Больше не буду

Свист — скрип — удар — свист — скрип — свист… Звуки разрезающих лёд коньков казались Маэдросу ударами меча или бича. Фингон снова взлетел и легко опустился на лёд. За эту тренировку он ни разу не упал; Маэдрос каждый раз удивлялся, как «конский хвост» — длинные, чёрные волнистые волосы — не мешает ему прыгать. Хотя во время показательных выступлений он даже распускал его. В серебряном костюме с сапфирово-радужными стразами, изображавшем рыцарский доспех, с тёмно-лазурным коротким плащом за плечами, Фингон опускался на колени, складывал руки в молитвенном жесте и склонялся так, что его кудри рассыпались по льду, как потоки густой смолы. Поклонники сходили с ума. Фингон подошёл к бортику и сорвал с волос резинку, стянул ворот спортивной куртки — на катке было холодно. — Как показатели? — спросил Маэдрос. Фингон молча протянул ему руку с суперсовременным, улучшенным фитнесс-браслетом. Коллеги иногда недоуменно пожимали плечами — зачем ему, едва ли не талантливейшему в стране биологу, убивать столько времени на физиологию спорта? Но ему было действительно интересно, и… он знал, что Фингон должен чувствовать его заботу. Чувствовать изо дня в день. Фингона успокаивала эта привычная рутина — показатели пульса, давления, внимание к малейшим повреждениям, всестороннее лечение серьёзных травм — рентген, таблетки, физиотерапия; специальная диета, которую Маэдрос разрабатывал для него каждую неделю… Маэдрос знал, что эта нежная, постоянная забота о теле успокаивает и душу — насколько это вообще возможно после случившегося. Маэдрос почувствовал влагу на своей руке: он осторожно перевернул ладонь Фингона. Она была залита кровью. Фингон опять разрезал себе ладонь коньком. Маэдрос знал, что у многих фигуристов есть такая проблема: некоторые девушки (да и парни) из-за этого постоянно носили перчатки; некоторые мирились с порезами. Но он знал и то, что с Фингоном это происходит не всегда; что он судорожно хватается за лезвие конька, когда его преследуют жуткие воспоминания. Сейчас Маэдрос не следил за ним пристально, но хорошо помнил, как на последнем чемпионате страны Фингон схватился за конёк, скользя вдоль трибун, мягко, словно перо по воде — и потом, в конце, несмотря на огромную скорость вращения, Маэдрос разглядел, как струйка крови течёт по запястью, впитываясь в алый рукав. — Давай перевяжу, — сказал осторожно Маэдрос. — Да ладно… ну давай, если нужно. Маэдрос достал из кармана эластичный бинт, который носил с собой для таких случаев и быстро перетянул его ладонь. — Я потом зайду в раздевалку, ещё раз посмотрю. Может, надо зашить. — Не говори ерунды. — Может, надо… — Маэдрос хотел сказать — «чтобы ты в другой раз этого не делал» — но раздумал. — Может, надо заморозку, а то будет болеть. Маэдрос поднял глаза — и сердце у него зашлось от ужаса. Там, высоко на балконе, во втором ряду сидел его брат Келегорм. Ему даже не хотелось думать, что будет, если Фингон увидит его. Да, сезон уже заканчивался, но… Он поспешно опустил глаза и провёл ладонью по его руке. Каким же кузен всё-таки стал сильным — не теряя при этом изящества. Фингон проводил много времени на силовых тренировках — и, Маэдрос знал это, не только ради того, чтобы прыгать. Хотя ведь тогда, полтора года назад, это не помогло. — Давай в раздевалку, а потом в зал, — решительно сказал Маэдрос. — Хореограф уже пришла. Фингон опустил глаза; потом нерешительно поцеловал его в щёку и побежал к выходу. К счастью, он так и не обернулся.

***

Маэдрос быстро обошёл арену и поднялся по лестнице. Его младший брат по-прежнему сидел на своём месте, глядя в никуда. — Ты что здесь делаешь?! — Извини, Майтимо. Просто — прости. — Я подозреваю, — сказал Маэдрос, — что та девушка послала тебя на хрен? — Да, так и есть. — Надеюсь, — Маэдрос вцепился в спинку кресла, которое начинало ряд, где сидел Келегорм (у него было четвёртое или пятое место); он тряханул его так сильно, что чуть не вывернул весь ряд. — Я надеюсь, что она отрезала тебе всё, что у тебя плохо лежит. Я тоже хотел это сделать, и у меня даже был нож, но я не хотел, чтобы ты истёк кровью. Папа по телефону сказал, что ты ещё и младшего брата в это втянул, так? — Пришлось, — сказал Келегорм. — Ну… так получилось. Просто брат хотел, чтобы я… ну неважно, это всё неважно сейчас. Я хочу попросить у тебя прощения. И у Финдекано тоже. Я знаю, что мне нельзя с ним разговаривать; просто хочу это сделать сейчас. У Маэдроса перед глазами всё стоял тот вечер — та глухая полночь; следы крови на ботинках, на брюках, — потом они смылись в озере. Лицо того приятеля Келегорма, превратившееся в кровавую мягкую кашу. И второй, со сломанной шеей, чьи мёртвые глаза блестели в свете фар. И он всё бьёт, бьёт, и бьёт младшего брата головой об капот машины. Да, поедем, поразвлечёмся, там есть хорошее местечко в лесу. Они в машине, на заднем сиденье. Его рука сжимает талию Фингона: руки у того связаны шарфом, рот заклеен. Это почти невозможно, но он чувствует, что Фингон меньше боится; что вопреки всему он верит, что Маэдрос придёт ему на помощь, что он не заодно с братом… Поедем, поразвлечёмся… «Папа, я хочу кое о чём тебе рассказать. Не смейся, но мне кажется, сейчас я встретил свою любовь, первую и единственную. Я ничего не жду от него, я просто счастлив, что он есть…» Феанор помог замять дело с гибелью двух приятелей Келегорма. До этого у Маэдроса было весьма туманное представление о том, чем занимается отец. Отец желал им счастья — даже после всего случившегося. — Прости, брат, — сказал Келегорм. — Я тебя услышал, — ответил Маэдрос. — До свидания. Келегорм встал, взял свою изящную трость с серебряным набалдашником в виде оленьей головы. — А где же твоя эта… собака? — спросил неожиданно для себя Маэдрос. — У меня больше нет собаки, — сказал Келегорм. — После того случая… Та девушка забрала её. Сказала, что у меня не должно её быть. Что я её не заслуживаю. Келегорм прошёл мимо Маэдроса и стал подниматься по лестнице. Брат тогда сжался, зажмурил глаза, как перепуганный ребёнок — удар об машину, ещё удар, ещё, макушкой, затылком; вмятина в двери, кровь из носа. Одна ступень на лестнице треснула, и кусок пластика выломался, обнажив чёрный каркас. Келегорм поставил туда трость, и она увязла в дыре, скользнула; Келегорм полетел вперёд, встретил ладонью ступень, вцепился в неё; как-то странно присел, потом выпрямился, схватился за кресло, замер на мгновение, потом стал подниматься дальше. — Ты чего? — спросил Маэдрос. В его голосе прозвучало невольное волнение — всё-таки он не мог не испугаться за брата. Даже сейчас. — Я же сказал: у меня больше нет собаки, — ответил Келегорм. И пошёл к выходу, откуда дул сквозняк, пахнущий пластиком и дешёвым кофе, слегка касаясь пальцами левой руки спинок кресел.