ID работы: 8146064

ИЗРАНЕННОЕ БОЛЬЮ СЕРДЦЕ САМОЗВАНЦА

Гет
NC-17
Завершён
16
Размер:
110 страниц, 13 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
16 Нравится Отзывы 13 В сборник Скачать

12 глава.

Настройки текста
Где-то под столицей. А в эту самую минуту, падкая до власти, панна Марина Мнишек, случайно узнав от кого-то из слуг о том, что где-то под Москвой остановилось войско молодого авантюриста, называющего себя, якобы, чудом спасшимся от беспощадной расправы, учинённой над ним и матерью, Царь Фёдор Борисович Годунов, идущий на Москву для того, чтобы свергнуть ненавистного шурина и самому вернуть себе трон, она мгновенно собрала свои вещи и рано утром покинула мужа, отправившись на встречу с самозванцем для того, чтобы помочь ему в его затее, но лишь для того, чтобы он в благодарность сделал её Царицей Московского Государства, в замен Ксении, которую ею решено было сослать в монастырь под Нижним-Новгородом после переворота, который закончится казнью Гришки Отрепьева. Итак, воодушевлённая подобной затеей, она ехала в карете по лесной густой чаще, из зарослей которой на её карету напали разбойники, учинившие жестокую расправу над охраной, которую разрубили в кровавое месево, а изуродованные трупы разбросав повсюду, уже направились к самой карете для того, чтобы захватить в плен прекрасную пассажирку, активно оказывающую им отчаянное сопротивление, хотя и понимала, что все её действия бесполезны, так как она одна, а нападающих мужчин, весьма крепкого телосложения, но крайне отвратного вида, да и от вида изрубленных трупов, девушку начало мутить, что постепенно свело на «нет» весь её боевой настрой, чем и воспользовались разбойники, наконец, одержавшие над ней победу и, захватив её в плен, поволокли в свой лагерь для того, чтобы отдать на потеху своему главарю, но, не пройдя и пары километров, в схватку с ними вступила вооружённый отряд «Царя Фёдора Годунова», проводящий разведовательную операцию, оказавшуюся своевременной, ведь красавица панночка, действительно оказалась в очень серьёзной опасности и нуждалась в их помощи, как посчитал молодой темноволосый красавец с карими выразительными глазами и обладающий стройной фигурой с богатырскими мускулами, надёжно скрытыми под воинским обмундированием. Он то и был предводителем мятежников, называющим себя «Царём фёдором», как позже узнает, спасённая им, прекрасная польская панна Марина Мнишек, но, а пока, она, словно заворожённая, внимательно наблюдала за его схваткой с разбойниками, надёжно укрывшись в кустах. Казалось, что время для восхищённой панны, остановилось, из-за чего захватывающая сцена на столько сильно захватила её и проходила, словно на одном дыхании, в связи с чем, она так сильно увлекла Марину, что она даже не заметила того, как всё закончилось и прекрасный отважный её спаситель, мягко и бесшумно подошёл к ней, для того, чтобы заботливо узнать о том, всё ли у неё хорошо, но вместо ответа, девушка потеряла сознание из-за переизбытка, переполнявших её всю, бурных чувств, но Лжефёдор не растерялся и, молниеносно подхватив прекрасную юную незнакомку себе на руки, крайне бережно уложил на своего коня и умчался вместе со своим отрядом в лагерь, расположенным где-то под селом Тушино. Не известно, сколько прошло времени, но, когда юная польская панна, наконец, очнулась и, с огромным недоумением внимательно осмотревшись по сторонам, увидела, что лежит на походной кровати, на удивление, очень удобной и мягкой, в парчовом шатре с дорогим убранством и ничего не понимала, а время было уже позднее, так как за его пределами стояла непроглядная тьма, разбавляемая, лишь медным отсветом, горящих костров, разложенных сподвижниками Лжефёдора, пришедшего, проведать свою прекрасную юную незнакомку, которая уже сидела на кровати, свесив стройные, как у газели, ноги, скрытые под пышными юбками шикарного парчового бледно-голубого платья и ничего не понимала. --Ну, наконец-то, ты пришла в себя, красавица!—со вздохом огромного облегчения проговорил Лжефёдор, доброжелательно ей улыбаясь и плавно подходя ближе, что заставило юную панну ощутить странное чувство, не известно, откуда взявшегося влечения к нему, в связи с чем, она медленно встала и, со словами, полными решимости: --Ты самозванец, но лишь я могу помочь тебе взойти на русский трон, хотя и взамен на то, что ты сделаешь меня русской царицей!—пламенно принялась целовать и ласкать своего спасителя, перед чем он не смог устоять и, повинуясь запретному, но такому порочному чувству, безжалостно сорвал с неё и с себя всю одежду и, повалив на пол, принялся жестоко брать её сзади и спереди, что Марину, совершенно не смущало. Напротив, она, словно вошла в кураж и неистовство, признаваясь себе в том, что ей нравится такое грубое обращение, что делало их страсть необузданной, даже дикой. Вот только её жаркий любовник, хотя и оказался потрясённым до глубины души словами знатной панны, но решил не спешить с уступчивостью. Вместо этого, он сделал в ней ещё несколько резких, даже болезненных для неё, толчков и с победным криком, излившись горячим семенем в задний проход девушки, запыхавшись, прошептал ей над ухом, что заставило Марину, впасть в глубокий шок, не говоря уже о том, что испытать противоречивое чувство, смешанное с: разочарованием, болью, злостью и унижением: --Ты, отныне являешься моей наложницей, панна Марина Мнишек! Мне решать, как использовать тебя с твоими прелестями! Вздумаешь, плести против меня интриги, либо попытаться убить—пожалеешь, что на свет родилась и станешь шлюхой для моих сторонников, а они уж с тобой ласково обходиться не станут!