***
Их последней няней была овдовевшая бета лет шестидесяти по имени Джуди. Она выглядела так, будто объелась лимонов и уж точно не пахла булочками с корицей. Дети не осмеливались даже пикнуть в ее присутствии, что было чудом, учитывая унаследованные ими гены Падалеки. Но с Дженсеном все было по-другому. Дети воспринимали его так, словно он был лучшим из того, что случилось в их жизни, им нравилось постоянно крутиться вокруг. Такой счастливой даже Сэди не была, будучи щенком. Дом наполнился детскими голосами и звонким смехом. Пусть Джаред и был «старым ворчливым альфой», как сказала его дочка во время их общих забав, но даже он смог оценить, как много легкости и уюта принес такой шум в их дом. Дженсен же просто улыбался, застенчиво, не открывая рта. Он смотрел на Джареда из-под своих длинных и пушистых ресниц, удерживая на себе его взгляд достаточно долго, чтобы Джаред начал понимать, что делалось это специально. И только потом отводил взгляд. Джаред обернулся. Разве у него были силы этого не делать?***
Джаред женился на своей жене сразу же после окончания университета. Она была миленькой маленькой бетой со стройным телом, красивыми волосами и отличной семьей. Они обзавелись тремя детьми и огромным домом в Викторианском стиле к тому времени, когда Джареду исполнилось тридцать и он стал партнером в своей фирме. К тридцати пяти годам они достигли той точки, когда самая содержательная между ними беседа проходила только в постели и только тогда, когда она просила слезть с нее, пока его узел еще полностью не набух. Джаред вздохнул. Он знал, что замена брюзги беты на коричную омегу — это его наказание за все то, чем он успел обидеть свою жену в этом месяце. Она знала, как ему будет тяжело мириться с этим сладким ароматом в своих ноздрях всякий вечер, когда он будет приходить домой и видеть Дженсена, прижимающего его самого младшего ребенка к своей груди, будто чертова Мадонна. Эта ситуация оказала на миссис Падалеки впечатляющий эффект, потому что она, похоже, не понимала, что у Джареда больше не было сил сопротивляться соблазну. — У меня есть для тебя работа на этих выходных, Дженсен, — Дженсен знал, что это могло значить, отклонить просьбу он никак не мог. Дженсен никак не отреагировал на сказанное, просто улыбнулся, глядя на детей, смотревших «Холодное сердце» на ДВД в тринадцатый раз. — Я думал, что миссис Падалеки с детьми собиралась на этих выходных навестить своих родителей. — Не будет ни ее, ни детей, — ответил Джаред, останавливаясь на мгновение, прежде чем продолжить. — Ты придешь в эти выходные позаботиться о моих проблемах, Дженсен? В ответе Дженсена не было сомнений, только уголок его рта дернулся вверх. — Конечно, Альфа.***
Дженсену было восемнадцать. Это все, что о нем знал Джаред. Омеги, если хотели, могли поступить в университет. Но большинство из них так не делало, предпочитая вместо этого найти себе партнера и заботиться о собственных детях или работать воспитателем или учителем и заботиться о чужих. Это было естественно, врожденно и очень красиво. Джаред никогда раньше об этом не задумывался. Он был альфой, высоким и сильным, самоуверенным и амбициозным. Он женился на образованной бете с солидным банковским счетом и мощным ударом слева, которому бы мог позавидовать любой профессиональный теннисист. И Джареду этого было вполне достаточно, пока в один прекрасный день все не изменилось. Сейчас Джаред размышлял об инстинктах, глядя на гладкую, веснушчатую и обнаженную плоть перед собой. Думал о том, что значило узнавать кого-то только по одному запаху, даже не попробовав языком кожу на вкус. Мальчишка лежал на животе на их супружеской кровати, и нарушение этого табу пронзило током все тело Джареда и заставило его член