Ад полон добрыми намерениями и желаниями. Джордж Герберт
***
Через три часа после выброса 12 апреля 2006 года
Зона вздыбилась и расплескалась во все стороны, с бешеной скоростью увеличивая размеры пораженной земли, и люди, попавшие под волны Выброса, умирали. Съемки же с орбиты показывают чудовищную Кроваво-черную кляксу, которая разрастается с большой скоростью. В воздух поднялись тонны радиоактивной пыли, которые разнес ураганный ветер на огромные территории, заражая чистые водоемы и очищенную после трагедии 1986 года землю… В это же самое время пока на поверхности бушевала радиоактивная буря в одной из лабораторий Проекта «Х» проходило совещание. Собравшиеся уже как пять минут как заняли свои места и ждали, когда глава откроет своей речью чрезвычайное совещание. Кто-то выглядел невозмутимо, кто-то начинал уже нервничать и понемногу ёрзать. Кривошеин, Игорь Александрович, основатель проекта и глава группы исследователей, которые поставили перед собой цель изменить мир. Мысли, что культивировались в его голове были мрачны также, как и взгляд которым он одаривал каждого из присутствующих. – Мы в дерьме уважаемые господа… и дамы, – неожиданно начал глаголить профессор Кривошеин. – И я хочу знать, кто в этом виноват и нам следует предпринять для исправления сложившиеся ситуации? Вокруг высокотехнологичного овального стола сидел сам Кривошеин, так и те, на кого он мог опереться в решении постигшей проекта катастрофы – ближний круг. Напротив, расположились руководитель Проекта «Х» Чубко Вадим Михайлович, его лучший друг и создатель одноименного излучателя Кайманов Петр Александрович, а также глава службы безопасности Харон Андрей Евгеньевич. Чуть в стороне стола сидели все руководители различных лабораторий Проекта «Х». На совещании отсутствовали лиши заведующий лабораторией Х-16 и руководитель НИИ «Агропром». Тем временем в зале установилась гробовая тишина и с каждой минутой этой тишины лица присутствующих менялись все больше и больше - становись мрачнее и мрачнее. Каждый думал о своем, о своих потерях и ситуации в целом, постепенно погружаясь в более мрачные мысли. Через пару минут Кривошеин решил прервать эту траурную тишину ударом кулака по столу. – Леди и джентльмены, я прошу вас … нет, я требую! – он подскочил и навис над столом, в глазах его сверкали молнии, а голос был крайне холоден. – Я требу от вас хоть какого-либо результата или перспективный план наших дальнейших действий в ближайшие пять часов! Возможно вы еще не поняли в какую задницу мы попали, так я вас любезно просвещу. Последствия прорыва ноосферы наверняка видны со спутника и уже завтра весь мир будет знать, что на постсоветском пространстве в районе ЧАЭС творится какая-то чертовщина. Если мы не хотим все потерять, то нам нужно действовать уже сейчас. Профессор Кривошеин умолк, дыхание его было медленным и глубоки, пот выступал на лбу, взгляд был блуждающим и скользил по сторонам пока не зацепился за одинокую фигуру. – Виктор Викторович, я вижу вы хотите нам что-то сказать? – начал он резко и не терпя никаких возражений. – Так прошу, говорите не стесняйтесь, мы послушаем ваше предложение. – Я думаю, что мы должны уничтожить всю информацию о проводившихся исследованиях и экспериментах на территории Зоны Отчуждения, – дольно бодро начал он, но под пронзительным взглядом коллег энтузиазма в его голосе значительно поубавилось, – и в последующем покинуть территорию постсоветского пространства. – Ты это сейчас серьёзно? – обманчиво участливым тоном поинтересовался профессор Кривошеин. – Да… – не слишком неуверенно ответил он вместе с последующим кивком головы. – Кто-то еще считает также?! – громогласно спросил он остальных. Ответом ему было лишь единодушное молчание и двенадцать поднятых рук. – Игорь Александрович, побойтесь Бога, мы пытались взойти на территорию его и за это справедливо были наказаны… – решил поддержать своего коллегу, один из