Вверх-вниз

      Миша идет в магазин. Не то, чтобы это великое событие, но упоминания стоит. Для хиккана вроде него — так точно. Обычно его день проходит по маршруту дом-универ-дом, но сегодня ему срочно нужна одежда без пуговиц. Все рубашки на нем долго не держатся, потому что успеть застегнуть пуговицы быстрее, чем они расстегивались, он просто не успевал. Стоило прийти в столовую или просто пройти мимо компании Кашина по коридору, как вещи стремительно слетали с него, оставляя его в лучшем случае полуголым. Дима Малина советовал поговорить с соулмейтом, но Миша упрямился — их с Кашиным отношения не клеились с первого разговора. Придурок тогда начал разговор с: «Ну что, готов поебаться после пар?» под идиотский смех своего дружка Тушенцова. Миша тоже за словом в карман не лез, в итоге они разосрались в пух и прах, так и не потрахавшись ни разу. Кашин только смотрел на него со стороны. Очень пристально смотрел, собака.       Миша даже разработал свод правил, защищающих его от спонтанного стриптиза. Первое — джинсы без ремня не носить. Второе — шнурки на кедах завязывать самыми мудреными узлами, чтобы дольше распутывались. Ему хватило одного падения прямо Кашину на колени, спасибо. Третье — никакой одежды с коротким рукавом и подвернутых штанов. На голой коже взгляд соулмейта тоже, к сожалению, ощущался, по телу пробегала теплая волна, вызывающая почти мгновенный и очень крепкий стояк. И четвертое правило, придуманное только что — рубашки больше не годятся, лучше уж толстовка на молнии, а под ней футболка. И бронежилет. Тогда Кашин точно до него не доберется.       Закупившись, Миша едет домой, собрав по пути все пробки, и уставший вваливается в квартиру. Он направляется к компьютеру. Малина как раз в сети и не прочь поболтать. Они обсуждают завтрашние пары, к которым Миша еще не начинал готовиться и вряд ли начнет. Как всегда ближе к ночи приходят мысли про Кашина. Ебаный Даня, как же его хотелось. Миша вспоминает ощущение его взгляда на своих губах и с трудом удерживается, чтобы не рвануть к нему. Шутки про соулмейтов реально нихрена не шутки. Это как потребность вроде еды, сна и дыхания. В груди печет, ему не усидеть на месте, и с этим приходится бороться каждый, мать его, вечер. Дима говорит, что Мише хватит упираться. Дима ничего не знает, но это не его вина. Это Миша сомневающийся, самокритичный, сложный, с дикими непонятными мечтами и суицидальными зарубками на запястьях. А Даня бабник и социоблядь. Даня хочет себе собачку, а не любовника, хочет подпевалу, который будет смеяться над всеми его шутками. Смешными, черт возьми, шутками, но Миша всегда кривит лицо, чтобы случайно не улыбнуться. У Дани есть все, чего он хочет, это точно, а иначе почему… почему он не приходит?       Миша хочет выбросить свою голову на помойку вместе со всеми мыслями. Утром он спешно собирается, тщательно застегнувшись на все молнии. У Кашина нет шансов до него добраться. На улице снег, мороз и солнце, от которого болят глаза. Именно поэтому на подходе к универу Миша врезается в кого-то и даже не может понять, в кого, так слепит блядский огненный шар, незнамо откуда взявшийся над Питером.       — Осторожнее, — голос он узнает сразу. Даня держит его в своих руках, Миша промаргивается и спешно тянется к молнии, уже поехавшей вниз. Нет уж, пальцы тянут собачку вверх. «Вниз», — настаивает требовательный Кашин. «Вверх», — Миша не собирается сдаваться и в отместку взглядом расстегивает туго набитый карман Даниной куртки. Придурок напихал туда все без разбору, и на снег валится связка ключей, студенческий и телефон. Миша пользуется заминкой, чтобы проскользнуть мимо и подняться по обледеневшим ступенькам. Фух, и это только утро!       Он падает на скамейку рядом с Димой. Тот занят каким-то тупым приложением в телефоне. Услышав рассказ друга о столкновении с Кашиным, Малина авторитетно поправляет очки.       — Ты его любишь.       — Что? Глупости! Я? Кашина? — Миша громко протестует, не замечая, что уже началась лекция. На него поворачивается большая часть аудитории во главе с преподом, так что приходится заткнуться и возблагодарить судьбу за то, что у Дани сейчас физ-ра и он не слышал его реплики. И когда Миша успел выучить его расписание?       — Ты, конечно, можешь чувствовать, что хочешь. Или думать, что чувствуешь, — шепотом продолжает Дима. — Но вы соулмейты, помнишь? Со-ул-мей-ты! Это означает, что рано или поздно вы все равно будете вместе.       — Так лучше поздно, что тут неясного? — шипит выведенный из себя Миша. Он демонстративно отворачивается от Димы и начинает конспектировать лекцию, автоматически застегнув молнию на рукаве толстовки. Через некоторое время он тянется почесать шею и слегка удивляется, что на вороте замок тоже разошелся. «Да задолбала уже эта молния!» — Миша раздраженно застегивается под горло, не замечая, как собачка на его ширинке тоже предательски ползет вниз. Только через минуту догадка окатывает его словно ледяным душем, и он резко поворачивается. Кашин, сидящий на задней парте, усмехается и машет ему. Придурок с физ-ры сбежал, чтобы подгадить ему утро! Миша до ужаса хочет, чтобы подол футболки прилетел этому шутнику по лбу, и через мгновение ткань действительно закрывает лицо Дани. Обласкав взглядом его соски, пока Кашин не видит, Миша удовлетворенно поворачивается обратно. И, немного помявшись, пересказывает случившееся Диме. Они слишком хорошие друзья, чтобы ссориться из-за Кашина.       После лекции они собираются пойти перекусить, но это этому не суждено случиться. На выходе из аудитории толкотня, Дима остается где-то позади, а Мишу чья-то сильная рука впихивает в туалет рядом. Разозленный Кашин закрывает за ними кабинку, и под его горящим взглядом Мишина толстовка буквально слетает с его тела, слегка оцарапав щеку парня молнией.       — Ты башкой совсем поехал? — орет Миша, а спустя секунду чувствует, почему Кашин затащил его сюда. В бедро ему упирается крепкий стояк. «Вот я дебил! Нельзя было пялиться на него!» — с опозданием понял Миша. — Перестань на меня смотреть! Сейчас же!       Даня с усилием отвернулся, тяжело дыша и уперев одну руку в кафельную стену. Миша поправляет футболку и, торопясь, натягивает толстовку. Джинсы, чудом до сих пор держащиеся на бедрах, тоже приходится застегивать и плотно затягивать ремень.       — Я тебя убью когда-нибудь… соулмейт сраный, — хрипит Кашин. Миша только слышит его голос, избегая поднимать на него взгляд. Контакт глаза в глаза может спровоцировать очередную вспышку возбуждения Дани.       — Не лопни от злости, когда дрочить будешь! — нет, ему точно нужен фильтр на рот! Миша быстро распахивает дверь и пулей вылетает из туалета, не дожидаясь реакции на свои слова.

