***
Вывалилась я в кучу снега, который немного смягчил падение, но дыхание все равно перехватило. Несколько секунд я лежала, отплевываясь от него и хватая ртом воздух, вокруг было темно, но перед закрытыми глазами мелькали лиловые мухи. «Вот и все, Венке», — мелькнула мысль, — «Даже если Эдвард и выжил — ты его вряд ли увидишь, потому, что сама уже в могиле». Эта мысль придала сил, заставила встать на четвереньки. Дышать было больно, теплая одежда и снег на полу смягчили удар, но все равно он оказался достаточно сильным. Понимая, что еще не пришла в себя окончательно, я села, переводя дыхание, попыталась хоть как-то оглядеться в темноте. Ватная тишина залепила уши так, что слышно было, как циркулирует кровь в сосудах, я подождала, пока перестанет кружиться голова и пройдет шум в ушах. Темнота тем временем, постепенно стала редеть, глаза адаптировались к отсутствию света. Чернота сменилась густой серостью, и я стала различать очертания предметов: прямо передо мною была стена, неровная, будто выдолбленная чем-то большим и плоским, а на полу обрывки тряпья, комья снега и щепки. Огляделась. Стена плотно обступила вокруг, и я поняла, что нахожусь в небольшой, почти круглой камере, из которой вверх и вбок вели два тоннеля. Верхний, из которого я вывалилась, виделся непроглядно-черной дырой и был метрах в трех над моей головой (не достать, значит, обратной дороги нет), а второй, не менее темный, уходил вглубь стены, и мог вывести меня куда угодно. Треск! Я вскрикнула и подпрыгнула на месте, шарахнулась в противоположную от тоннеля, сторону. Прислушалась. Шорохи…они заструились из глубины, потянулись ко мне тонкими щупальцами… что-то скреблось и скрипело в густой темноте. Полунезрячим глазам казалось, что из дыры сбоку моей могилы ко мне лезут такие же оторванные конечности, которая напала на Матиаса, тишина ледяной каверны вмиг заполнилась хрустким, множистым эхом, и я завертелась на месте, скуля и озираясь, пытаясь уловить, откуда ЭТО пытается ко мне подойти. И не увидела. Что-то хрустнуло под коленом, я взмахнула руками и упала, и тут же меня схватило что-то за плечо, скользкими щупальцами полезло в лицо, набились в рот так, что я стала задыхаться, задергалась…. Звяк! Металлически-громко звякнуло на уровне бедра и тонкий луч света прорезал темноту. Я рванулась к нему, схватилась, как утопающий за соломину, сжала в руках…и поняла, что лежу в куче снега, в той же самой норе, запутавшись в обрывках тряпья и сжимая в руках фонарик, выпавший из моего кармана, а все шорохи и звуки — всего-навсего бешеный стук моего сердца… «Боже мой»… — трясясь, как эпилептичка, я вжалась в холодную стену, вцепившись пальцами в капюшон на голове, — «Господи…не может быть… Почему я? Неужели мне придется умереть так? Медленно сходя с ума и замерзая в этой ледяной могиле»? Слезы сами потекли по лицу. Я разревелась, крича в голос. — Эдвард, где же ты? Забери меня, пожалуйста, я здесь, внизу! Эдвард! — я звала мужа, хотя какая-то часть меня понимала, что он не здесь, и, возможно, тоже мертв. И тогда стало совсем плохо. Я завалилась на бок, поджав колени к груди и завыла. Мысль о том, что наверху остался Матиас с той страшной дрянью на лице заставляла меня трястись, как на электрическом стуле. Если оторванная рука могла такое проделать, то, что же будет с человеком? Что это вообще такое? Что они там нашли такого, что убило всех на станции? Что заставило убивать друг друга и сжигать все вокруг себя? Смерть в одиночестве от холода после этих мыслей уже не казалась такой