сейчас. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, когда это будет напоминать мне о красоте этого мира. Гарри смотрит по сторонам. Темно, и рядом всё слишком однотипно, даже люди. Гарри понимает. Он улыбается, они шепчут друг другу «пока» и расходятся. Когда Гарри оборачивается, чтобы увидеть, как Луи уходит, до него действительно доходит. Луи не просто его влюбленность. Не просто его чувство. Луи — его ломка. – Гарри любит голос Луи очень сильно. Он не сможет описать его по тональности, но это то, что он хотел бы слышать всегда. Утром, как проснется, ночью перед сном. Он чувствует, как отпускает себя, потому что это больше не кажется ему чем-то плохим. Да, это запрещено, но это он. Это его жизнь. Голос Луи успокаивает, и Гарри чувствует, что это нормально — быть тем, кто ты есть. Это нормально — чувствовать. Это нормально — любить. Голос Луи бодрит и наполняет тем, что заставляет его двигаться дальше. Заставляет жить. Незапрограмированно. В чувственном восприятии. Что делает его им. *** Когда Гарри приходит домой к Луи, он даже не думает о том, что его ждёт. В мире, где чувства не важны, где люди пусты, ничего не восприимчиво. Даже физическая боль становится саспенсом. Гарри не волнует. Он заходит в открытую дверь и проходит на кухню, где стоят Луи и его мама Джей. — Доброе утро, — улыбается парень. — Утро, Гарри, — приветствует женщина и отходит к плите. Луи подходит к нему и кладёт руку на плечо: — Пойдём. Это чувство находит на него сразу, практически сбивая с ног, но он удерживает себя. Он терпеть не может чувства. — Что не так, Лу? Гарри смотрит по сторонам, всё так же: вещи стоят на своих же местах, словно в голограмме. Луи качает головой, когда они проходят к нему в комнату. — Мама позвала новых соседей, — но Гарри не понимает, — у них дочь, она хочет свести нас. Гарри не ломает. С чего бы, правда? — Хорошо, — говорит он. Ничего, чёрт возьми, нехорошо. Луи не принадлежит ему. Он (не) сможет с этим жить.