поднявших руки, что все время нервно теребил свой нательный крестик. – Ой, что я слышу? «Святоша» Пахомов снова о Боге заговорил. Ай-яй-яй, не фарисействуйте Андрей Владимирович, что же ты о боге не вспоминал, когда на своем железном столе подопытных вскрывал м-м-м? – неожиданно в разговор ворвался тихо сидевшего до этого Чубко. Голос его был полон неприкрытого сарказма и пренебрежения. – Поэтому поздно пить боржоми, когда почки отказали. Да и остальные, вы ведь прекрасно понимали, что нас ждет в случае неудачи и смерть в нашем случае не самая страшная. Поэтому у нас есть только один путь – вперед. – Да что ты понимаешь, сволочь безбожная?! – со злостью ответил «святоша». – Покайся! И Бог тебя простит! – А что я должен понимать, «лицемерушка» ты наш м-м-м? – глаза его были полны веселья и смеха, а губы изогнулись в злой улыбке. – Это не тебя ли все твои подчиненные за глаза зову никак иначе как – «Безумный Хирург»? У лицемера и религия лицемерна, что говорить если в твоей библии прямо описано массовое убийство детей Богом и зная это, ты говоришь о покаянии и его всепрощении? – Это Я – лицемер?! Посмотри-ка лучше на себя! – от гнева и злости лицо его стало пунцовым, руки так и просились набить Чубко лицо и он, чтобы не пустить их в ход перебирал свой серебряный крестик, пытаясь, успокоится. – И что я там должен увидеть? Так-то я каждый день себя в зеркале вижу… И отличие от тебя я красавец и все еще популярный у молоденьких девушек, что точно не скажешь про тебя! – Что-о-о? Да я тебя… Гр-р-р… Ох… – Похомов попытался встать, но его повело в сторону, и он рухнул в свое кресло. – Ох, давление у меня что-то поднялось. – Ха-ха! Ну как, старичок, сердечко не бо-бо?! – он смеялся от души, пока не закашлялся, – Ух, что-то у меня тоже давление поднялось. – Хи-хи… – тихо посмеивались остальные. – Хватит, я слышал это уже тысячу раз и в тысячу первый слышать не желаю! Поэтому, замолкните оба! Чубко вы уже не молодые хватит его доводить до белого каления в нашем возрасте такие волнения вредны, – рявкнул Кривошеин и, выдержав короткую паузу, разразился речью: – Как бы горько не было признавать, но Чубко, он абсолютно прав и иных путей для нас не существует. Скрыться у нас нигде не получится, так рано или поздно нас найдут. Сейчас другое время и нас не поймут те, кто раньше относился к нам благосклонно. Так, для обычных людей мы чудовища. И мы уже далеко не те зеленые юнцы, которые начинали здесь свою работу. К сожалению, с возрастом приходит не только мудрость, но и целая гора болезней. У нас просто нет времени начинать все заново. Поэтому неужели вы хотите все бросить? Все чего мы добились своими бесчисленными экспериментами и операциями, кропотливой работой, часто неблагодарной. Неужели вы забыли кто мы такие? Разве вы забыли годы и десятилетия, что мы прожили вместе как «семья»? Разве вы забыли нашу цели, нашу мечту? Мы, группа исследователей, которые поставили перед собой цель изменить мир. Мы же решили подключиться к ноосфере и внести в неё изменения: убрав всё тёмное, что породило человечество, сделать мир идеальным и после того как мы разок сели в лужу вы хотите сойти с корабля? Так что спрашиваю в последний раз – вы остаетесь в нашей «семье» или покидаете её? Весь зал вновь погрузился в полное молчание. Никто еще никогда не слышал и не ожидал от профессора Кривошеина таких слов. Его лучший друг так вообще сидел как громом пораженный. Все же никто не ожидал, от него такой проникновенной речи. Профессор был требовательным и властным человеком, с твердой волей и ясным умом, но он никогда не был мастером слова или гением красноречия. И затем, когда тишина тянулась столь долго, что профессор Кривошеин успел принести себе стакан воды, чтобы промочить горло после столь несвойственной ему речи, со своего места поднялся руководитель лаборатории X-3 Александр Петрович Задубийко. – Да? – немного хриплым голосом спросил