—и похотливо рассмеялся, что заставило панну невольно содрогнуться, залиться румянцем смущения и покорно кивнуть. Довольный, полученным от наложницы, согласием, Лжефёдор одобрительно кивнул и, запустив сильную руку ей в лоно, принялся решительно блуждать в нём, не учтя одного, что Марине уже стали, глубоко неприятны его прикосновения, хотя и мирилась с положением обычной постельной утехи, ублажая на протяжении всего остатка ночи самые низменные похотливые потребности своего нынешнего владельца, оставившего её лишь на рассвете для того, чтобы обсудить со своим войском план наступления на Москву с последующим свержением царя Димитрия, уверенный лишь в том, что тот ничего не знает о готовящемся штурме и конце своего правления. Царский дворец. Москва. Только это было, далеко не так, ведь о планах самозванца своему Государю уже донёс один из, внедрённых им в стан врага, шпион, благодаря которому юный Правитель Российского Государства внимательно выслушал доклад и, отблагодарив за верную службу мешком с золотыми монетами, дал указание о продолжении бдительного наблюдения. Разведчик всё понял и, почтительно откланявшись царским особам, в число которых входили: сам царь Димитрий, его дражайшая жена Царица Ксения и зять Михаил, отправился обратно в стан самозванца, оставляя их Царских Величеств, обсуждать проведение своих действий, не обращая внимания на яркие солнечные лучи, залившие всё вокруг золотым блеском и приятный теплом, заставляющие молодых людей, невольно морщиться и время от времени чихать. --Раз уж самозванец называет себя моим несчастным братом Фёдором Борисовичем, то, может мне отправится к нему в стан и попытаться мудрыми советами отговорить идти на нашу семью!—внезапно предложила мужу юная Царица, одетая в шикарное парчовое зелёное платье с бархатными и шёлковыми вставками, чем вызвала у юноши невыносимое беспокойство, в связи с чем он ошалело воскликнул, не терпя никаких возражений, словно открещиваясь: --Даже думать об этом не смей, Акся! Ты мне слишком дорога для того, чтобы рисковать тобой! Нет! Я запрещаю! Для этого, Димитрий даже стремительно подошёл к горячо любимой жене и, заключив её в крепкие объятия, добровольно утонул в их ласковой бирюзовой бездне, что вызвало в Царице приятную лёгкую дрожь вместе с душевным теплом, что вызвало в девушке понимающий вздох, с которым она, очень нежно погладила любимого по бархатистым щекам, из-за чего между ними даже возникло небольшое душевное объяснение, совершенно забыв о, внимательно наблюдающим за ними, Михае, наконец, решившем вернуть к себе их внимание. --Государь, как мне стало рано утром известно от нашего с вами друга, пана Александра Снежинского, его жёнушка, то есть моя неразумная сестрица Марина, сбежала к самозванцу, решив стать его любовницей для того, чтобы благодаря её связям, свергнуть вас и возвести его на царский трон. Мы, же, можем использовать её связи нам на пользу и через мою сестрицу, убить супостата.—мудро рассудил молодой телохранитель, чем и заставил не на долго призадуматься венценосную юную чету, мысленно признавшуюся себе в том, что лучшего выхода из, сложившейся, весьма катастрофической ситуации, уже начавшей расшатывать царский трон, чего супругам, совершенно не хотелось допускать. --Значит, именно так и поступим, Михай! Сейчас, же собирай экстренное собрание с польскими магнатами, объясни им ситуацию и вместе с ними найдите выход! Результат представишь мне вечером в виде отчёта!—с одобрением распорядился юный царь и, не медля ни минуты, отправился вместе с женой на собрание в боярскую думу. Михай всё понял и с почтительным поклоном проводил друзей понимающим взглядом и, выждав немного, немедленно отправился в польский квартал для собрания с соотечественниками, смутно надеясь на то, что они тоже, далеко не в восторге от возможного военного столкновения с самозванцем и согласятся помочь ему вместе с Государем, дать мощный отпор врагу, даже не догадываясь о том, что о, грозящей им всем, страшной беде уже известно царице-матери Марии и царевне Ольге, находящейся в её роскошных покоях, возясь с детьми. Лагерь самозванца. А в эту самую минуту в стане самозванца Лжефёдора, а именно в его шатре, сидящая на походной кровати, уже одетая, юная панна Марина, искренне жалела о том, что прибыла сюда, так как положение бесправной наложницы главного бунтовщика её совсем не устраивало. Вот только она ничего теперь не могла изменить. Поделом. Сама захотела, хотя и никто не звал её в стан к самозванцу. Теперь, же, ей ничего другого не осталось, кроме, как молча терпеть и ублажать