страшной. Хлюпая носом, и сама того не замечая, путаясь в бредовых мыслях и держа в зубах фонарик, я полезла на карачках в узкий тоннель, уходивший в неизвестность. Узкий луч света метался по бугристым стенам, отражался от гладкого льда и рассеивал темноту передо мной, мысли в голове путались, я ползла, как в тумане, вспоминая, зачем вообще я здесь? Мои родители умерли очень давно, почти сразу после того, как мы с Волнером поженились, а детей у нас не было, поэтому, кроме Эдварда у меня никого и не было. Поэтому и поехала я за ним на ледяной край света, затем, чтобы не оставаться в одиночестве в пустом доме… Но, мое одиночество догнало меня и здесь, хотя, встречать его дома было бы все-таки приятнее. А, может, этот тоннель меня все-таки куда-то выведет? Не такой он уже и страшный. Холодный и длинный. И, если мне не судьба доползти до его конца — отличная будет могила, прямо как у Белоснежки. «В той норе, во тьме печальной гроб качается хрустальный», — вспомнились строчки из какой-то сказки, услышанной еще в детстве. Белоснежка! Я прыснула от смеху, споткнулась, хотела сесть на задницу, но ударилась о свод тоннеля головой и еще сильнее засмеялась. А, что если в конце тоннеля тупик? Я ж даже развернуться не смогу и придется лезть задом наперед. Эта мысль тоже показалась мне смешной, но я заставила себя ползти дальше. И так, то хихикая, как ненормальная, то хлюпая носом, я ползла еще долго. Не знаю, сколько времени, но по ощущениям — долго. Постепенно проход стал расширяться, и я смогла встать. Согнувшись в три погибели, я пошла, оглядывая гладкие, словно оплавленные стены тоннеля, и чем дальше я шла — тем светлее вокруг становилось. Бледный, серый свет, казалось, сочился из самих стен, сгущался маревом в конце тоннеля, и чем дальше я шла — тем теплее становилось вокруг. Ощущение времени вскоре совсем потерялось. В какой-то момент мне даже показалось, что я иду на месте, или на худой конец — по кругу, потому, что куда не глянь — все было серо, оплавлено-гладко, даже на полу, казалось, мои следы уже попадались. Но изменения происходили в самом воздухе — температура повысилась почти до нулевой, стало немного сыро — только поэтому я поняла, что ушла довольно далеко, причем вглубь, под землю, под лед. Можно, конечно, было вернуться, тяжело, но можно. Но что я там найду? Тишину и, возможно, то существо, которое пошло за частью сбежавшей добычи? Меня передернуло, я замерла и прислушалась. Ничего. Все та же дикая, нереальная тишина. Чтобы окончательно не рехнуться, я запела. Тихо, себе под нос, но чтобы хоть какой-то звук сопровождал меня кроме моих шагов и дыхания. Стало немного легче и еще светлее. — Знал бы ты, Эдвард, где я сейчас — обматерил бы последними словами. Ты же всегда говорил, чтоб я далеко не уходила ни при каких обстоятельствах, а я не слушаюсь, — не замечая того, я заговорила сама с собой. — Гляди…что я нашла. Ты мог себе такое представить? — я снова обратилась к мужу, задрав голову к потолку и удивленно разглядывая место, куда я вышла. Еще одно круглое помещение. Но уже большое, во много раз больше того, где я оказалась сначала, и светлое. Свет шел сверху, сквозь толстый слой прозрачного льда, от чего создавалось впечатление, что я нахожусь под водой. Эту ледяную пещеру практически полностью заполняла собой непонятная конструкция, напоминающая гибрид летающей тарелки и строительных лесов, густо оплевших ее со всех сторон. — Тут, оказывается, еще одна такая штука есть, — проговорила я, и содрогнулась от своих слов. Если есть