Девушка бога

Рюук говорил: «Боги смерти любят яблоки», но Миса знала, что это не так. Она знала, что это неправда, она знала, что боги ничего не любят, что боги не любят яблоки, что боги не едят яблоки, она знала, что боги ничего не едят, потому что боги не приходят домой. Она хорошо это знала, потому что была девушкой бога. Иногда она жалела, что он сдох. Этот чокнутый псих, L, Рюзаки, Рюга — черт знает, как его звали. Она ненавидела все эти его отвратительные выдуманные имена и все его отвратительные привычки. Он был омерзительным: вечно липкие пальцы, вечно несвежая одежда, вечные лохмы и круги под глазами. Он постоянно жрал, засовывая себе пальцы в рот по самую глотку, он нюхал кокаин, как какой-нибудь гребаный мистер Шерлок Холмс, он залезал на мебель с ногами, всегда со своими чертовыми немытыми ногами залезал на их диваны и на их кресла, и на их стулья, он залез своими мерзкими ногами в их жизни. Он никогда не водил к себе шлюх; она думала, что он гей, но он не был геем, ему не нужны были ни мужчины, ни женщины, ему нужны были только Кира и кокс, ему нужны были только кексы и торты, и корзиночки со взбитыми сливками, и долбанные эклеры и пончики, он был просто отвратительным подонком, он был отвратителен во всем и он подох, и она была счастлива, что он подох, но иногда она хотела, чтобы он вернулся — тогда она могла бы убить его собственными руками. Она ненавидела его с первой до последней секунды и желала ему смерти, и жалела о его смерти. Но он сдох, и больше не мог отравлять ее жизнь, и она узнала, что ее жизнь отравлял не только он. Когда она поняла это, она возненавидела его в два раза сильнее — за то, что он сдох и тем самым заставил ее понять. Она была девушкой Лайта, а Лайт был Кирой, и это было прекрасно, а теперь она девушка Киры, только Киры, она девушка бога, а Лайта больше нет, он исчез давным-давно — она не сразу это заметила, а когда поняла, было уже поздно. Лайта больше не было, был только Кира, остался только он один, один сплошной Кира повсюду, куда ни взгляни. Она всегда восторгалась Кирой, Кира отомстил за нее, Кира спас ее, Кира защитил ее, но не Кира, а Лайт был тем, кого она полюбила, а теперь Лайт умер, он умер вместе с этим уродом Рюзаки, этот немытый, нечесаный псих забрал его с собой, он отнял его у нее и подох до того, как она успела его убить. Он был ужасно хитрым, этот мерзкий Рюзаки, он был ужасно хитрым и ужасно азартным — Лайт тоже был азартным и хитрым, но она любила Лайта, а ублюдка Рюзаки она ненавидела, и он это знал и ненавидел ее в ответ, потому что он ненавидел все, кроме гребаных кремовых тортов, печенья и вафель, и рогаликов с корицей и маком, но особенно сильно он ненавидел Киру — а она была девушкой Лайта, а Лайт был Кирой. Но теперь Лайта нет, а Рюзаки подох, и остался только Кира. Кира не любит ни вафли, ни торты, ни даже рогалики с корицей и маком, и белой глазурью сверху, Кира не любит Мису Аманэ, Кира не любит яблоки, Кира ничего не любит, потому что Кира умеет только убивать, он умеет только карать, он умеет только думать и рассчитывать. Кира — не человек, он бог, а она — девушка бога. Все так изменилось, когда подох этот чертов ублюдок Рюзаки, или L, или Рюга, или Насрать На Его Проклятое Имя, все ужасно изменилось. Сначала она думала, что все изменилось к лучшему, она так радовалась, она думала, что теперь все будет прекрасно, что теперь они будут счастливы, Миса-Миса и Лайт, счастливая пара, но она ошибалась, потому что не знала, что Лайт умер. Лайт умер, и остался только Кира, и Миса-Миса умерла, потому что она была девушкой Лайта. Миса-Миса не может быть девушкой бога, поэтому она умерла, а девушкой бога стала госпожа Аманэ. Этот чертов ублюдок, хитрый Рюзаки, азартный Рюзаки, подох и забрал их с собой, он подох, и хитрый Лайт, азартный Лайт отправился за ним, а глупая Миса-Миса отправилась за Лайтом. Госпожа Аманэ — она ведь такая же дура, как