его, что вызвало в горе-авантюристке печальный вздох, с которым она обхватила темноволосую голову. В таком плачевном душевном состоянии юную фаворитку своего предводителя застал его телохранитель казак Митяй Волков, коренастый мужчина среднего возраста с уже заметно, поседевшей растительностью на загорелом лице и коротко стриженных волосах, в связи с чем, ему стало на столько сильно и искренне жаль красавицу, что он достал из внутреннего кармана парчового кафтана небольшую, но надёжно скрывающуюся в ладони склянку с прозрачной жидкостью, которую протянул изумлённой девушке со словами: --Я помогу тебе избавиться от жестокого насильника, девочка. Вот склянка с ядом. Выльешь его в еду нашему предводителю, когда он меньше всего этого ожидает, а потом сбежишь отсюда. Не ожидавшая подобной заботы со стороны стражника, Марина не нашлась, что и ответить. Она оказалась потрясена до глубины души, но, поблагодарив мужчину за помощь в избавлении от насильника, всё, же, взяла из его руки склянку и спрятала её в лифе платья. --Спасибо!—благодарственно выдохнула юная панна и, проводив мужчину задумчивым взглядом, вновь осталась в гордом одиночестве, погружённая в мрачную задумчивость о том, как ей незаметно отравить изверга и сбежать от него к мужу, который уже, наверное, хватился её и, доложив обо всём истинному Царю, уже думает над тем, как дать мощный отпор супостату. Скорее бы уже, Димитрий обрушил на Лжефёдора весь свой праведный гнев и отбросил его, очень далеко и на долго, либо захватил в плен, жестоко пытал, а потом казнил на лобном месте и на глазах московского народа. Вот, что принесло бы обесчещенной юной панне очищение и счастье. Только, когда это случится, одному Господу Богу известно. В связи с чем, из трепетной груди юной красавицы вырвался измождённый вздох, не укрывшийся от музыкального слуха, вернувшегося в шатёр Лжефёдора, понявшего, что поступил днём со своей фавориткой, непростительно грубо, из-за чего ему непреодолимо захотелось, загладить свою вину и уже направился к ней, но девушка, словно почувствовав, нависшую над ней, новую опасность, схватилась за острый кинжал, который подставила к своей груди с диким угрожающим криком: --Не подходи ко мне, или я убью себя! Что вызвало в молодом парне понимающий тяжёлый вздох, с которым он всё больше наступал на свою мятежную честолюбивую красавицу, в связи с чем, она, осознав, что всё бесполезно, отбросила кинжал в сторону и принялась беспощадно избивать самозванца пощёчинами, сносимые им, молча, пока она, наконец, ни, выбившись из сил, разразилась горькими рыданиями, отрезвляюще подействовавшими на парня, заставив его, бережно заключить, перепуганную девушку, в нежные объятия и, осторожно впившись ей в сладостные губы, приняться неистово целовать её. Марина ещё, отчаянно пыталась отбиваться и вырываться, но, вскоре поняв, что сама, непреодолимо хочет этого дикого и необузданного, словно молодой жеребец, красавца самозванца, ослабила борьбу и постепенно свела её вместе с, переполнявшей её всю, яростью на «нет», в связи с чем, между ними вновь вспыхнула головокружительная страсть, превратившаяся в любовную борьбу на ложе любви из-за того, что: ни он, ни она не собирались уступать друг другу, постепенно заполняя просторное пространство шатра единогласными сладострастными стонами, что продлилось до тех пор, пока пара ни выбившись из сил и тяжело дыша, ни отстранилась друг от друга, но продолжая крепко обниматься и пламенно целоваться. Чуть позже, когда они уже лежали, с огромной нежностью обнимая друг друга, Лжефёдор, продолжая, чувствовать себя очень сильно виноватым перед этой жаркой и неукротимой панночкой, заворожённо смотрел на неё, погружённый в глубокую задумчивость о том, что она ему, очень сильно нравится, вернее юношу влечёт к нему с огромной силой, делая его её добровольным рабом, ведь, вот уже на протяжении целых суток их пламенного общения друг с другом, он постоянно думает лишь только о панне Марине, которую безнадёжно, но, при этом, очень неистово успел полюбить, признаваясь себе в том, что ему уже не особо, то и хочется идти на Москву и захватывать власть, убив, предварительно своих: «шуринов, племянников и сестёр», воцарившихся на русском престоле. --Прости меня, Марина! Я подлый мерзавец и безжалостный насильник, безнадёжно влюбившийся в тебя и уже больше не желающий, идти войной на «мою семью»!—тихо выдохнул юноша, ласково улыбаясь своей избраннице и с огромной нежностью гладя её по бархатистым, залившимся румянцем смущения, щекам, что заставило девушку нехотя открыть сонные серые глаза и недовольно спросить: --Извинения приняты, но я не пойму, что ты этим хочешь сказать, Фёдор? Ты отказываешься свергать Лжедмитрия с его отродьем и любовницей? В связи с чем, сон у коварной панны, как волной смыло, из-за чего она, слегка приподнявшись на локтях, пристально всмотрелась в красивое лицо жаркого любовника, не веря в то, что слышит. Поначалу, ей даже показалось, что она ослышалась, но это было совсем не так, ведь любовник подтвердил, сказанное им ранее решение, прекратить борьбу за трон и за свержение законных правителей, что, окончательно лишило её возможности, когда-либо взойти на трон Российского Государства, из-за чего она влепила парню звонкую пощёчину и отрезвляюще воскликнула: --Даже не вздумай отказываться от борьбы с узурпатором! Захвати его вместе с семейкой и казни у всех на виду, а сам взойди на трон и меня коронуй! Лжефёдор, конечно, знал о том, что Марина Мнишек пойдёт на всё ради короны, но, чтобы на безжалостное убийство русского царя с его благочестивым семейством… Чем был потрясён до глубины души и испытывал невыносимый страх уже и за свою жизнь. --Ты очень страшный и безжалостный человек, Марина! С тобой опасно, враждовать!