этот транспорт — значит, должен быть и его пилот, который, возможно, и был тем существом, которому оторвали руку… Я подошла ближе, разглядывая странные конструкции. Объект был не очень высоким, и действительно, напоминал летающую тарелку, только, казалось, она была собрана из подручных материалов. Странно как. Вдруг сверху раздался лязг и шаги, словно кто-то быстро шел по железной крыше, я оглянулась… — Эй, ты кто? — он спрыгнул у меня за спиной настолько неожиданно, что я, отскочив, ударилась плечом об одну из опор конструкции и упала, закрывая руками голову. — Откуда ты здесь? — он подошел ближе. Обычный человеческий голос, английская речь с каким-то акцентом… я опустила руки, взглянула на него. Крепкий, широкоплечий мужчина с длинными русыми волосами и бородой, закрывающей пол-лица, в теплой куртке, камуфляжных штанах и почему-то в ковбойской шляпе. Он подошел близко, но руки не подал. — Ты кто такая? — в голосе его слышался гнев, как у человека, которого отвлекли от очень важного дела. — Венке Волнер, я работаю медиком на этой станции, — выпалила я, холодея под взглядом неизвестного. В неверном свете пещеры его глаза казались двумя черными блестящими стекляшками. — Работала, — мрачно буркнул он. — Да, вы правы, — я с трудом поднялась на ноги, болела ушибленная спина, — Но я вас не помню. Вы откуда? Как здесь оказались? Вы знаете, что произошло наверху? Мужчина фыркнул и отошел от меня на несколько шагов назад, в тень от странного сооружения, с которого спрыгнул. — А если и знаю, то что? Разве это что-то изменит? — я глянула на него. Он стоял, оперевшись плечом на одну из опор, и смотрел на меня с нескрываемым подозрением, при этом у него не было оружия. — Я хочу знать, что случилось на нашей станции, и выжил ли кто-нибудь — мне осточертела эта игра в гляделки, — Скажите мне, что произошло! — Зачем кричать? — неизвестный отлепился от стойки, пожал плечами, — Ты и сама все видела. — Что я видела? Обгорелые руины? Дрянь, которая убила последнего пилота, который мог вывезти нас отсюда? — я попыталась разглядеть-таки его глаза, но мой вынужденный собеседник отвернулся. — Не убила, а ассимилировала, — негромко сказал он, скинул-таки с головы шляпу, почесал вихрастую макушку. — Что? — я не поняла, что он имел в виду, — Какое «ассимилировала»? — Трудно объяснить, но, если хочешь — я попытаюсь, — мужчина вдруг улыбнулся. Странно так, во весь рот, блеснув белыми зубами, а глаза оставались непроглядно-черными. — Подождите…я даже не знаю, как вас звать. — МакРиди. Зови меня так, — он вдруг уселся на перекладину конструкции, окружавшей «тарелку». — Хорошо. МакРиди. Пусть будет так. Давайте по порядку: что произошло наверху, откуда вы, как оказались здесь и есть ли еще какой-то выход отсюда? — Слишком много вопросов задаете, — криво ухмыльнулся мой собеседник. — Профессиональная привычка. Я — медик, и иногда обязана много спрашивать, — я чувствовала, что нагребавшее меня, безумие, отступило, мысли о безысходности и смерти сменились оценкой ситуации. Появился шанс, появилась, хоть и призрачная, но цель, для достижения которой нужно думать. Неправильно, не в том направлении, может, но нужно, а, значит, места для отчаяния уже не оставалось. И на этом тебе спасибо, МакРиди. — Что ж. Это, действительно, полезно, но в нашем случае не поможет. — Почему? — Потому, что выход отсюда только один — на тот свет, — мужчина снова криво усмехнулся, но я подошла ближе и все-таки разглядела его глаза. Обычные, человеческие, ярко-ярко синие, нереальные. Никогда не