магия приходит с болью

      Оказалось, это не тебя спасать надо было. При создании мира, по твоему мнению, всех горе-спасателей, всех любителей жертвовать своими жизнями ради других надо было занести в черный список. Иногда полезно побыть эгоистами.       Признайся, тебе было бы не так больно, не знай ты, что совсем рядом, прямо перед твоим носом был шанс: шанс на нормальную, скучную жизнь, шанс на здоровую, взаимную любовь, шанс хоть на что-то. Но ты его проебал. Как и все в своей жизни.       Ты сейчас — незаканчивающийся приход. Вот героиновый укол в щиколотку, чередующийся с бесконечными белыми дорогами в ноздри, а вот порошок в десна и дерьмовый стафф под язык в паре. Хо-ро-шо. Ты почти умираешь каждый день.       Бэмби все кричит и кричит: «Мы не рвали свои задницы ради тебя, чтобы ты потом убивал себя всякой вредной хуйней!»       Бэмби даже плачет: «Элиот, ты единственный, кто у меня остался, не оставляй меня и ты тоже».       Бэмби опускает руки: «Кью умер не для этого», — и уходит.       Тебе все равно. Ты ждал ее ухода с самого своего возвращения, потому что понимал: ее приоритеты давно изменились, и в вашем кругу поменялся в лучшую сторону каждый, кто входил в спасательную миссию. Ты же был мясным костюмом Монстра, и пока они получали опыт, пока они жили, ты всего лишь наблюдал. Но никто не виноват, нет, это просто ты говно, слабый человек, неспособный сопротивляться желанию надраться с горя, забыться.       Все повторяется. Ты живешь в цикличном кругу, из которого нет выхода. Когда рядом был Квентин — и только он, ты даже думал, что нашел выход: настолько тебе было хорошо, настолько жизнь с ним не была похожа на ту, другую, серую. И вот ты снова в ней. Как только ты надеешься, что скоро все изменится — так сразу же все идет по пизде, и не важно, сколько сил было потрачено для достижения.       Мотивационные плакаты и слоганы врут: никакого светлого будущего нет и никогда не будет, на одной вере не выехать, и даже та же магия приходит с болью. А от наркоты ты хотя бы знаешь, чего ожидать — синтетика еще никого не наебывала.       Твои бывшие друзья думают, ты сторчался со скуки, потому что ты сам позволил им так считать. На деле же тебе было стыдно открыть им правду. Это Элис имела полное право скорбеть по Квентину, убиваться, плакать днями напролет, может, даже сама сторчаться. Они, в конце концов, были снова вместе и любили друг друга сильнее прежнего. Тебе же ничего не досталось (по твоей же вине), ну и, собственно, кто ты такой, чтобы так изводиться? В настоящем это не ты прожил с Квентином полвека, не ты вырастил с ним сына и уж точно не ты согласился попробовать с ним снова. Элиот Во, проебавший все, что только можно. И насколько же жалким нужно быть, чтобы захуяриться наркотой вусмерть по такой банальной причине: потерял по собственной глупости любовь всей жизни, которая потом умерла.       Тебе было больно настолько сильно, что ты больше не видел выхода. Каждую секунду ты думал об упущенной возможности, чувствовал глупое сердце, никогда не перестающее кровоточить, и не мог как раньше найти глазами уставшего, но всегда улыбающегося тебе Кью, чтобы успокоиться. И каждый раз осознание, что его больше нет, ударяло тебя больно под дых, и ты не мог дышать, не мог перестать отрицать — и плакал, плакал, плакал.       Чем сильнее приход — тем хуже ломка. Чем хуже ломка — тем больше времени ты можешь видеть его. В первый раз ты испугался так, что наложил в штаны, но потом ты привык, а в последующие разы даже вычислил систему. Кью сначала просто сидел в стороне, иногда улыбаясь трясущемуся в агонии тебе, и хватало просто смотреть на него часами, чтобы становилось легче.       А спустя время, в одну ломку, когда ты чуть не умер с пеной изо рта и судорогой, которой свело все тело, Кью присел рядом, положил твою голову к себе на колени и гладил успокаивающе твои волосы до тех пор, пока тебя не отпустило. Ты тогда впервые за долгое время искренне засмеялся: Квентин снова рядом, пусть тебе и приходится убивать себя за эту возможность.       В приходы ты забываешься, устраиваешь вечеринки, ложишься под разных парней — по-другому, делаешь вид, что не мертвый еще, живой. А в ломки с Кью под боком, практически умирая от нанесенного вреда организму, захлебываясь своей же блевотиной, ты живешь по-настоящему. Ты любишь.       Персики и сливы, долбоеб.