—ошалело прошептал юноша, вызвав в любовнице одобрительную улыбку и новый шквал из жарких поцелуев с головокружительными ласками, в перерыве между которыми, она успела выдохнуть ему прямо в губы: --Вот и не враждуй со мной, а лучше неистово люби и возводи на русский трон! Вот только любовники даже не подозревали о том, что, в эту самую минуту, за пределами шатра, не говоря уже о том, что немного в стороне от него встретились телохранитель Лжефёдора с, внедрённым в его стан, шпионом Царя Дмитрия Ивановича, вернувшимся из столицы с тайным приказом Государя, который молодой человек подал другу, сложенным в золотой футляр и скреплённый царской печатью. --Нам необходимо всё организовать, как можно скорее, пока самозванец ни двинулся на столицу, свергать, законно венчанного, Государя.—чуть слышно и настороженно, озираясь по сторонам, проговорил молодой шпион, прекрасно понимая, что собеседнику, тоже совсем не по душе решение самозванца идти на Москву, да ещё и эта интриганка панна Марина Мнишек, подстрекающая Лжефёдора к боевым действиям. Конечно, чертовка, очень хороша собой, умна, изворотлива и стратегически грамотна, не говоря уже о том, что очень амбициозна и властолюбива, из-за чего они все могут, легко угодить на виселицу, либо того хуже—на плаху. --Я сегодня дал ей яд для того, чтобы она подлила его в еду самозванцу в отмеску за его грубое обращение с ней, но она, похоже, даже и не собирается убивать супостата.—понимающе вздохнув, поделился с другом, тоже чуть слышно телохранитель самозванца, из-за чего между ними воцарилось длительное мрачное молчание, во время которого, оба обдумывали то, как им лучше поступить с их главной проблемой, но хорошо осознавали то, что действовать им необходимо как можно скорее, в связи с чем, решили, сначала поговорить с сослуживцами для того, чтобы настроить их против царского отступника, чем и занялись немедленно, собрав всех своих друзей на окраине лагеря. Царский дворец. Москва. А тем временем, уже, завершив все свои дневные и государственно важные дела, юная венценосная чета Дмитрий и Ксения лежали в постели, обнявшись, но спать ещё не торопились. Вместо этого, они, не обращая внимания на кромешную темноту в их просторных покоях, разбавляемую лишь серебристым светом луны, дерзко проникающим в них и приносящим им акцент лёгкой мистичности, вели тихую душевную беседу, тем-самым, анализируя все яркие события этого дня, что продлилось до тех пор, пока юная царица ни выбралась из супружеской постели, прекрасно понимая, что возлюбленному совсем не хочется, отпускать её, только в комнате стало на столько невыносимо душно, что им обоим захотелось пить, именно, благодаря этому, Димитрий отпустил любимую из своих нежных объятий и внимательно проследил за тем, как она подошла к прикроватной тумбочке и, налив в серебряный кубок прохладной воды, вернулась в постель со словами, заставившими юношу, погрузиться в глубокую задумчивость: --Как думаешь, у нас получиться одолеть самозванца? Это вызвало в юноше понимающий вздох, полный невыносимой мрачности и душевной усталости, с которыми он, ничего не скрывая, ответил, заворожённо смотря на жену: --Мы обязаны, одолеть его, иначе нас ждёт страшная смерть, Акся, ибо Лжефёдор, как я успел узнать от верных шпионов, на столько беспощаден, что смерть для нас окажется самым лёгким избавлением, так как пленных женщин он жестоко насилует, а потом зверски убивает и скармливает собакам, либо… Парень не договорил, из-за того, что ему от, рисуемых воображением страшных картин, стало на столько мерзко, что к нему даже подступил приступ дурноты, который он подавил с помощью, поданного ему возлюбленной кубка с водой. Ксения поняла мужа и, тяжело вздохнув, заключила: --Значит, приложим все возможные усилия для того, что самим убить самозванца! Это вызвало в, одетом в шёлковую тёмно-зелёную пижаму, юноше новый тяжёлый вздох, с которым он поставил кубок на тумбочку и, заключив жену в крепкие объятия, не говоря ни единого слова, завладел её алыми и сладкими, как спелая земляника, губами и принялся с неистовым жаром, целовать их, избавляя себя и жену от уже, начавшей, мешать им, одежды, пока, наконец, ни оставшись, абсолютно нагими, добровольно утонули в неистовом пламени их головокружительной страсти. Вот только не долго продлилось благополучие юной венценосной четы, ведь, благодаря бдительности коварной и властолюбивой панны Марины, присланный