Если наутро ты не уверен, было или не было, проверь в зеркале, насколько у тебя довольная физиономия

Не знающее пощады солнце светило в комнату самым бесчеловечным образом, явно не задумываясь о том, что кто-то внутри может страдать похмельем. В комнате понемногу становилось душно. Судя по тому, как припекало с самого утра, день обещал быть жарким. Гинтоки открыл глаза, потянул затёкшую руку — и встретился взглядом с Цукуё. — Привет, — негромко сказала она. — Ага, — слегка невпопад отозвался Гинтоки. Он закрыл глаза и открыл их снова. Цукуё никуда не исчезла, по-прежнему продолжала лежать рядом, на его уже потерявшей чувствительность руке. Гинтоки моргнул в последний, контрольный раз, и вынужден был признать: по какой-то неведомой причине он проснулся в обнимку с Цукуё. И несмотря на это обстоятельство, ни одного куная не торчало из его головы! Удивительное дело! Впрочем, последнюю загадку он разгадал быстро: судя по тому, как страдальчески морщилась Цукуё при каждой его попытке пошевелиться, похмелье у неё было не слабее, чем у Гинтоки. А учитывая её неопытность в плане алкоголя, пожалуй, и посильнее. И всё же зрительный контакт Гинтоки предпочёл не разрывать, как с диким зверем, который может напасть, если почувствует слабость. Всё так же молча пялясь в глаза Цукуё, он высвободил руки и ноги и отполз в сторонку. Цукуё голову с подушки не подняла. — Я пойду… там… воды попью, — зачем-то отчитался Гинтоки и поторопился смыться из комнаты. Он понятия не имел, как оказался в этой ситуации! Дурное предчувствие в голове выло сиреной, трясло плакатами и запускало в небо сигнальные ракеты! Похоже, произошло что-то катастрофичное! Что-то непоправимое! Сунув голову под струю холодной воды из крана, Гинтоки пытался восстановить в памяти вчерашний вечер. Хинова попросила его вытащить Цукуё «отдохнуть и развеяться», выделив на это достаточный бюджет, чтобы можно было напоить добрую половину Кабуки-чо — это он помнил. Поотнекивавшись и повозмущавшись, Цукуё всё же согласилась и тут же потащила его в первый попавшийся бар — и это он помнил. Устав от выходок пьяной Цукуё, он решил плюнуть на всё и надраться тоже — это он помнил, но уже смутно. Следующее, что удалось выудить из памяти — пробуждение и неловкое «ага». В воспоминаниях очевидно не хватало какого-то большого и очень важного куска. Какова вероятность того, что Гинтоки потерял контроль, и случилось что-то непоправимое? Прямо сказать, такая вероятность была, и немаленькая. Гинтоки взвыл от отчаяния, но нечленораздельный вопль быстро перешёл в бульканье, из-под крана пришлось спешно вылезать. Со всем присущим ему джентльменством побеспокоившись о страдающей Цукуё, Гинтоки набрал стакан воды и вернулся в комнату. За время его отсутствия Цукуё значительно продвинулась по пути преодоления своих страданий и теперь сидела, держась за голову и потерянно глядя куда-то в пространство перед собой. Передав стакан в её слегка подрагивающие руки, Гинтоки бездумно наблюдал за тем, как она сидит в его спальне, на его футоне, одетая в его футболку, и мелкими глотками пьёт воду. Розовая футболка с клубничным принтом смотрелась в этой сцене особенно инфернально. Бесполезная вещь когда-то досталась Гинтоки случайно, вручили в комплект к любимым трусам, и он её взял только потому, что кредо Ёрозуи не позволяло ни при каких обстоятельствах отказываться от чего-то бесплатного; но не надел ни разу, валялась без дела. А теперь розовая ткань с легкомысленной клубничкой весьма завлекательно натягивалась на груди грозной Гейши Смерти. Гинтоки поспешил отвести глаза — и уткнулся взглядом в длинные голые ноги Гейши Смерти. Мысленно выругавшись, Гинтоки поднял глаза к потолку — и обнаружил свисающий с балки чулок Гейши Смерти. Нет, ну, это уже чересчур! — Ты вчерашний вечер хорошо помнишь? — самым скучающим тоном поинтересовался Гинтоки. — Разумеется, — ответила Цукуё с твёрдой уверенностью человека, в чьей памяти после первой рюмки наступает полный провал. — А что, ты забыл, что было ночью? — А