Черно-белое

      Бездна настолько обширна, что кажется бесконечной: гигантское пространство с редкими осколками расколотой планеты, освещенное тускло переливающимися эфирными течениями и далекими звездами. В своем известном меньшинстве она полностью статична, что позволяет создавать относительно точные карты — Арэшурат хоть и изменчив, но крупные острова закончили свое плавание столетия назад. В неизвестном же большинстве она намного опаснее отнюдь не безопасной области Ока, знаменитой своими энергетическими всплесками и постоянными стычками враждующих рас.       Однако постоянные экспедиции неизвестность не отваживает от выполнения поставленных целей: собираемые в основном на финансирование жадных шиго и лишь частично — на деньги картографических академий, они занимаются исследованием самых отдаленных регионов. Сопутствующие риски с лихвой покрываются продажей собранных данных по возвращении на обетованные земли, полученные суммы позволяют закупать оборудование последних моделей, выплачивать жалование отчаянным матросам и ремонтировать их корабли — обычно, но не сейчас.

***

      Экспедиция затягивалась: вместо предполагаемого месяца активного исследования отдаленных областей Бездны элийское судно сначала дрейфовало в неизвестности несколько недель, — непредсказуемый мощный эфирный выброс нарушил работу энергетического ядра корабля, оставив его без возможности малейшего движения — а потом оказалось почти что вдавлено в осколок древней Атреи. Несколько членов команды буквально чудом уцелели, чего нельзя было сказать о корабельном оборудовании, из остатков которого даэвы, разбив лагерь, небезуспешно попытались собрать сигнальный маяк мощнее того, что был уничтожен. Прибор, однако, оказался настолько энергозатратным, что моментально внес корректировки в количество оставшихся эфирных ячеек, сильно уменьшив шансы экспедиции на выживание — запасы и без того истощались, но если вынужденную пищевую почти-голодовку вознесенные могли выдержать, то магическое истощение всегда становилось последней каплей для организма.  — Если в течение недели никто не появится, нам останется надеяться только на течения, благословите нас Серафимы, — обращается к главе экспедиции капитан, высокий в тяжелых латных доспехах. Получая в ответ молчание, он тяжело вздыхает и взъерошивает ладонью короткие пшеничные волосы: — Могли сейчас патрулировать ту несчастную деревню, на солнышке нежиться и фрукты собирать — нет, угораздило оказаться в самой темной заднице из всех!  — Ситуацию ваши возмущения не поменяют, капитан, — отвлекается от чтения документов его собеседник, не оборачиваясь и даже не скашивая взгляда. Затем он, совсем молоденький внешне мальчишка, после крушения возглавивший оставшихся исследователей, вглядывается в далекий ледяной шпиль: — Да и надеяться на нестабильные эфирные мосты или спасателей не приходится, когда знаешь, что тебя ожидает, — он улыбается, но это выглядит настолько кисло, что гладиатор мотает головой и недовольно фыркает.  — Нет, мы выживем — у нас осталось несколько солдат, — капитан сжимает кулаки и тоже обращает взгляд ко шпилю, понимая, что боеспособными из оставшихся являются максимум двое; хмурится и цедит сквозь плотно сжатые зубы: — Тварь не полакомится больше ни одним человеком.       «Тварью» элийцы поспешили назвать существо, обитавшее на обломке и их методично убивавшее, сейчас сидящее на возвышенности и наблюдающее за действиями своей добычи — оно всегда показывалось незадолго до нового нападения. Крылатое и высокое, с длинным хвостом и мощными лапами с бритвенными когтями, оно однако «напоминало фигурой молодую сильно истощенную женщину», если доверять словам нашедшего его покойного исследователя, и «было сначала дружелюбным». «Было — ключевое слово! — до момента, пока мой «бдительный» охранник не осветил его «безопасным заклинанием», очевидно ослепив и тем спровоцировав!» — читает в докладе, испачканном кровью писавшего, глава экспедиции и усмехается. «Дружелюбным это существо даже пьяный не назовет!» — отчитывался, помнится, раненный ночью бывалый солдат. — «Глазищи драконьим пламенем полыхают, когтищи с палец длиной и лапищи с две ладони — милейшее создание, ага! Дикий дракан какой-то!» — вспоминает он с точностью до интонаций и вновь поднимает глаза на далекий шпиль, застывая. «Милейшее создание» мнется на своем насесте — дракан, сначала таскавший пайки, а потом начавший похищать даэвов — и кажется, что хочет убить его своим взглядом — он сглатывает, потому что помнит почти цельное состояние найденных припасов и иссушенные людские останки, разбросанные по частям недалеко от места кораблекрушения.       «Тварь» не двигается, когда мальчишка бросает оставшимся солдатам и исследователям короткое «готовьтесь «; не двигается, когда по команде капитана на стоянке начинается копошение и подготовка капканов и защитных заклинаний; не двигается, когда стоянка оказывается полностью «защищенной» — но взмывает вверх с пронзительным криком, когда кто-то заменяет эфирную ячейку сигнального маяка. Существо неуклюже планирует вниз, наблюдая за обнажающими мечи и готовящими щиты людьми, и приземляется на ледяную гряду возле лагеря, ломая взмахами мощного хвоста ближайшие кристаллы и используя большие кожистые крылья вместо опорных передних конечностей; после — делает несколько шагов к испуганной добыче, поднимая голову и скалясь.       