из столицы шпион вместе с его другом оказались схвачены, не пожелавшими, предавать самозванца, воинами и после длительного, не говоря уже о том, что жестокого допроса были казнены, после чего обширное войско двинулось на Москву, где у него произошло кровопролитное сражение с царскими стрелецкими войсками, увенчавшееся успехом Лжефёдора, въехавшего в город победителем на белоснежном коне, восторженно встречаемый народом, присягнувшим ему на верность, тем-самым предавая истинного Государя, который, узнав обо всём, вместе с дворцовой стражей выступил на защиту дворца, заняв оборонительную позицию, прекрасно понимая, что враг окажется очень силён, ведь такой человек, как Лжефёдор, который за свою успешность продал душу дьяволу, просто не победим. Вот только за спиной Димитрия стояли жизни родных людей вместе с детьми, да и связи дражайшей Ксении с бывшими царскими опричниками, преданными сторонниками отца её покойной матушки, обещавшие, обеспечивать ему защиту и надёжный тыл, благодаря чему, юноша чувствовал себя намного увереннее, но не смотря на всё это, всё равно нервничал из-за того, что совсем не хотел погибнуть от руки самого настоящего дьявола с его сторонниками. Молодость была здесь не при чём, совершенно. Он, просто боялся оставить без защиты возлюбленную жену с их маленькими детьми, судьба которых была не завидной. Именно для избежания их моральных страданий, Димитрий решился оказать супостату активное и беспощадное, не говоря уже о том, что отчаянное сопротивление. Осталось лишь только дождаться его прихода. Потянулись минуты ожидания, а в воздухе повисло напряжение, что натолкнуло воинов на мысль о том, что самозванец таким образом испытывает их терпение и нервы, которые и без того, были натянуты, как тетива лука. Вскоре их мучение закончилось, и во дворец, сопровождаемый верными воинами, прибыл Лжефёдор, с довольной ухмылкой посматривающий на противников, которые, как он понял, не хотели сдаваться без боя. Ну, что, же, это их выбор и право. Пусть становятся смертниками. --Молись о пощаде, Димочка!—презрительно бросил царю самозванец, встав в боевую позицию, уверенный в том, что противник испугается, но ошибся. Юный царь даже и не подумал поддаваться страху и идти на поводу у врага. Вместо этого он одарил его взаимным презрением, с отважной воинственностью бросив: --И не мечтай об этом, супостат! Что оказалось услышано противником, понимающе вздохнувшем и расценившим это, как за отказ к мирному поражению. «Ну, что, же, хозяин-барин!»--заключил мысленно Лжефёдор и, не говоря больше ни единого слова, вступил с, враждебно настроенным против него, Димитрием в жесточайший бой, оказавшимся совсем не долгим, так как силы, изначально были не равны, хотя и юный царь сражался очень отчаянно и отважно, как и стражники, которые оказались, вскоре повержены и разбиты полностью, в отличие от юного царя, с которым самозванец решил позже разобраться, когда немного остынет, но, а пока несчастного решено было запереть в покоях жены. Всё то время, что возлюбленный отважно сражался с самозванцем и его людьми, юная царица не находила себе места от беспокойства за него. В голову лезли разные мысли, одна мрачнее другой, из-за чего она не могла даже сидеть спокойно на парчовой тахте, в связи с чем, внезапно вскочила с неё и принялась нервно метаться по их с мужем просторным покоям, подобно, потревоженной кем-то, львице, но признав, что и это не помогает, несчастная пламенно любящая своего сердечного избранника, юная девушка, вновь опустилась на тахту и нервно принялась теребить рукав парчового платья, имеющего свекольный цвет и дополненное золотым шёлком с органзой, что продлилось до тех пор, пока замок в двери ни заскрипел, заставив многострадальное сердце Ксении, учащённо забиться, а душу замереть в ожидании страшного известия о гибели возлюбленного. Только паника оказалась преждевременной, так как, в эту самую минуту, дверь, наконец, открылась, и в их покои вернулся её милый друг, живой, невредимый, но поверженный и погружённый во мрак, но это было уже не важно для юной Царицы, в связи с чем, она со вздохом огромного искреннего облегчения и радостью, сорвалась с места и, кинувшись к мужу, крепко обняла, не говоря уже о том, что пламенно принялась целовать его печальное, но такое красивое и милое лицо, с жаром убеждая мужа, чтобы он ни падал духом: --Ничего, Дима! Мы вместе, а это самое главное, любовь моя! Ничего не бойся, смирись, но знай, что мы всё преодолеем! Супостаты не смогут нас убить до тех пор, пока ты ни подпишешь манифест об отречении от Российского Престола! От услышанных им мудрых слов, Димитрий немного взбодрился и всё с той, же воинственностью произнёс: --Пусть и не мечтают об этом! Я никогда не подпишу этот манифест, Акся! Я скорее отрублю себе правую руку, чем пойти на предательство моего народа! Он, пока не понимает, что делает и то, что этот самозванец—самый настоящий дьявол! Вскоре у народа пройдёт эйфория, и он, прозрев, вернётся к нам! Так и будет. Только стоит немного подождать. Услыхав столь мудрое решение возлюбленного, стоявшая вместе