что-то было? — поспешил уточнить Гинтоки. — То есть ты не помнишь? — несмотря на жёсткое похмелье, сил на ехидную улыбку у Цукуё хватило. — Я всё прекрасно помню! Что там было и всё такое!.. Просто не уверен, считать ли это чем-то достойным внимания! — выкрутился Гинтоки. — Может, так, подумаешь, ерунда какая-то, и помнить необязательно… Цукуё крепко задумалась, словно оценивая масштабы катастрофы. — Да нет, — в итоге вынесла вердикт она, — ничего такого особенного. Кажется. Я так думаю. — Отлично! — с облегчением подхватил Гинтоки. — Потому что я тоже так думаю! — Спасибо за воду, — вернула ему пустой стакан Цукуё, — и за прошедшую ночь… кхм, — она немного сбилась с мысли. — За которую ничего, заслуживающего внимания, не произошло… В любом случае, думаю, мне пора возвращаться в Ёшивару. Где моя одежда? — То есть ты не помнишь? — радостно отзеркалил её давешнее ехидство Гинтоки. — Я всё прекрасно помню! — возмутилась Цукуё. — Так, подзабыла кое-какие детали … — Я тоже некоторые мелочи упустил… — ухватился за спасительную соломинку её признания Гинтоки. Сквозь алкогольное марево памяти вдруг прорвалась одна сцена прошедшей ночи. Гинтоки вспомнил, как уже стянувшая один чулок Цукуё обернулась к нему и с наездом поинтересовалась: — А ты это чего не раздеваешься?! Я раздеваюсь, а ты нет?! Это не дело! Если сам не можешь, я тебе сейчас помогу! И решительно отшвырнув чулок прочь, принялась стаскивать кимоно с его плеча… Судя по тому, как в одночасье побледнела Цукуё, она тоже что-то такое припомнила. Не дожидаясь реакции — какой бы она ни оказалась — Гинтоки поспешил сдёрнуть с балки обнаруженный чуть ранее чулок и преподнести его Цукуё с торжественным: — Вот. — Спасибо, — на автомате кивнула Цукуё, принимая подношение. — А остальное? — А моя одежда где? — вопросом на вопрос ответил Гинтоки. Вдумчивый осмотр комнаты в четыре глаза привёл обоих к выводу, что ничего кроме двух раскаивающихся пьяниц, смятого футона и одного чулка в помещении не наличествовало. — Могли мы в порыве… кхм… эмоций случайно одежду порвать на такие мелкие клочки, что и следа не осталось? — задумчиво пробормотал Гинтоки. — Нет? — с надеждой отозвалась Цукуё. — Не могли же? Гинтоки уже не раз за сегодняшнее утро успел пожалеть о количестве выпитого накануне, и сейчас сделал это в очередной раз. Если бы голова так не гудела и дурнота не накатывала, он бы хоть соображал получше… Пустой желудок требовательно заурчал, напоминая, что закуски вчера употребили значительно меньше алкоголя. — Кстати! Надо поесть! От похмелья помогает! — радостно сменил тему Гинтоки. Где-то в глубине души он надеялся, что если отложить вопрос с одеждой, то он как-нибудь решится сам собой. В конце концов, может, в памяти всё-таки всплывут ещё какие-то подробности, или Цукуё расколется… — И тебе надо поесть, полегчает! — насел на неё Гинтоки. — Правда, могу предложить только рис. — С чем? — уточнила Цукуё. — С рисом, — точнее обрисовал финансовое положение Ёрозуи Гинтоки. — Годится, — согласилась Цукуё. Пока Гинтоки старательно хлопотал над щедрым завтраком, Цукуё успела кое-как привести себя в порядок и даже одеться — в смысле, натянуть несчастный единственный чулок. Гинтоки при этом честно закрыл глаза ладонями и так же честно подглядывал сквозь пальцы за процессом облачения, и теперь отстранённо размышлял, как же так вышло, что зрелище одевающейся женщины оказалось не менее волнующим, чем раздевающейся. Завтрак прошёл в сосредоточенном молчании. Проблемы, несмотря на все надежды Гинтоки, никуда не делись, память не вернулась, одежда волшебным образом не материализовалась из воздуха. Дальше оттягивать неизбежное было нельзя. — Надо что-то делать, — твёрдо заявил Гинтоки. Цукуё вздрогнула и опасливо уточнила: — Что? — Что-то, — туманно отозвался Гинтоки. — Так что пойду я. И как был, в одних трусах, рванул на улицу. Учитывая, как начался сегодняшний день, казалось прямо-таки удивительным, что мимо в этот момент не проезжал патруль Шинсенгуми, не прогуливался сёгун, не крался