думала, что такие бывают у людей. Страх как-то разом схлынул и я почти решилась сесть рядом с ним, но что-то все-таки не дало этого сделать. — Ладно. Тогда скажите, как долго вы здесь? — Около двух суток, не могу точно сказать. — Вы не пытались выбраться? Не искали другого выхода отсюда? — как всегда в опасной ситуации мозги мои зашевелились, лихорадочно ища спасения. — Нет, — МакРиди безмятежно пожал плечами. — А, что же вы тогда тут делаете? — меня почему-то возмутила его реакция. — Пытаюсь сделать все, чтобы вернуться домой — тут он пристально глянул на меня, так, что мне стало холодно от его взгляда. — В смысле? — В прямом! — он вдруг вскочил с места и рывком надвинулся на меня, я отшатнулась, но уперлась спиной в решетчатую конструкцию, — Мне осточертело, что каждый из вас, каждый, старается меня убить. Знаешь, что вот ЭТОТ, — МакРиди ткнул себя пальцами в грудь, — Сделал со мной? Я попыталась вывернуться, отойти, но он преградил мне дорогу, уперевшись руками в решетки по бокам от меня. — Сначала сжег меня несколько раз из огнемета, а затем решил вообще взорвать к чертям! — глядя в искаженное яростью, лицо МакРиди я поняла, что ему хватило даже суток, чтобы повредиться рассудком. Что же будет со мной через сутки? Проживу ли я столько или он убьет меня раньше? — Ты не представляешь себе насколько это тяжело заново собирать себя! Из обрывков плоти и костей, искать на холоде того, кто сможет тебе дать еще материала для воссоздания, ассимилировать его, тратя последние запасы энергии и бояться, что эта оболочка сдохнет до того, как все закончится! — Что? — от шока я не удержалась на ногах и сползла на пол, а МакРиди присел на корточки, и, продолжил, глядя мне в лицо: — Да-да…я настолько пересыщен вами, что стал уже думать и говорить, как вы. Это очень удобно, облекать в звуки то, что нельзя передать никак иначе — мысли, эмоции — за это вам я благодарен, полезное умение, но оно того не стоило. Я и не вспомню уже сколько раз я умирал от ваших рук. И все как-то в огне. Знаешь, как это — гореть заживо? — он еще ближе наклонился ко мне, и я впритык разглядела его лицо. Красивое, в общем-то, но страшное в запредельном гневе. Ассимилировал… Материал для воссоздания… Я постепенно начинала понимать, что же произошло. — Зачем ты их убил? — я попыталась отползти дальше от этого существа, но снова ткнулась спиной в какую-то преграду. — Ты не понимаешь ничего! Я хотел только одного — спрятаться от холода и убраться отсюда подальше. Вы…вы такие неудобные, но очень теплые. А еще жадные. Вы мне не дали шанса уйти по-тихому. Сожгли. Не дали завершить процесс, а дальше… Дальше началась гонка, — МакРиди протянул ко мне руку, мягко, но крепко схватил за воротник куртки и поднял на ноги, как котенка, — Они не пускали меня, не давали полностью преобразоваться, а я всего лишь пытался восстановиться. Я всего лишь хотел спастись, как любой из вас. Они сами виноваты! Я онемела от услышанного. Бред. Бред сумасшедшего, он простой человек, но очень сильно повредившийся умом. Не может быть такого. — Хорошо-хорошо, МакРиди, я верю вам, отпустите меня, пожалуйста, — понимая, что сейчас ему лучше не перечить, я попыталась освободиться. — Вы мне не верите, — он снова оскалил крепкие белые зубы, но-таки отпустил, и я поняла, что стояла навытяжку перед ним все это время. — Как вас зовут? Скажите, мне неудобно вас называть МакРиди, — говорить. Что угодно, любую глупость, лишь бы он успокоился и не убил меня прямо сейчас, хотя… — Ар Джей. Его Ар Джеем звали, — он снова