Под крылом у совы

Филиппа Эйльхарт вольготно оккупировало резное карло и закинула ногу на ногу, поигрывая туфелькой из кожи василиска. Потянулась за бокалом, наполненным белым Эст-эст из виноделен в Верментино. Ее воспитанница, полностью нагая, мирно сопела на хозяйской постели, восстанавливаюсь после тяжёлого дня полного нелегких поручений наставницы. Женщина жадно разглядывала юное тело: округлые ягодицы, тонкий стан, едва округлившуюся грудь с бледно-розовыми сосками и соблазнительный рыжий пушок в паху, едва прикрывающий влажные от возбуждения губки. «16 лет…–подумала Филиппа.–Третий курс Аретузы. А впереди ещё два года обучения, пятилетняя практика, самостоятельная деятельность, королевский совет, войны, тайная ложа и чародейский совет. И все это вместе с кутежом и любовниками. Ах, до чего же я стара!–с сожалением себе под нос фыркнула чародейка. Еще каких-то двести сорок лет назад была и моя юность полная приключений, случайного секса и злого ректора, бегающего по пятам с криками "Филиппа!".» Чародейка встала и приблизилась к кровати с теплотой вглядываясь в еще по-детски милое личико. Улыбнулась, сильно сдерживаясь чтобы не поправить выбившуюся прядь волос за ухо девочке. Пока ещё женщина могла себе позволить быть такой, после чего снова наденет маску холодности и отстраненности. Она каждый раз боролась сама с собой чтобы оставаться равнодушной к воспитаннице, но проигрывала самой себе в этой нелегкой борьбе с человеческими чувствами и желаниями. «По человеческим меркам она мне в дочери годится, а может даже и во внучки!»—взывала совесть чародейки. Но, черт возьми, это не моя дочь. Стоит только понаблюдать как девчонка смотрит на меня, как глаз оторвать не может, закусывает губки и трясется в моем присутствии. Что ж, ее чувства взаимны…» Жемчужина Третогорского двора была красивой, статусной и влиятельной. Вопреки огромной разнице в возрасте, опыте, и положении Филиппа Эйльхарт хорошо относилась к своей ученице, но ребенка в ней не видела. Она видела в ней молодую себя–юную и неопытную, но с огромным желанием жить и стать кем-то. «Это я приучила ее раздеваться прежде чем ложиться спать. Терпеть не могу, когда спят в постели одетые. А тем более в моей.–думала Филиппа. Девочка устала и я разрешила ей остаться у себя. Когда я увидела как она ложится спать чуть ли не в выходном платье, то громко отчитала ее и заставила обнажиться прямо передо мной. Ее красное от стыда лицо, дрожащие коленки и красивые ягодицы принесли мне удовольствие и возбуждение одновременно.» Эйльхарт чувствовала влечение к своей протеже и с каждым днем оно становилось только сильнее. Всякий раз когда девчонка оказывалась рядом с ней, волшебница чувствовала как пульсирует у нее между ног и кусала локти от невозможности взять то что итак находилось в ее власти. Она запрещала себе, боясь сделать девочке больно и вместе с тем безудержно хотела насладиться чужой неопытностью. Каждую ночь ей снились локоны цвета осеннего каштана и голубые глаза, которые смотрели на нее с детской непосредственностью, преданностью и восхищением. Чародейка буквально купалась во взгляде своей подопечной и наслаждалась своим же отражением которое как всегда было великолепно. Женщина села рядом и коснулась плеча воспитанницы, переворачивая ее на спину. Бледные соски тут же затвердели, а девчонка оставалась в полудрёме. Ладонь Филиппы коснулась груди, огладила живот, слегка выступающие ребра и опустилась ниже. Ее пальцы коснулись губ и утонули в вязкой влаге. Эйльхарт решила что не стоит больше сопротивляться самой себе: раздвинула складочки и увидела нетронутую плевру, которая чрезвычайно манила властную чародейку нарушить чужое целомудрие. «Вот она невинность в самом естественном ее проявлении.–хмыкнула чародейка.– Этим мечтает завладеть каждый мужчина и каждая женщина спешит с этим расстаться. Об этом поют в песнях менестрели и воспевают в стихах поэты. Сильные мира сего развязывают войны, а простые солдаты гибнут за чужие интересы. Как тривиально!–усмехнулась Филиппа собственным мыслям.–И какого же будет ее удивление когда она проснется и увидит что лежит напротив меня с разведенными ногами?» – Проснись, девочка моя.–выдала волшебница.