Crystal

Телесный контакт почти разорван. Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и моё сердце разорвётся, но пальцы выскальзывают из ладони и ничего не случается: я не умер, у меня не случилось сердечного приступа, всё идёт хорошо. *** -Здесь так прекрасно, правда, Сержио? Я оборачиваюсь и ловлю его настойчивый взгляд. Искорки блещут в светлых глазах, подпрыгивают и утопают в синем туманном океане. По его лицу бегают свежие утренние лучики, пробирающиеся сквозь тонированные стекла большого джипа. Кто только выбирает эти машины? Я коротко киваю и снова отворачиваюсь к окну. Лучше смотреть туда, где его нет. -Аделаида замечательный город, - замечает наш сопровождающий. - Здесь чудесные парки, музеи, народу не так много, как в Сиднее. А за городом огромные, просто невероятные маковые поля. Кстати, они видны из окон вашего отеля. -Что, правда? - Том по-детски заёрзал на сером выцветшем сиденье и улыбнулся, - Хочу увидеть! Он всегда так говорит: "Хочу увидеть!", "Хочу услышать!", "Хочу попробовать на вкус!", будто без этого не сможет прожить всю оставшуюся жизнь в нормальном режиме. Когда мы наконец доезжаем до отеля, в мою жизненную мечту включен только сон. Ну ещё и большая кровать заодно. Как хорошо спать. *** Мне снилось, что на меня упало небо. Я спокойно спал, а оно решило придавить меня своей синевой и противными скользкими холодными облаками. Когда я открыл глаза и уже хотел высказать небесам всё то, что я успел придумать, я обнаружил, что на мне восседает мой аляповатый дружок и елозит по бокам холодными противными пальцами. - Madre de Dio! Том захихикал, но не слез. -Обожаю, когда ты ругаешься по итальянски, - он похабно поводил бровями, - сразу такой сексуальный. -Зато дать могу чисто по-английски! Зачем тебе понадобилось меня будить? Несносный мальчишка спрыгнул наконец с моих раздавленных бедер и ринулся к окну. -У меня есть для тебя приключение! - Том раздвинул гардины и в комнату влетел золотой луч уходящего заката. - Смотри! Мне пришлось встать и подойти к нему. Приглядевшись к тому, куда указывал его палец, я разглядел светло-зелёный холм, а сразу за ним какое-то красное марево. - И что это? - Наше приключение! Одевайся. Я запротестовал, потому что мне хотелось есть, отдохнуть, набраться сил перед завтрашним концертом, но разве можно устоять перед этим гребаным ураганом, сбивающим с ног? *** У большого парадного крыльца стояли два потрёпанных велосипеда: оба с корзинками, но если одна была накрыта светлым покрывалом, то другая была заполнена свежими сиреневыми цветами. Я наклонился и понюхал, конечно же, это была лаванда. Маленькие сиреневые цветки, змеёй обвивавшие тонкие изумрудные стебельки. Мама всегда ставила мне их в вазу, когда я болел, поэтому я сразу вспомнил тёплые и нежные руки и почувствовал, как на губах расцвела лавандовая улыбка. -Нравится, принцесса? - Том пихнул меня локтём в бок, - залезай и покатили. Я сел на велосипед. Сразу обнаружилось, что эти десять лет в машинах и пешком не прошли даром: ноги отказывались легко работать, и каждый холмик казался непоправимым препятствием. Я изо всех сил жал на педали, стараясь угнаться за Томом, но тот ехал так, словно летел, как назло напевая одну из этих своих насмешливых песенок. Я думал о том, что он выкинет на этот раз, и что такого интересного он нашёл на пустом холме? Словно услышав мои мысли, он обернулся и звонко проговорил: -Почти приехали. Я фыркнул и стал подниматься на очередную издевку над моими ногами, не забывая клясть всю Томову родню. -Вот! Это всё, что он сказал. Через секунду я уже слышал лишь его смех, с которым он съезжал с каждой горки. И тут я поднялся на вершину. Сказать, что я был поражен? Слишком слабовато для этого странного ощущения. Прямо передо мной расстилалось то самое громадное маковое поле, которому не было конца. Я осторожно съехал к Тому и соскочил с велосипеда. Он взял меня за руку и заставил присесть понюхать цветы, хотя в этом не было нужды. Огромные алые цветки качались на стебельках, словно кивая каким-то своим мыслям. Дурманящий запах, который они издавали, проникал глубоко под кожу, царапая, смешивался с кровью, такой же красной, как и маковые лепестки. Подул лёгкий ветерок и маки пригнулись влево, блестя в лучах уходящего солнца озорной волной. Маковая страна казалась нереальной. Невыносимой. Я почувствовал, как тёплая ладошка отдает мне свою радость. Кажется, что наши кисти светятся от избытка золотого сияния на мягких подушечках пальцев. Но вдруг рука потянулась и начала испаряться. Телесный контакт почти разорван. Мне кажется, что ещё чуть-чуть и моё сердце разорвётся, но пальцы выскальзывают из ладони и ничего не случается: я не умер, у меня не случилось сердечного приступа, всё идёт хорошо. Том бежит по полю, размахивая руками. Он влюблен в цветы. Я ревную. Беру корзинку и покрывало и иду следом. Он останавливается и чертит на земле, свободной от цветов большой крест. "Наша могила", думаю я, вспоминаю "Волшебника изумрудного города". Он выхватывает покрывало и стелит его на земле. Оно нежно-розовое, и это странное сочетание красных маков, синего-синего Тома и розового покрывала закрадывается мне в голову и прочно застревает где-то глубоко в черепной коробке. Оказывается, в корзинке есть сэндвичи и бутылка замечательнейшего крепкого бурбона. Но милый мой, мы уже и так почти пьяны, разве нет? Ты совершенно забыл о стаканах и мы пьём из горла. Вино на вкус кислое, приятное, в голове начинают плясать тысячи саркастичных чёртиков, играющих в свои грязные голодные игры. Всё кружится и я ложусь. И ты рядом. Небо вторит покрывалу: оно нежно-розовое, с лавандовой отделкой и ватными кусочками бледно-желтых облаков, которые лениво плывут в поисках нового дома, в неминуемом страдании рассыпаться дождём на далёкое побережье. Ветер легонько качает красные чашечки цветов у меня над головой: они словно роняют свой дурман, заливая опиумным ароматом наши головы. Мне интересно. Я поворачиваюсь и целую тебя. Долго, протяжно, медленно и глубоко, будто боюсь потерять тебя, закончить эту минуту, потому что где-то в глубине чувствую: почти всю свою сознательную жизнь я шел к этому. -Эй, ты чего? - ты отстраняешься и глядишь на меня. Но в этом взгляде не глупое недоумение и не противная раздражительность, а нежная ласка. Я легонько касаюсь твоих губ, и на этот раз не чувствую несогласия. Я ощущаю как многолетняя хандра уходит, освобождает место чему-то новому, тому, что всегда держит лодку на плаву, а солнце в небе. Мы отрываемся и ты кладёшь голову мне на плечо. -Ты нужен мне, Сержио. Я улыбаюсь и мягко поглаживаю твои отросшие волосы. Большой яркий мак подмигивает мне, даря новую большую чистую книгу. Кажется, я счастлив.