наливаться так же сильно, как и запах смазки, сочившейся по бледным кремовым бедрам омеги. Джаред провел рукой по изгибу спины Дженсена, наблюдая, как горячее тело вибрирует под его руками. Он ощущал толику страха, но еще больше — неуверенность, но это все было не сравнимо с богатым ароматом желания омеги, который Джаред еще никогда в своей жизни не чувствовал. Он продолжил гладить Дженсена, вверх и вниз, вверх и вниз, надавливая нежно, но достаточно твердо, показывая силу. Джаред завороженно наблюдал, как неподвижность распространялась по телу Дженсена, как вялость приходила на смену напряжению и как он постепенно превращался в беспомощную куклу, источавшую феромоны желания и готовности. Затем Джаред наклонился и поцеловал Дженсена в затылок и в маленький изгиб, где шея встречалась с плечом. Один, два, три невесомых поцелуя по позвонкам Дженсена, за которыми спускался кончик языка Джареда, следовавший за тенью собственного тела вниз по спине Дженсена. — Покажи, — прорычал Джаред и впился зубами в упругую ягодицу Дженсена. Дженсен издал звук, больше похожий на писк, чем на всхлип, и быстро поднялся на четвереньки, поднимая вверх свою задницу с зубами Джареда на ней, готовясь исполнить свое предназначение. Джаред еще несколько раз прикусил плоть зубами, убедившись, что провел ртом по мокрой заднице Дженсена, прежде чем отстраниться. Дженсен застонал, от этого пьянящего звука узел Джареда набух, и Джаред уже мог взять его в руку и несильно сжать. Оказавшись на корточках, Джаред жадно оглядывал открывшуюся его взору картину. Задница Дженсена блестела от его собственного желания — еще одна удивительная черта омег, отличавшая их от бет, по которой Джаред так сильно скучал, — гладкая маленькая розовая дырка начала раскрываться, готовясь к принятию члена своего альфы. Джаред несколько раз провел рукой по своему члену, собственная смазка и липкая смазка Дженсена на его руке делали скольжения плавными и теплыми. Он начал медленно вводить свой член в дырку Дженсена, проникая через кольцо мышц до тех пор, пока оно не растянулось вокруг него. Из груди Дженсена вырывались звуки, попадавшие прямо в мозжечок Джареда и заставлявшие его с такой силой вонзить до упора в Дженсена свой член, что тому только и оставалось, как уткнуться своим лицом в подушку с эффектом памяти, принадлежавшую миссис Падалеки. Джаред схватил Дженсена за его узкие бедра обеими руками, его пальцы были огромными и тяжелыми на коже омеги. Он вбивался в него быстро, жестко и глубоко, находя то самое местечко, дразня его, лаская, изучая. Дженсен закричал, по-настоящему закричал, когда основание узла Джареда начало надавливать на его вход. От этого Джареду снесло крышу, все функции его мозга свелись только к одной абсолютной цепочке — оттрахать-повязать-оплодотворить. Он начал двигаться вперед, не обращая внимание но то, как под ним тело Дженсена сжималось от болезненных спазмов. Затем Джаред приподнялся достаточно высоко, чтобы зафиксировать свои зубы на шее Дженсена, пропихивая свой полностью разбухший узел до конца в своего мальчика. — Мой, мой, мой, — рычал Джаред, ощущая нотки железа на своем языке, его сперма пульсировала в Дженсене, заполняя все места, оставшиеся им не исследованными. — Твой, Альфа, твой, — пробормотал голос Дженсена, прорываясь через плотную дымку. Этого было достаточно для того, чтобы Джаред перевернул их набок, прижимая Дженсена спиной к себе, наполняя его до краев. Джаред зализывал рану на шее Дженсена, успокаивая боль, пока Дженсен дрожал в его объятиях. Альфа глубоко дышал, рассеянно размышляя о тех двух днях, что у них остались. Сколько всего им предстояло еще сделать. Дженсен больше не пах страхом, неуверенностью или похотью. Дженсен сейчас пах Джаредом.