ткнул рукой себе в грудь, — И Матиас, и Сандер, и Блэр… а еще Олав, Джулиет, Ларс и Норрис, — он начал перечислять имена, знакомые мне и нет, — И Эдвард… и даже…даже собакой успел побывать за это время, так что выбирай любое! — Что? — мне показалось, что волосы у меня на загривке встали дыбом, — Эдвард? Эдвард Волнер? — Да, он самый, — МакРиди…или кто это такой, пнул кучу снега ботинком так, что крошки брызнули во все стороны, я зажмурилась — Черти бы его взяли! Если бы ты знала, как он сопротивлялся! Я был не в том состоянии, чтобы тратить столько сил на борьбу, но выхода не было, мне нужно было его тело. — Что? — Да, я и им успел побыть, но недолго. Пожадничал сам, хотел было еще одного заполучить, но не справился. — Не верю…не верю! — перед глазами у меня полыхнула картина нескольких часов давности, но только уже не Матиас пытается оторвать от своего лица неизвестную мерзость, а мой муж… Захотелось убить, разорвать, бежать, застрелиться, но…получилось только снова разреветься. — Венке? — Венке, прости, — я дернулась, потому что сказано было это уже по-норвежски. Тяжелая рука легла на плечо, но уже не грубо. Я подняла голову — все то же бородатое лицо, длинные вьющиеся волосы, нечеловечески-синие глаза, нет…не он. Не может быть он. — Не может быть. — Может…я же говорю, все во мне. Мысли, чувства, память… а вот этот — снова тычок себе в грудь — Если бы ты знала, как он кричит во мне и ненавидит… — Что ты такое? Зачем ты здесь? Почему именно мы? — Так вышло. Упал не в том месте, — все та же кривая ухмылка. — И, что ты себе думаешь? Ты хочешь выбраться отсюда? — Да. Хочу, но у меня еще слишком мало материала. Если бы ты мне помогла — было бы намного проще. Втроем мы бы закончили все гораздо быстрее, — он кивнул головой на свою странную конструкцию, и мне стало смешно. — Ты думаешь, что это полетит? — Нет. Ему не нужно лететь, оно иначе работает. Неважно как, все равно не поймешь, но мы сможем убраться отсюда. — Подожди, а кто третий? Что ты имеешь в виду? — Тот человек, Матиас. Процесс скоро завершится, и он будет с нами. Меня передернуло от мысли о том, что с несчастным могло происходить. — Ты хочешь и меня тоже того…ассимилировать? — я вгляделась в лицо чужого человека, который говорил со мной как Эдвард. — Да, Венке…подумай сама, что будет с тобой дальше? Еды здесь нет, мороз небольшой, но он есть. Твое тело тратит энергию на обогрев и поддержание жизнедеятельности, но не получает ее взамен. Сколько ты продержишься? День? Два? Даже если прилетит спасательная бригада — они не найдут нас, мы слишком глубоко. — Но ты же как-то притащил сюда все это? Значит, есть еще один выход? — Это — часть того, что нашли ваши люди сначала. Это автономная спасательная капсула, она отделилась раньше времени и упала дальше, я ее не собрал, как ты подумала. Бред. Господи, бред какой, Венке. Ты упала, приложилась головой и тебе все это бредится. — Решайся, Венке… то, что я предлагаю — это не смерть. — Нет! — я шарахнулась в сторону, вывернулась-таки из переплетения решеток и отбежала в сторону, — Не подходи ко мне!***