Миса-Миса, глупая дура, наивная дура, поэтому она не сразу заметила, что все изменилось. Госпожа Аманэ готовила завтрак и ужин, и пирог с вишней, любимый пирог Лайта, чертов ублюдок Рюзаки тоже любил этот пирог, но он сдох и больше не сможет жрать вишню и чавкать, и облизывать пальцы, и вытирать рот рукавом. Госпожа Аманэ готовила пирог с вишней и ужин, и завтрак, и раскладывала тарелки и вилки, и бокалы, и салфетки, и ждала Лайта, она ждала его с салфетками и пирогом, она еще не знала, что бог не ужинает и не завтракает, что богу не нужны ни салфетки, ни пироги с вишней, она не знала, что бог не приходит домой. Она думала, что Лайт работает, она думала, что Лайт устает, она думала, что Лайт придет и будет рад пирогу с вишней, она ждала его, но ужин остывал, и пирог черствел, всегда, каждый день, потому что боги не любят пироги с вишней, боги не любят ужины и завтраки, боги не приходят домой. И когда, наконец, глупая госпожа Аманэ, наивная госпожа Аманэ поняла это, она поняла, что Лайт умер. Он изменял ей, и она это знала, и он знал, что она это знает, и ему было все равно, а она делала вид, что не знает. Он изменял ей со своей блядью-секретаршей, он изменял ей с этими шлюхами-журналистками, со всеми этими шлюхами, и ей было наплевать, потому что ей изменял Кира, ей изменял бог, а Лайт не изменял ей, потому что Лайт умер. Он трахал их, а они стонали, пока она ждала его с черствым пирогом с вишней, который он больше не любит, он трахал их, а они стонали и визжали, и скулили, и не знали, что их трахает бог. Она думала о том, как он их трахает, всех этих шлюх и эту блядь-секретаршу, она знала, как он их трахает: механически, как машина, как робот, — она думала об этом, и ей хотелось кричать и смеяться. Она тоже стала машиной, она писала, писала, писала имена в тетрадь, реки имен, океаны имен, она писала, пока остывали ужины и черствели пироги с вишней, она писала, пока ее жених трахал свою секретаршу. А потом она все забыла — он заставил ее все забыть. Он приказал ей все забыть, и она отдала свою память, она пожертвовала свою память, потому что она была девушкой бога, а всем богам нужны жертвы. Госпожа Аманэ все забыла, и глупая Миса-Миса вернулась из загробного мира, и наивная Миса-Миса не хотела знать, как черствеют пироги с вишней, и дурочка Миса-Миса перестала готовить ужины, чтобы не видеть, как они остывают. Глупая Миса-Миса делала вид, что она жива, наивная Миса-Миса делала вид, что Лайт жив, дурочка Миса-Миса говорила всем: «Лайт меня любит», она говорила это прямо в лицо этой суке Такаде, которая с ним трахалась, она говорила это постоянно, она говорила и говорила, и надеялась, что сможет себя обмануть. А потом эта сука Такада подохла, как подох ублюдок Рюзаки, как подохли все эти подонки, чьи имена она записала в тетрадь, о которой забыла. Эта сука Такада отправилась прямиком в ад, прямиком к дьяволу, прямиком к проклятому Рюзаки, эта сука подохла, как все они подыхают. Вокруг всегда было слишком много смерти и богов, и богов смерти, которых она не помнила. И он тоже умер. Ей сказали: «Лайт Ягами погиб», ей сказали: «Ваш жених умер», ей не сказали, что бог умер, потому что она не помнила бога, ей не сказали, что умер Кира, потому что она не помнила, что Лайт был Кирой. И глупая Миса Аманэ, наивная Миса Аманэ так и не поняла, отчего ей так страшно. Дурочка Миса Аманэ спросила: «Его убил Кира?», и ей ответили: «Да». Кира, Кира, повсюду Кира, вокруг один сплошной Кира. Говорят, Кира дьявол, говорят, Кира бог, говорят, Кира всех погубил, говорят, Кира спас этот мир. Наверное, это правда, наверное, Кира и правда бог, наверное, Кира хороший человек, наверное, было бы здорово с ним познакомиться. Она всегда восторгалась Кирой, Кира снова отомстил за нее, Кира снова спас ее, Кира снова защитил ее, Кира убил ее жениха, Кира освободил ее — теперь она свободна, свободна, она так свободна теперь! Она свободна и сможет лететь.