за ним с бомбой Зура, проклятая старуха прямо сейчас не требовала арендную плату при поддержке своей кошкодомохозяйки, корабль аманто не рухнул прямо на голову Гинтоки или корабль Кайентай не приземлился рядом под характерный раздражающий хохот… И не исключено, что историю ночных приключений как раз могли рассказать все перечисленные. В общем, Гинтоки был готов действительно к чему угодно, но вселенная наконец решила сжалиться над ним, и перед зданием обнаружилась только Тама с метлой, эдакий островок стабильности и спокойствия в непростом похмельном мире. Мысленно благодаря высшие силы за такое везение и на всякий случай стараясь не привлекать лишнего внимания, Гинтоки негромко проблеял: — Тама-ча-а-ан! Скажи, ты меня случайно ночью не видела? — Видела, — чётко ответила на поставленный вопрос Тама и замолчала. В сердце Гинтоки затеплилась надежда. — А куда я одежду мог деть, случайно не знаешь? — задал самый животрепещущий вопрос он. — Нет, — спокойно и безэмоционально растоптала ростки его надежды Тама. — Когда я вытаскивала последнего посетителя из бара Отосэ-сан, вы уже были раздеты. Как и сейчас, — и по взгляду Гинтоки догадавшись, что ему требуются подробности, добавила: — В одиночестве возвращались откуда-то радостно и вприпрыжку, размахивая лентой презервативов, как знаменем победы. «Или, зная, как ведёт себя на пьяную голову эта ненормальная, скорее белым флагом капитуляции», — подумал Гинтоки, сползая по стенке. Не побеспокоившись о том, чтобы поблагодарить Таму за информацию, Гинтоки ползком вернулся в квартиру, едва не ткнувшись лбом в колени торчащей за дверью Цукуё, поднял на неё взгляд, нервно хихикнул и неестественно высоким голосом сообщил: — Похоже, мы целую ленту презервативов за ночь перевести успели. В памяти снова немного прояснилось, Гинтоки припомнил, как пинал посреди ночной улицы торговый автомат, категорически требуя: — Давай сюда резинки! Они мне срочно нужны! Слышь, ты, машина бездушная, ну пойми ты меня, как мужик мужика! В недрах автомата что-то хрустнуло, и сквозь щель вывалилась лента искомой контрацепции… «А самое обидное, — мысленно проорал Гинтоки, — что самого интересного-то я и не помню! Это ж сколько всего за ночь было!..» — Что ж, надеюсь, у тебя найдётся достаточно денег, чтобы выкупить гейшу Ёшивары, — голос Цукуё тоже звучал как-то странно. Они встретились взглядами. — Ну, думаю, выбора у меня нет, — очень скучающим тоном заключил Гинтоки. — Придётся брать на себя ответственность. — Что поделать, — настолько же подчёркнуто сочувственно отозвалась Цукуё. — Не вижу других вариантов. — Не то чтобы я собирался… — Не то чтобы я хотела… — И не при таких обстоятельствах… — А в других обстоятельствах я бы ни за что… — И уж точно не с такой занудой, которая даже пить не умеет… — И уж точно не с ленивым алкоголиком… Обмен комплиментами прервался резким стуком, оба от неожиданности вздрогнули. — Гин-сан, ты там проснулся? — позвал Шинпачи из-за двери. Цукуё, оценив ситуацию и свой внешний вид, поспешила скрыться в спальне и оставить Гинтоки разбираться с посетителем самостоятельно. — Нет! Гин-сана нет! Он ушёл! И не сказал, когда вернётся! — проорал Гинтоки. — Гин-сан, — теперь голос Шинпачи звучал укоризненно. — Ты же сам сказал, что одежда должна быть в порядке к утру, я с ней полночи возился, а теперь ты тут устраиваешь… Гинтоки распахнул дверь, едва не вывалившись наружу, и вырвал из рук у Шинпачи объёмный свёрток. Чёрное кимоно в оранжевых листьях он узнал даже прежде, чем собственную одежду. — А это было не слишком приятно, знаешь ли, — продолжал ворчать Шинпачи, — такое ощущение, что вас друг на друга тошнило… Память Гинтоки услужливо подсунула ему ещё один эпизод ночных приключений, из тёмного переулка по пути домой. Несмотря на квадратики ТВ-цензуры, мораль о том, что алкоголь — зло, эпизод доносил весьма наглядно. — Можешь гордиться своей интуицией… — пробормотал Гинтоки, разбирая чистые вещи. — …заваливаешься к нам домой среди ночи пьяный, в одних трусах, — продолжал