Полярный день — забавная штука. День-ночь — черт поймешь, ощущение времени теряется на вторые сутки. А если ты еще отрезан от мира непонятно сколькими метрами льда — то оно вообще сливается в одну сплошную бесконечность. МакРиди не стал меня тогда преследовать, взобрался по решетчатым конструкциям наверх и пропал надолго, оставив меня с моими мыслями наедине. Я нашла, было, какое-то подобие одеяла, хотела его подобрать, чтобы завернуться, но едва подняла — увидела, что оно пропиталось кровью и замерзло. К черту. Но меня неумолимо клонило в сон, и я, натянув глубже капюшон на голову, поцепилась на более-менее устойчивую часть лесов, обхватила себя руками, пытаясь хоть как-то сохранить тепло. Нет, я еще не мерзла, но чувствовала, как под одеждой становится холоднее. Нельзя было спать, нужно было двигаться, но не было никакого желания. Как ни крути — этот…это существо право. Разница только во времени. Рано или поздно я загнусь здесь, от холода или голода, но загнусь. Зачем тогда тратить силы и суетиться? И так всю жизнь мечемся, как угорелые, почему не позволить себе напоследок хотя бы немного отдохнуть? Мысли текли в голове мрачные и вялые, все больше и больше погрузая в вязкой черноте, смешиваясь с ней и растворяясь. Я понимала, что нельзя засыпать еще и потому, что ОН здесь. Как только я засну — он воспользуется этим, и тогда я уже точно не проснусь. Но я не поняла даже, как заснула, и не слышала уже ничего, что происходило вокруг. Не знаю, сколько я проспала, но проснулась от того, что упала. Грохнулась с своего места, как воробей с ветки, и проснулась. Будто кто втолкнул меня в реальность и включил мысли, начиная с последней. Нельзя засыпать. Он здесь, он ждет этого. Но, все равно я умру, рано или поздно. Я кое-как поднялась на четвереньки, затем — на ноги, и поняла, насколько я промерзла. Тело одеревенело, с трудом двигалось. Пытаясь расшевелиться, я только разогнала тучу иглистых мурашек по ногам и рукам, заскулила от этой боли. Но, если мыслю и чувствую — значит, существую. Если думаю о себе — значит это еще я. — Ты снова со мной? — послышался знакомый уже голос, — Я думал, что уже не проснешься. Не-МакРиди снова свалился откуда-то сверху (как он себе только ноги не вывернул так прыгать?) подозрительно осмотрел меня со всех сторон. — Ты быстро слабеешь. Быстрее, чем я думал. — Что поделать…женщины, обычно, слабее мужчин. И, к тому же, мне не семнадцать лет, так что радуйся, что…тебе достался этот…человек. — Да, ты права. Мне…тут нравится. Сильное тело. — А чтоб тебя… — меня передернуло от его слов. Проснувшись окончательно, я начала ощущать, насколько замерзла. — Как же холодно. Там у тебя наверху не теплее? Не пустишь погреться? Ар Джей хитро глянул на меня. — Не пущу. Там место только для одного, и то не человека. — В смысле? — В прямом. Ты не влезешь туда — А чтоб тебя черти взяли, — буркнула я снова, и тут же… — Я же просил тебя не ругаться, Венке…тебе это не идет. — Эдвард… — я вскинулась, услышав снова норвежский, — Почему? — Что почему? — снова английский. МакРиди. — Почему ты то Эдвард — то АрДжей? — Я — это всегда я. Я — и один и другой сразу. И еще много кто. Да, Венке, я помню, как мы с тобой у Педера стащили ящик пива и за ночь выпили на спор, а на утро думали, что умрем. — Джулиет? — И да, и нет… — Но, как? — Я не могу объяснить. — Почему тогда ты сейчас больше МакРиди и… Волнер? — Потому, что… ношу тело первого. Оно досталось мне без боя, можно сказать. Он был уже без сознания, когда я нашел его, мало шансов было выжить и в нем, но получилось, как видишь. А второй…он слишком сильные эмоции испытывает при виде тебя, не могу его заставить замолчать. — Господи….