–Проснись, Трисс! Трисс открыла глаза и в испуге чуть не отпрянула. Ее ноги были бесстыдным образом разведены перед наставницей. А простынь, которой она укрывалась оказалась на полу. –Госпожа… Мне так жаль… –Тшшш.-Филиппа, утешающе погладила ее по бедру. Никогда ещё Трисс не видела свою мэтрессу такой доброй и в хорошем расположении духа. Ослепительная улыбка женщины озарила ее лицо и заставила сердце девочки биться чаще. –Что тебе снилось, душа моя? –Простите, госпожа. Мне кажется это неприлично.–красная как помидор промычала себе под нос девочка. –Твой организм реагирует и это нормально. Ты ведь понимаешь что с тобой происходит, милая? Девочка отрицательно покачала головой. –Это возбуждение. –снисходительно продолжила чародейка.–Нормальная реакция твоего организма. Ты становишься взрослой, Трисс.–женщина коснулась пальцами влажных складок и с удовольствием собрала смазку.–Разумеется пока только здесь. Палец чародейки надавил на клитор, а бедра девочки поддались вперёд. Сама того не понимая она хотела более плотного контакта. Филиппа усмехнулась. –Доверься мне, Трисс. Откинься на подушки. Женщина еще раз погрузила пальцы во влажные складки, едва проникая на одну фалангу глубже. Ей хотелось лишить девочку невинности, но совесть останавливала. С другой стороны Филиппа думала о том, что лучше это будет она, чем какой-нибудь юный конюх, который сделает ей лишь только больно и обесчестит. Девочка затряслась, кровь прилила к ее лицо, а губки намокли ещё сильнее. Смазка сочилась сквозь узкую дырочку, а чародейка утробно зарычала, не способная больше сдерживаться. -Ты ведь послушная девочка, Трисс? -Да, госпожа. -Встань на колени и прогнись. Юное тело в коленно-локтевой позиции выглядело восхитительно. Эйльхарт вздохнула, думая о том как прекрасно выглядит ее воспитанница: бледные губки, обрамлённые рыжим пушком, и алая плоть внутри сводили с ума чародейку. Она наколдовала небольшой фалос и приблизилась ближе. Девочка дернулась и едва отползла. –Это больно, госпожа? Мне страшно. –Не бойся, Трисс. Не больше чем секунду. Вот увидишь как это станет для тебя приятным. Женщина коснулась пальцем входа, разрабатывая отверстие, и едва ввела фаллос, давая привыкнуть. Погрузила глубже. Трисс отчаянно вскрикнула, отодвигаясь. Чародейка сжала юные бедра и резко придвинула к себе, оставаясь внутри девочки. –Больно-больно! Мамочка…–взвизгнула девочка. –Я знаю, малышка. Больше так не будет. Трисс всхлипнула и перевернулась на спину, чувствуя тупую боль внизу живота. Чародейка избавила себя от одежды и оказалась сверху, заламывая руки за голову девочки. Ее взгляд мало кто мог выдержать из мужчин, что уж говорить о шестнадцатилетней особе. –Кто я для тебя, Трисс? Трисс зажмурилась, думая что сделала что-то не то, но чародейка принялась покрывать ее лицо нежными поцелуями, собирая накопившиеся слезы в уголках глаз. После переместила губы на соски юной протеже. В паху девочки снова стало влажно, а тело пробило дрожью. –Кем ты хочешь чтобы я для тебя была?–вновь серьезно спросила Эйльхарт. Филиппа опустилась ниже и раздвигая ноги собственническим жестом погрузила язык внутрь воспитанницы. Женщина ласкала складки, зализывая повреждённое лоно, и массировала пальцем узкое кольцо плотных мышц. –Вы-всё, госпожа.–сдавленно выдала девочка, всхлипывая и поддаваясь навстречу ласкам женщины. –Запомни, Трисс. Я для тебя и мать, и любовница, и наставница. Я твой муж, твой отец и твой король. Ты всегда будешь принадлежать только мне. Я есть всё для тебя, Трисс Меригольд. С этой минуты и с этого дня. Потому что я была первой кто дотронулся до тебя и взял ответственность за конец твоего детства. Теперь ты женщина, Трисс. Разумеется, пока только здесь… Ты ведь понимаешь меня, деточка? – Да, госпожа. Чародейка остановилась и пристально посмотрела девочке в глаза. После чего похотливо улыбнулась. -Ляг ко мне на колени. Трисс ощущала стыд и неловкость каждой клеточкой своего тела, когда ее госпожа касалась таких мест о которых приличные девушки даже помыслить боятся. Но женщина была настолько опытна что каждое ее действие приносило только удовольствие юной адептке. Получив свой первый в жизни оргазм Трисс призналась в любви к своей метрессе. Искренне и по-детски. Так как умела. Чародейка оценила и, первый раз за все время, дала волю своим чувствам, обнимая девочку. -О, Трисс. Поверь мне, я давно об этом знаю.