с ним посреди просторной комнаты, девушка морально поддержала мужа новым шквалом из жарких поцелуев, которые помогли им обоим, взбодриться и начать смело смотреть в ближайшее будущее, а оно уже было не за горами. Точнее, спустя пару часов после того, как, окончательно обосновавшись в царском дворце и сослав царицу Марфу Нагую в монастырь вместе с «внуками» и царевной Ольгой, самозванец начал пышно праздновать свою победу с, присягнувшими ему на верность продажными боярами, в покои к поверженной царской чете пришла, облачённая в парчовое платье цвета тёмной бирюзы для того, чтобы объявить им ультиматум Фёдора, что возлюбленная пара восприняла в штыки: --Государь пообещал помиловать вас и ваших детей, но с условием, что вечером ты, Димитрий, смиренно подпишешь, уже подготовленный личным писарем Государя, манифест о добровольном отречении от престола Российского! Говоря эти слова, панна наслаждалась тем, что, отныне пленники зависели от её прихотей и решений, ведь самозванец готов был, жестоко расправиться с венценосной четой в любую минуту, лишь Марина его сдерживала, убеждая, что всё должно пройти цивилизованно и без напрасных кровопролитий, даже сейчас, она стояла перед узниками, мысленно убеждая их о благоразумии, обещая даже, устроить им отъезд туда, куда они сами захотят, хоть в ту, же Османскую Империю под покровительство турецкого Султана. Только Ксения с Димитрием, хотя и совсем не возражали на счёт помощи панны Марины в их отъезде, но сомневались в том, что это ни очередная ловушка, о чём и вразумительно заговорил с бывшей невестой: --А откуда нам с Аксей знать, что подпиши я манифест о моём отречении от Престола, самозванец с его прихвостнями, ни убьют нас в ту, же минуту, да и ты сама не в состоянии дать нам гарантию, так как сама находишься в зависимости у супостата-узурпатора? Конечно, против столь весомых и мудрых аргументов юная панна Марина не нашлась, что и ответить, ведь Димитрий, говоря столь мудрые и практичные слова, зрил ей в самую душу, в связи с чем, она печально вздохнула и, пообещав всё, хорошенько разузнать у любовника, ушла, оставляя венценосных узников, вновь одних, сидеть на тахте и потеряно смотреть друг на друга в мрачном молчании и смиренном ожидании решения их судеб. Вот только, как бы Димитрий ни сопротивлялся, поддерживаемый возлюбленной, но подписать манифест об отречении, ему пришлось. Его заставил это сделать сам Лжефёдор, хорошенько избив и пригрозив убийством жены, которую, сначала жестоко изнасилует он вместе с его сторонниками, благодаря чему несчастный юноша оказался морально сломлен и не нашёл ничего лучше кроме, как, всё-таки уступить мучителям и, обречённо вздохнув, подписал проклятую бумагу. Когда, же, она была скреплена подписью с печатью, злодей ещё раз всё внимательно проверил и, убедившись в том, что всё правильно, коварно улыбнулся и заключил: --Давно бы так, а всего-то стоило лишь, слегка поднадавить на что нужно! После чего в тронном зале, освещаемом лёгким мерцанием от, горящих в канделябрах, свечей, повисло напряжённое длительное и очень мрачное молчание, во время которого Димитрий смиренно принялся ждать момента, когда мучитель, как и обещала ещё пару часов тому назад, панна Марина, объявит ему о том, что теперь он вместе с женой и детьми может уезжать туда, куда захочет, но, к его глубокому разочарованию этого не произошло и вместо того, чтобы вырваться, наконец, на свободу, несчастного Димитрия по приказу самозванца бросили в мрачную темницу, где было темно и очень холодно, не говоря уже о том, что он даже не знал о том, какое сейчас было время суток, хотя стояла уже глубокая ночь и, когда измождённый, обрушившейся на него огромной несправедливостью этого дня вместе с предательствами, несчастный юноша, морально раздавленный, задремал, лёжа на каменном полу, освещаемый лишь ярким лунным светом, дерзко проникающим в камеру, напоминающую склеп, уже, успев понять, что живым ему отсюда не выбраться, что оказалось предсказуемо, так как, в эту самую минуту, открылась тяжёлая дубовая дверь, и в камеру вошёл Лжефёдор для того, чтобы насладиться своим коварством и страданиями несчастного узника, которого он разбудил тем, что пнул ногой, благодаря чему, Димитрий, мгновенно проснулся и, встрепенувшись, принялся смотреть на мучителя, ничего не понимая. --Что? Думал, я так просто оставлю тебя в покое, Димочка?! Ошибаешься! Я ещё не до конца насладился твоим моральным унижением!