я точно свихнусь. Ты говоришь и о них и за них… — Что поделать. Такова моя сущность, — МакРиди пожал плечами, — Ладно. Чего тратить время, чем дольше я говорю — тем меньше делаю. Пойду. — Нет! Постой, — я схватила Ар Джея за рукав куртки, — Не уходи. — Что? — Расскажи мне. Ты говоришь, что МакРиди был без сознания. Он был ранен? Ты вылечил его? — Нет. Он почти замерз. — Но, сейчас он жив. — Да, б**дь, благодаря этой гадской твари я жив, — а вот это уже настоящий МакРиди, кем бы он не был при жизни. — Постой-постой, ты откуда? Кто ты? — Пилот вертолета с американской станции. Двое ваших пригнали к нам собаку, с нее все и началось у нас. Но сейчас это не важно, — голос Ар Джея потускнел, взгляд тоже, — Мы все теперь здесь…едины и бессмертны, мать его так. — Это…страшно? Тебе страшно? — Уже нет…все, чего я боялся — уже случилось. — Тебе было больно? — я заглянула в лицо американцу. Губы его скривились, он мотнул головой. — Не больнее, чем мне, когда меня сжигали раз за разом, — все. Снова ОНО, — Ты, вижу, решилась, что ли? — Не совсем, — это было правдой. Не знаю, что в голове моей перемкнуло. Скорее всего, призрачная надежда…извращенная, дикая, шизоидная, как сон наркомана. Страшный вариант рая или ада, куда попадают человеческие души. — А скольких ты…всего ассимилировал? — Не знаю. Не могу сказать. Таких чисел вы еще не придумали. — И они все в тебе? — Да. Но, они не все разумны были, и те, кто был очень давно — вытеснялись новыми. — Значит, все-таки не бессмертие? — Что? — Мак Риди тут глянул на меня как-то безумно-весело, — Бессмертие? Я не говорил о бессмертии. Тут он расхохотался. Звонко, заразительно, так, что смех его эхом отражался от стен нашей пещеры. — Какие же вы, люди… — отдышавшись-таки, проговорил он, — Сколько же в вас намешано всего. Одни сплошные противоречия. Сначала ты хотела умереть тихо, потом каким-то образом выжить, а теперь загадываешь о бессмертии? — Подожди, нет. Не о бессмертии. Не для себя. Сколько в тебе живет личность человека? — Аааа, кажется, я понимаю. Ты думаешь, что это как ваша загробная жизнь? Хочешь увидеть его там? Но, опять немного не угадала. Это совсем не похоже. — Мне…мне, кажется, уже все равно, — я проговорила это с трудом, потому, что язык еле двигался, а зубы стучали от холода, — Только, пожалуйста…дай мне его увидеть. Последний раз. — И? — Делай со мной, что хочешь, — я смотрела в ярко-ярко синие глаза, которые были когда-то глазами простого человека, который жил, думал о чем-то, мечтал, может быть… А сейчас стал просто вместилищем для чего-то, что мы поймем совсем-совсем не скоро. А, может, вообще не поймем никогда, не важно. Для меня уже все не важно. Не было больше сил выносить это безумие, когда-то все должно кончаться. — Хорошо. Только не смотри, Венке, — снова норвежский, снова те мягкие интонации в чужом голосе. Но не смотреть не получилось. Он отошел на несколько шагов, раздался странный мокрый треск и его согнуло. Он сложился пополам и из спины, раздирая одежду, выхлестнулся рой белесых щупальцев, кровь брызнула во все стороны. Я с криком отскочила назад, но жуткое, шевелящееся облако не ринулось ко мне, а стремительно оплело согнувшуюся фигуру, спеленало… Существо упало на бок, задергалось, как бабочка в коконе. Я заткнула уши, чтобы не слышать треска костей и рвущихся тканей и зажмурила глаза, но тут же открыла, потому, что оно закричало. Почти как человек. Открыв глаза, я увидела, что происходит. Из огромного комка щупальцев вывернулись ноги, страшные, нечеловеческие, задергались, заколотили по полу, затем быстро стало вылепливаться остальное тело. Набросок, черновик… Оно извивалось на полу, разбрызгивая кровь, корчилось… ноги, руки то образовывались, то втягивались снова в рой щупалец и снова высовывались, каждый раз больше похожие на человеческие… И тогда казалось, что