безжалостно перечислять Шинпачи, — приказываешь срочно постирать… Твоё счастье, что сестра была занята этой девчачьей ночёвкой с Кагурой и Кьюбей-сан, а то она бы тебе устроила! Кстати, ты не забыл, что пообещал Кагуре к утру добыть воздушных шариков в подарок принцессе Соё? — Ах, воздушные шарики! — с невыразимым облегчением завопил Гинтоки. — Конечно, не забыл! Как я мог забыть! Не думаешь же ты, что я такой безответственный, Шинпачи-кун?! Я даже посреди ночи могу достать что угодно! Где-то тут они у меня… В спальне что-то с шумом грохнуло об пол; Гинтоки решил считать, что это тоже такое выражение облегчения, а не обморок. — Кстати, а где Цукуё-сан? — снова проявил недюжинную интуицию Шинпачи. — Откуда я знаю! У себя, в Ёшиваре, наверное! — зачастил Гинтоки. — Не думаешь же ты, что я оставил её без одежды в своей спальне на всю ночь и занимался с ней какими-то непотребствами с использованием «воздушных шариков»?! Ха! Ха! Ничего подобного! В общем, спасибо за помощь, а теперь проваливай! — он захлопнул дверь, смахнул со лба пот и шумно выдохнул. В спальню он входил уже совершенно спокойный и безэмоциональный. Цукуё — всё ещё в футболке и одном чулке — тоже сидела с таким видом, будто заглянула по важному делу. — Твоя одежда, — протянул Гинтоки. — Благодарю, — кивнула Цукуё. — Я подожду за дверью, пока ты оденешься, — развернулся Гинтоки. — Весьма порядочно с твоей стороны, — согласилась Цукуё. Прислонившись к стене, Гинтоки слушал негромкий шорох ткани. — Я так понимаю, ситуация разрешилась, — заметил он вполголоса. На мгновение шорох прекратился, а затем Цукуё сказала: — По всей видимости. — И мне больше нет необходимости брать на себя никакой ответственности. — И искать деньги на выкуп. — Я вообще не любитель ответственности. — Никто из нас этого не хотел. — Так что всё к лучшему. — Определённо. Дверь сдвинулась в сторону, и Цукуё, полностью одетая и привычно отстранённая, с кисеру в руках, возникла на пороге. Гинтоки отклеился от стены и шагнул ей навстречу. Теперь можно было представить, что не было ни вчерашней попойки, ни полного смущения и терзаний утра, ни подозрений, ни сомнительных перспектив… Взгляды, которыми Гинтоки с Цукуё обменялись, были исполнены облегчения — и разочарования. — Похоже, пара «воздушных шариков» осталась под футоном, — заметила Цукуё. — Но я бы всё-таки советовала тебе найти нормальные. — Разберусь как-нибудь, — проворчал Гинтоки. Вот чего притащился Шинпачи и всё испортил своими объяснениями, думал Гинтоки. Так бы уже терять было нечего… Цукуё приложилась губами к мундштуку, выдохнула крошечное облачко дыма и подсказала: — И кстати, со спиной своей что-нибудь сделай, она у тебя вся расцарапанная. Этому тоже точно было какое-то приличное объяснение. Например, возвращаясь в ночи, Гинтоки где-нибудь упал и проехался спиной по щебёнке. Или его нёс в когтях орёл. — А у тебя засос вот тут, на шее, — ткнул пальцем Гинтоки, чтобы не оставаться в долгу. И у этого тоже явно была какая-то другая причина. Совершенно приличная и невинная. — И губы у тебя опухли, — добавила Цукуё. — А у тебя следы от пальцев, — заметил Гинтоки, разглядывая светлеющий между запахом чёрного кимоно и резинкой чулка треугольник кожи. Память, наконец, сжалилась над Гинтоки, и вывалила все воспоминания о прошедшей ночи. О том, как с лентой «воздушных шариков» он вернулся домой и обнаружил, что, несмотря на его чёткие и понятные инструкции, Цукуё и не думала ложиться спать, зато успела отыскать его заначенную бутылку сакэ и ополовинить её, а потом… Судя по тому, как вспыхнули щёки Цукуё, её память тоже крайне своевременно восстановилась. Они молча уставились друг на друга. А затем, всё так же не разрывая зрительного контакта, как с диким зверем, который может напасть в любой момент, Цукуё сделала шаг — не в сторону двери и даже не к окну, а назад, в спальню, к измятому футону. А потом ещё один. И Гинтоки устремился следом. Громогласно стрекотали цикады, солнце по-прежнему безжалостно припекало. День обещал быть жарким.