—и, не говоря больше ни единого слова, подал знак стражникам о том, чтобы они приступили к экзекуции. Они поняли господина и, подойдя к, инстинктивно забившемуся в угол камеры, узнику, успевшему, понять о том, к чему ведёт речь мучитель, принялись его жестоко избивать и насиловать до тех пор, пока он ни стал лежать весь в крови и не подавая никаких признаков жизни, словно мёртвый, но и здесь беспощадные изуверы не остановились, продолжая своё беспощадное действо. Загородный монастырь. Часом ранее, панна Марина пришла в покои к, ничего не знающей о печальной судьбе возлюбленного мужа, Ксении, к счастью несчастная бывшая царица ещё не спала из-за того, что сон никак не шёл к ней от, бушующих в голове жутких мыслей, из плена которых её вырвала юная панна, вручившая ей плащ с глубоким капюшоном со словами, звучащими, как приказ и не терпящий никаких возражений: --Собирайся! Сейчас мои слуги отвезут тебя в один из загородных монастырей, где ты сможешь спокойно отсидеться до тех пор, пока всё ни утихнет, либо, пока на трон ни придёт более достойный правитель, после чего, ты сможешь уехать, куда захочешь! О муже не думай! Его же не спасти! Лучше себя спасай и ваших с Димитрием детей! Понимая то, к чему ведёт Марина, говоря о том, что Диму уже не спасти, несчастная Ксения внезапно лишилась чувств, рухнув на тахту, словно подкошенная от переизбытка бурных чувств, бушующих в её трепетной душе, в связи с чем, уже начавшей, терять терпение, панне Марине пришлось, срочно собраться с мыслями и, подозвав верных слуг, приказать им, немедленно забирать бывшую царицу и везти её в пригородный монастырь, что те и сделали, незаметно вынеся бесчувственную юную девушку из царского дворца и, бережно уложив на сидение в салоне кареты, отвезли её в загородный монастырь, где и передали на попечение матушке-настоятельницы, а сами вернулись во дворец для того, чтобы узнать о том, нельзя, ли как-то, по-тихому и незаметно вывести царя Димитрия в безопасное место, а тирану для окончательной потехи подсунуть, похожего внешне на беднягу, бомжа, чем уже активно занималась панна марина, воспользовавшись тем, что любовник, присытившись зверским глумлением над Димитрием, крепко спал в своих покоях, ужасно пьяный. Так прошло пару дней мрачного пребывания царевны Ксении Годуновой-Отрепьевой в монастыре и в глубоком неведении о судьбе возлюбленного мужа, что сильно изматывало её, не говоря уже о постоянной каждодневной утренней дурноте в виде изматывающей тошноты, выворачивающей девушку наизнанку, невыносимой слабости и плаксивости. Неужели она вновь беременна? Как это некстати в столь сложное для страны и её семейной жизни время, когда она до сих пор ничего так и не узнала о дражайшем возлюбленном муже. Так и в этот сентябрьский, невыносимо жаркий день, когда она сидя на деревянной скамье в обществе горячо любимой сестры Ольги Борисовны, постепенно приходила в себя после очередного приступа дурноты, задумчиво смотря в окно и печально вздыхая, внезапно отвлеклась на неожиданное появление настоятельницы, в руках которой был какой-то свёрток с царской печатью, что заставило истерзанное невыносимыми страданиями хрупкое сердце юной девушки, учащённо забиться от, переполняемого её трепетную душу, волнения, боли и понимания, что там, в связи с чем, несчастная вдова исступлённо громко закричала и провалилась в глубокое беспамятство, что заставило старшую сестру несчастной юной царевны Ксении, мгновенно взяв из рук настоятельницы письмо, быстро прочесть и прийти в ужас от того, какой страшной смерти проклятый супостат придал её несчастного шурина Димитрия, в связи с чем трепетное сердце царевны Ольги переполнилось жгучей ненавистью к самозванцу. --Будь ты проклят до последнего колена, супостат!—прошипела она чуть слышно и подобно гремучей змее, а в изумрудных ясных глазах промелькнул яростный огонь, способный легко испепелить всех врагов, от чего, находящейся в келье своих венценосных послушниц, настоятельнице стало так страшно, что она даже начала лихорадочно креститься и молиться. А между тем, за всё то время, что панна Марина вместе с Димитрием пробыли у местной ворожки, пытаясь, привести в чувства несчастного юношу, ничего не получалось и, несчастная душа Димитрия находилась между жизнью и смертью, словно, не желая никак, откликаться на отчаянные воззвания к ней целительницы, уже полностью отчаявшейся и опустившей руки, с чем старуха и вышла к, погружённой в глубокую молитву за Димитрия, панне Марине и с печальным вздохом заключила: --Прости, девочка, только я ничего не могу сделать для исцеления твоего сердечного друга! Его безгрешная душа, истерзанная невыносимой жестокостью дьявола в человеческом обличии, что сейчас сидит на царском троне, никак не хочет выходить на контакт и возвращаться в бренное тело этого несчастного юноши! Между женщинами воцарилось длительное, очень мрачное молчание, которое, внезапно нарушила сама панна Марина, решив, прибегнуть к последнему средству, которое она считала более действенным, в связи с чем, посоветовавшись с ворожкой и получив от неё одобрение с благословением, отвезла Димитрия в тот самый монастырь, куда позавчера и так, же под покровом ночи, тайно увезла царевну Ксению Годунову, передав несчастного парня на попечение, возглавляемых мудрым батюшкой, монахинь, мгновенно приступивших к прочтению молитв, случайной свидетельницей чего стала царевна Ольга, незаметно убежавшая к дражайшей сестре, сделав это очень даже вовремя, ведь её несчастная, убитая горем, сестра как раз вознамерилась выпить яд из маленькой прозрачной склянки, которую сжимала в изящных руках, не обращая внимания на, стекающие по бархатистым щекам, горькие слёзы и шёпотом читая молитву о прощении её души и за смертный грех, который она сейчас совершит над собой. --Акся, нет! Не делай этого! Димитрий жив и находится здесь в монастыре под присмотром святого отца с матушкой-настоятельницей!