кто-то плавит уже пластмассового солдатика на огне, живая ткань подобно воску стекала каплями и сглаживалась, будто в чьих-то руках, среди вьющихся отростков. Кости приобретали нормальную форму, обрастали мышцами, в последнюю очередь появлялась кожа. Не знаю, сколько это продолжалось. Я все-таки закрыла глаза, потому, что не могла уже смотреть, как ЭТО складывает человеческие внутренности в брюшной полости и грудной клетке. Отвернулась, снова заткнула уши и обернулась только на стон. — Это…не может быть… — я присела от удивления. В луже крови, голый, перепачканный, возился Эдвард. Он пытался сесть, но руки оскальзывались и дрожали. — Видишь, Венке…я…здесь, — переводя дыхание, произнес он. — Ты? — я бросилась к нему, плюхнулась рядом с ним на колени, сама пачкаясь в крови… Понимая, что назад дороги нет, и я теперь тоже скоро исчезну… Нельзя было к нему прикасаться. Ни к чему, но… — Я так боялась… — Не бойся…это не так страшно, как кажется…это не смерть, — он, наконец разогнулся и глянул на меня. Темные разводы крови делали светлую кожу еще белее, волосы были растрёпанные и тоже местами слиплись от крови, но это был он. До последней черточки, до последней жилки, мой муж… Идеальная имитация. Приглядевшись внимательнее, я увидела, что не хватает только маленькой татуировки-рыбки повыше локтя со внутренней стороны руки… Ну и что. Он был последним, ради кого я хотела жить и единственным, от кого я приму что угодно… — Верю тебе, — я подвинулась еще ближе, и он потянулся ко мне, я обняла его, чувствуя под пальцами вполне естественное, живое тепло его тела и дрожь, сводящую мышцы от холода. — Не бойся, Венке, это не смерть, это нечто большее…нечто большее, — тихо выдохнул он мне на ухо, и я почувствовала, будто я тоже, как пластилиновый человечек, прижатый к раскаленному металлу, начинаю плавиться и таять…жжет, больно, до мяса, до костей, но теплая рука гладит по щеке… — Не бойся, Венке, я с тобой…мы выберемся отсюда любым способом, потому, что теперь мы вместе… Ты всегда давала мне силы. Моя Венке… Венке…***
— Венке! Венке, просыпайся! Что с тобой? — встревоженный голос ворвался в сознание, разбудил. — Эдвард! — я как ошпаренная вскочила, едва не ударив мужа головой в лицо, он успел во время отшатнуться. — Тише-тише, ты чего? — он сгреб меня за плечи, легонько встряхнул, — Что тебе снилось? Ты кричала… — Ты…ты, — я не могла ничего выговорить, глядя на него. Растрепанный, полуголый, он сидел рядом, внимательно глядя на меня, а в серо-голубых глазах спрятанное беспокойство. Горло перехватило, я заскулила, как побитая собака и разрыдалась, обнимая его, прижимаясь к нему всем телом… — Нуу, тише-тише, солнышко…что бы тебе не приснилось — это был только сон. Я здесь, с тобой. — Ты, Эдвард…ты, — он гладил меня по голове и спине, а я, прижимаясь к его груди, чувствовала, как бьется его сердце. Меня трясло. Он скоро должен уезжать обратно на «Туле», а я с ним… От одной мысли мне стало страшно. — Эд…пожалуйста…не уезжай туда в этот раз. — Куда? На станцию? — Да… Прошу, не едь, останься. Там…там…погибнуть можешь, не уезжай… — Ну, Венке…ты чего? Это же только сон. — Он…он очень плохой. Слышишь? — я вцепилась в его спину обеими руками, царапая мягкую кожу, — Не пущу тебя! — Ты же понимаешь, что не могу я отказаться. Контракт подписан. — Тогда…пообещай…нет! Поклянись мне, что не послушаешь Хэлворсона и не будешь ничего откапывать изо льда! Никаких странных объектов и артефактов. — Хорошо-хорошо, Венке, успокойся только…мне больно видеть, как ты плачешь…