Исследовательская команда впервые видит их убивавшее создание в дневном свете, что, однако, лишь сильнее накаляет обстановку: действительно массивное — в большинстве своем из-за крыльев и хвоста — гуманоидное существо; действительно женщина — бледная и беловолосая, с измазанным кровью лицом — и довольно молодая; действительно похожа на одичавшего дракана — с лапами с удлиненной стопой и с потускневшей белой чешуей на плечах, одетая в изношенный когда-то золотой доспех. Но внешняя человечность не обманывает выживших, поэтому спустившуюся на нижние уступы дракаин встречают опущенные глаза и поднятое оружие, несмотря на которые она начинает говорить:  — Мы насытились вашим эфиром, жалкие смертные, и мы живые — наконец-то! — ее голос кажется мужским и женским одновременно и дополняется тихим утробным рычанием. — Мы выпили достаточно вашей крови…  — На каком языке она говорит?! — не оборачиваясь, кричит капитан — его голос почти дребезжит от клокочущего в жилах гнева.  — Точно не элиик! — слышится бормотание одного из солдат.  — П-похоже на диалект б-балаурика! — откликается испуганный исследователь, стоящий возле самодельного маяка. — Только я не п-понимаю, не могу разоб-брать!  — Теперь — ваши эфирные ячейки, — дракаин обращает взгляд к палатке с коробками, — немедленно отдайте их. Мы хотим выбраться отсюда, — между тонких бескровных губ проскальзывает змеиный язык.  — О-она что-то хочет! — пытается переводить он.  — Она получит только клинок в брюхо! — подобно балауру рычит капитан, стискивая пальцы вокруг рукояти.  — Эфирные ячейки! Сейчас! — выждав немногим больше минуты, пронзительно кричит она. — Шевелитесь! Мы не намерены ждать! — для убедительности топает мощными лапами и хлопает, приподнимаясь, крыльями; потом, замечая лишь сплотнившиеся с жалким одиночным писком ряды, оглядывает даэвов и тяжело выдыхает. — Видишь, я пытался договориться, я не забыл твои наставления — но они не поняли моих требований, — она оборачивается к льдине и поднимает руку, касаясь собственного отражения со странной печальной улыбкой на лице.       Замечая отвлечение дракаины, капитан с коротким «сейчас!» бросает в нее метательное копье, не обращая внимания на протестующее «Гелион, нет!» мальчишки-главы.  — Извини, может, что-то я сделал неправильно — снаряд ловится на подлете ловким хвостом, — но мне таки придется избавиться от них, — с силой сжимаемое в мышечных тисках древко ломается. — Они мешают…       Среагировать на приказ и действовать слаженно обороняющиеся испуганные солдаты не успевают, и потому в следующее мгновение видят массивную фигуру, поднимающуюся в воздух для нанесения сокрушительного удара — от последнего плотный защитный барьер рассыпается разноцветными искрами, а довольная тем нападающая бросается вперед. Первым она настигает единственного полноценного заклинателя и целителя, насквозь пробивая его грудную клетку и с чавкающим звуком извлекая оттуда обагренные когти с зажатым бьющимся сердцем. Вторым она, пригнувшись, убивает набросившегося с фланга гладиатора, хвостовым ударом плашмя вдавливая его в ближайший ледяной кристалл и превращая брюшные органы в неразборчивое выплескивающееся из латных доспехов месиво. Третьим она, уклонившись от брошенной ослепляющей гранаты, пронзает пытающегося провоцировать стража, отталкивая одним крылом и обезглавливая когтями второго. Четвертый, пятый и шестой, нападающие вместе, неосмотрительно приближаются спереди и сгорают заживо в потоке заготовленного выдыхаемого пламени. Седьмой, находящийся за их спинами лучник, сильно обугливается и в агонии падает на землю в попытках потушить полыхающую одежду — его голову раздавливает опустившаяся когтистая лапа. Восьмой, защищающий главу экспедиции светловолосый капитан, отбрасывается приблизившейся ей и оказывается буквально насажен на неподалеку расположившиеся естественные кристальные колья. Девятый, застывший мальчишка-глава, удостаивается самой бескровной кончины из всех павших — его шею сворачивают отточенным движением, а безвольное тело откидывают подальше от охраняемых ящиков с желанными ячейками.  — Открытое пространство, девять тел и полторы минуты, — вздыхает и склоняется женщина над лежащими рядом беспорядочными бумагами. — Долго. Старею видимо.       Полуживой распятый Гелион из последних сил молится Серафимам и силится запомнить случившееся в подробностях: свой обладавший хорошим потенциалом отряд, свое согласие на помощь экспедиции, свое чудесное выживание на ледяном обломке Атреи далеко в неизведанной Бездне и свою погибель от существа, чьи способности ставили его наравне с балаурскими командующими — будут благосклонны эфирные течения, и он опишет произошедшее в деталях. Он вздыхает с тихим смешком, и этот внезапный в тишине звук отвлекает вступающую на новосозданный эфирный мост дракаину, чья голова поворачивается вслед за дернувшимися в направлении выжившего подвижными ушами. Она останавливается, высокомерно задирая подбородок, и кричит с торжествующей ухмылкой, силясь оказаться громче грохочущего портала:  — Восемь тел! Выносливее остальных! — слышна почти одобрительная фраза. — Хорошо, будешь тогда посланником — или посланием, если не доживешь, — ее голос действительно громогласный, и кажется, что звучит он также в его сознании, выжигая в памяти сказанное. — Запоминай сообщение, посланник, и запоминай ее, отправителя! — она набирает воздуха в легкие. — Тринадцатое божество пробудилось!..       Окончание предложения тонет в закрывающемся искусственном пространственном разломе, а его последняя пульсация поднимает с земли ледяную крошку, открывая глазам оставшегося в холодной тишине Гелиона высеченный на обломке давно забытый символ.