—ворвавшись в келью, отрезвляюще прокричала Ольга, чем заставила сестру, мгновенно опомниться и, убрав яд, с нескрываемым сомнением спросить, пристально глядя на старшую сестру мокрыми от слёз бирюзовыми глазами, успевшими покраснеть, в связи с чем, Ольга вздохнула с огромным облегчением и, собравшись с мыслями, всё рассказать, даже о том, что Димитрия доставила к ним панна Марина Мнишек, отчаявшаяся, вернуть беднягу к жизни и искренне сожалеющая о том, возвела на трон Лжефёдора, по вине которого их родственник теперь находится в состоянии между жизнью и смертью. Дальнейшее объяснение Ксения не стала слушать из-за того, что, мгновенно сорвавшись с места, помчалась в ту келью, где после соборования с отчиткой крепко спал Димитрий, отныне осталось лишь одно—надеяться на чудо и молиться о выздоровлении бедняги, так как со своей стороны батюшка с матушкой и монахинями сделали всё, что от них зависело. Они ушли, впустив к несчастному юноше его жену, искренне поблагодарившую их за проделанную, очень сложную работу и, получив от них благословение, подошла к постели и, сев на её край, принялась что-то тихо шептать возлюбленному и ласково поглаживать по шелковистым светлым волосам, успев, заметить даже то, как по его бледным бархатистым щекам медленно скатились две прозрачные слезинки, а, плотно закрытые ясные голубые глаза внезапно дрогнули и открылись к огромной радости юной девушки, медленно склонившейся к его мягким тёплым губам и пламенно поцеловавшей мужа. --С возвращением, любовь моя!—выдохнула, вся светясь от переполнявшего её всю, восторга, Ксения и вновь пламенно поцеловала его, предварительно услыхав его тихий вздох, похожий на стон: --Акся! Царский дворец. Утро. А в эту самую минуту, когда уже забрезжил рассвет и самые первые лучи осеннего солнца постепенно начали пробуждать от ночного сна столицу Российского царства вместе с её горожанами, окрашивая всё вокруг в яркие: розовый, оранжевый и золотой цвета с оттенками, во дворец вернулась панна Марина и, пройдя в царские покои, убедилась в том, что самозванец до сих пор крепко спал после бурной вечерней оргии с пьянкой, абсолютно голый и, источающий, тошнотворный запах перегара, благодаря чему, из трепетной груди девушки вырвался вздох огромного облегчения. Вот только ложиться к нему в постель панне не хотелось, уж слишком вид любовника был отвратным, да и, прекрасно зная о том, что он постоянно развлекается с боярскими дочерьми и жёнами, из-за чего их честолюбивые мужья и отцы уже начинают недовольно шептаться, грозно косясь на самозванца и искренне жалея, что пошли у него на поводу, сама уже начала испытывать к нему жгучую ненависть, но под головокружительными ласками Лжефёдора, панночка, мгновенно растаивала, подобно льду на весеннем апрельском солнце, забывая про всю ненависть со злобой. Даже сейчас, сидя на краю их общей постели возле него спящего, Марина была погружена в глубокую мрачную задумчивость о том, как ей дальше быть с их отношениями, да и невыносимые душевные и моральные страдания Димитрия с Ксенией, не давали покоя душе панны, в связи с чем, отбросив все сомнения, она внезапно схватила подушку и, прижав её к лицу любовника, принялась, что есть силы давить на неё, из-за чего и от понимания того, что ему стало нечем дышать, проснулся самозванец, принявший оказывать любовнице активное сопротивление, продлившееся до тех пор, пока он обессиленный и задохнувшийся, ни обмяк, отойдя в мир иной, благодаря чему, запыхавшаяся и вспотевшая, Марина вздохнула с огромным облегчением и, когда немного опомнилась от, свершённого ею только что, убийства, решительно встала с постели и, позвав стражу, приказала им, немедленно собрать всех бояр на срочное собрание, где ей предстояло сделать им объявление о смерти узурпатора и о том, что законный Царь Димитрий Иванович жив, хотя и надёжно спрятан ею от жестокой своры самозванца. Стражники всё поняли и, почтительно поклонившись, убежали выполнять приказание, другие, же, занялись избавлением от тела злодея, бросив его на растерзание, уже собравшемуся возле дворца разгневанному народу. Что, же, касается панны Марины, она, покопавшись немного в государственных документах покойного Лжефёдора и, наконец, найдя в них, манифест Димитрия о насильственном отречении от престола, сожгла его в камине, задумав, выставить всё так, словно никакого отречения и не было, что у неё вышло отлично, ровно, как и выступление перед московским народом и боярами, которые, обрадовавшись, свершённым справедливым правосудием, разошлись по домам, решив, утром всей боярской думой отправиться в монастырь, где находилась царская семья, вероломно свергнутая жестоким узурпатором и просить их вернуться на царство, в связи с чем, довольная, проделанной ею работой, панна Марина вернулась во дворец и, удобно устроившись на своей постели, забылась крепким сном.
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.