профессор. – Александр, что ты скажешь обо все этом? – Я скажу, что ты прав! Уже на следующие сутки правительственные войска полностью оцепят Зону Отчуждения по периметру, нам уже не сойти с этого поезда. – он говорил медленно, веско и уверенно. – Мы начали все это вместе и именно вместе мы пережили большие радости и глубокие печали, которые преподнесла нам жизнь. За это время мы успели стать настоящей семьей и поэтому я… будь что будет я остаюсь! Я не собираюсь бросать все, чего Я добился к своим 65 годам и все чего МЫ добились в шаге от успеха. – И я тоже. – поддержал его коллега с соседнего кресла. – А ты Пахом, на счет бога – не переживайте – он нас тоже потом простит, когда узнает какое ВЕЛИКОЕ дело мы сделали. Тем более что, МЫ, лично его об этом попросим. Ухватив за бороду. Ха-ха-ха. – Ладно… я в деле! – мрачно ответил Пахом. – Аналогично предыдущему оратору. – Эй, вы там, старые мужланы! Про нас с Валькой и Ленкой не забудьте! – Меня, меня записать не забудьте! – сильно жестикулируя, кричал руководитель лаборатории X-10 Петров Иван Иванович. – Может просто выпнем этого крикуна из команды? – себе под нос проговорил Харон. – Эй, я все слышал, – рассмеялся названый. – Хоть и притворюсь, как будто ничего не слышал, если ты угостишь меня выпивкой. – Эх, ладно… – несколько устало проговорил Харон. – Но давайте вернемся к тому зачем мы сегодня собрались… и думаю, у меня есть план. Хотя говорил он это довольно тихо его слова были как гром среди ясного неба – все тут же замолкли и обратили на него свое внимание. – Но прежде чем я объясню суть моего плана у меня есть один маленький вопрос… – голос его был чистым и глубоким, словно проникающим в душу. Он был не громким и все равно заполнял все вокруг. – А мы можем повторить прорыв намеренно? – Как там говорил старина Геббельс? Всё гениальное просто, и всё простое гениально. – для себя проговорил Кривошеин и перевел свои взгляд на Кайманова. – Ну как? Потянешь? – Ну, я думаю, это будет не особо сложно, но очень, очень опасно – сняв свои запотевшие от волнения очки ответил Кайманов. – Думаю, к вечеру завтрашнего дня я справлюсь. – И это весь твой план? Шарахнуть посильнее? – Нет, мы оставим «дубину» напоследок – это будет нашим козырем в случае провала основного плана. – А основной план это…? – спросил профессор Чубко. – Мы просто откроем вольеры нашего дорогого «святоши», – ответил он, посмотрев на профессора Пахомова. – Все вольеры! Да, даже твою секретную коллекцию «чудовищ» в Припяти, если ты думал, что про нее никто не знает, то ты глубоко ошибаешься… уже как лет десять. Тем временем, пока Харон, не стесняясь в выражениях выговаривал в лицо Пахомову все, что он думает про него и про его коллекцию, профессор Кривошеин при помощи вмонтированного в стол компьютерного терминала включил голографическую карту Зоны Отчуждения в центре стола. – Харон, прервись пожалуйста на минутку и покажи на карте более подробно, что ты там задумал, – сказал Кривошеин. – Я думаю, что нам нужно высвободить все тестовые образцы тут и вот тут, – говорил он зажигая с помощью своего терминала две красные точки на голо-карте. – Скорее всего колонна бронетехники пройдет между этими двумя точками и… – Как!? Вы не можете, они мои! Я собирал свою коллекцию уже 30 лет! – воскликнул он, картинно схватившись за сердце. – Да как вы смеете говорить такое?! Да, вы…! – Ну-ну, не печалься, – помрачнев, прервал его Каиманов, – не тебе одному придется потрясти свои закрома на предмет полезного. Остальным также, в свою очередь, придется поделится нажитым за годы добром. – Да, друзья, я уверен, что за столько лет работы, у вас у всех в «карманах» завалялось множество потенциально полезных для дела вещей, – сказал профессор Кривошеин скользя требовательным взглядом по присутствующим тут людям. – Поэтому, пора нам всем поделится друг с другом своим богатством. Ведь все равно с собой в могилу ничего не унесешь.