***

      Даня чертовски хочет этого паршивца. С первого, мать его, взгляда. Миша охуительно привлекательный. Эти карие глаза, раздевающие его взглядом в прямом смысле… пересохшие губы, которые он так часто облизывает… тонкая шея и кадык… запястья, скрытые под оверсайз-одеждой, словно специально подчеркивающей хрупкость… Кашин сдается и расстегивает черные джинсы. Возбуждение болезненно, как и холодность чертова соулмейта. Миша так хорошо себя контролирует, словно его поебывает кто-то еще… Ох, блять… От вспыхнувшей ревности становится только хуже. Чувства выжигают его изнутри, не находя выхода.       Вся эта неделя с их первой встречи прошла для Кашина словно в Аду. Даня не мог ни учиться нормально, ни заняться музыкой. Их с Русланом попытки записать рэп-трек ни к чему не привели, Даня дико облажался и знал это. Миша нужен ему как воздух, и он даже замарал несколько листов новым текстом, выплескивая на бумагу свои чувства. Читать такое Даня, конечно, не будет. Слишком палевно и не сочетается с его образом. Каждый раз он проигрывает в голове варианты их диалога. Он подойдет к Мише и скажет что-нибудь нормальное:       — Привет, давай встретимся после пар? Просто погуляем.       Миша улыбнется и, конечно же, пойдет с ним, ведь Даня — его соулмейт. Паршивец не может не понимать, что им суждено быть вместе.       Но вместо этого Даня подходит… подходит, залипает на то, как под его взглядом пуговицы Мишиной рубашки сами собой расстегиваются, обнажая грудь, и ляпает:       — Ну что, готов поебаться после пар?       Соулмейт такой желанный, что сводит его с ума и заставляет болтать всякую ерунду. Даже в гневе его лицо красивое. Даня маскирует грубость, которую сказал, фирменным смешком и делает вид, что ему на все насрать. Это его стиль жизни, в конце концов, и этому не надо учиться.       «Миша, Мишенька…» — под веками его лицо, рука на члене, а весь мир где-то в стороне. Даня вспоминает ощущение, когда соулмейт скользил взглядом по его голой коже, представил, что Миша взаправду задрал его футболку и вылизывает его соски, потом спускается к штанам, которые по одному его желанию падают на пол, и берет в рот. О черт. Сперма забрызгивает стену, Даня тяжело дышит и ищет, обо что вытереть ладонь. Твою мать, он же с футбола свалил! Руслан его, наверное, обыскался уже!       Кашин, спешно вымыв руки, покидает туалет и направляется на улицу. Его лучший друг Руслан Тушенцов курит на крыльце и зябко ежится на январском ветру.       — Вы что, ебались все это время? — хмыкает он, пожимает Дане руку. — Я видел твоего возлюбленного, недавно мимо пробегал, будто за ним кто-то гнался.       — Возлюбленного? — морщится Даня. — Я вроде говорил, что трахнуть его хочу, а не замуж позвать. И ебать его в универе — неудобно.       — Значит, опять не дал? — делает вывод Руслан. Ему весело. Еще бы! Своего соулмейта он давно к рукам прибрал.       — Он даст. Просто такую нежную фиалку, как он, надо дома и аккуратно, чтоб не порвался, — пытается отбиться Даня, уже понимая, что Тушенцов ему не поверит.       — Пиздишь ты, друг мой Кашин, — Руслан хлопает его по плечу, но как-то совсем не обидно, словно выражая поддержку. — Ну ничего, не сдавайся, и он будет твоим. D.K. — это Дикий, так?       Даня криво улыбается, услышав дурацкий лозунг из последней песни. Они с Русланом вместе идут в столовку и потом на последнюю пару. Кашин все это время ходит задумчивый и разрабатывает план. Без плана ему пизда. Это он знает точно. После пар он не собирается домой, а трясет общих знакомых, пытаясь узнать Мишин адрес. Выручает его Лиза Неред, давшая номер Димы Малины. Мишин дружок Кашину не нравится, но других вариантов у него нет. От Малины он ожидает сопротивления, однако тот на удивление спокойно диктует адрес, обещая открутить Дане яйца, если Миша завтра не будет счастливым и оттраханным.       Кашин долго трясется в троллейбусе, мнет в кармане маску для сна, купленную по дороге, и нервничает. Все должно получиться! Иначе и быть не может.       Дверь Миша открывает не сразу. А когда открывает, у Дани только пару секунд на то, чтобы насладиться его видом. На шее висят большие наушники, темные волосы растрепаны. На Мише серая футболка и пижамные штаны. Ноги босые. Всё. Даня напяливает на себя маску и перестает видеть что-либо кроме черноты.       — Привет… — начинает он. — Так я тебя не вижу и не раздеваю. Поэтому можем спокойно поговорить, — в образе нормального человека он выдерживает недолго и продолжает:       — Круто придумано, да?       — Круто, — тихо соглашается Миша и осторожно тянет его за собой в квартиру. Даня слышит, как захлопывается за ними дверь, и чувствует тепло. Его куртка сама слетает с плеч. Соулмейт куда-то ведет его и усаживает на… кровать? Серьезно?       — Будешь чай? — спрашивает Миша.       — Эээ, нет.       — Вот и хорошо, у меня все равно в холодильнике мышь повесилась, — Мишино присутствие ощущается совсем рядом, в темноте все звуки становятся громче, а чувства обостряются. Миша слишком громко дышит, ерзает на стуле. Нервничает, наверное, как и сам Даня. — Ты совсем-совсем ничего не видишь?       — Совсем-совсем, — подтверждает Даня. Он снова прислушивается — Миша явно стал ближе. — Я хотел сказать… мы хуево начали наше знакомство…       — Тшш… — палец прямо у Даниных губ. — Так я тебе нужен? Раз ты пришел.       — Нужен, — подтверждает Даня. Вблизи все становится очевидно — Миша едва сдерживается. Как и он сам. Он сдирает с себя маску, не удивившись, что полностью обнажен, а вещи неопрятной кучей валяются на полу. Один взгляд на Мишу, и тот оказывается без футболки. Даня больше не пытается играть, а его желание такое сильное, что остановить его не сможет решительно ничто. Только тут он замечает, что Миша сидит перед ним на коленях.       — Ты… собирался.? — неверяще выдыхает Даня. Миша пожимает плечами.       — Не хочешь? — он дразняще лижет член от основания до головки и берет ее в рот целиком. Даня давится стоном и шире разводит колени. Миша удобно устраивается между ними. Он сосет так жадно, будто это самая важная вещь в его жизни. Вверх… Миша оставляет во рту только головку, мягко трет языком уретру, головокружительно целует ствол. Вниз… он полностью заглатывает член, мнет Данины яички пальцами и стонет, горловыми звуками посылая вибрацию по всему телу Кашина. Вверх… вниз… вверх… вниз… Даня запускает руку с татуировкой ему в волосы и направляет, не выдерживая медленного ленивого темпа. Потом… Сейчас он слишком распален и вот-вот спятит от возбуждения.       — Я в рот тебе кончу, — предупреждает он. На вежливые вопросы нет сил. Миша ничуть не обижен. Он глотает все, как послушный мальчик, и смотрит… смотрит своими невозможно-карими греховными глазами.

***

      Миша откидывается затылком на подушку. Под взглядом Кашина его пижамные штаны медленно сползают с худых ног. Ему так хорошо с Даней. Миша с трудом держится, чтобы не сказать это вслух. Когда Дима позвонил ему и сказал подготовиться к приходу Кашина, Миша начал бестолково метаться по квартире, наводя еще больше бардака. Почему сейчас? Почему этот придурок не приходил всю эту неделю, а теперь явился? Неужели дошло, что трахаться в универе — так себе идея, а с разговорами у Кашина тоже дело не идет? Миша тоже устал и вымотался, спал и ел урывками, а все потому что ждал. Даня пришел к нему, и все сразу стало казаться правильным. Таким как должно быть. Пусть он остался таким же придурком, сидя на его кровати голышом и в одной только маске для сна с Человеком-пауком. Но он был личным Мишиным придурком. Которого тот никому отдавать не собирался.       — Ты подготовился? — Даня кладет одну его ногу на свое плечо и пальцами пробует его дырку. Там скользко и влажно, и два пальца входят без проблем. Миша растягивал себя наскоро, он и так почти каждую ночь дрочил, запихивая в себя фиолетовый фаллоимитатор, который хранил в ящике под кроватью. Но Кашину знать об этом было необязательно.       — Немного, — Миша сглатывает и обводит все тело Дани голодным взглядом. Тот вздрагивает от волны сильного возбуждения, и у него снова стоит так, словно он не спустил всего пару минут назад. — Это полезная штука, да? — смеется Миша. — Открывает много возможностей.       — Угум. Как мне теперь на тебя в универе смотреть, не подскажешь? — интересуется Кашин. Он порывистый, почти грубый, и Миша не может сдержать трепет. Наконец-то! Он так хочет, просто безумно. Ему плохо без Даниного члена внутри, но эта мысль слишком пошлая, чтобы ее озвучивать.       — Я знаю, что ты сможешь сдержаться. Зато сейчас — не нужно, — шепчет Миша, и вскрикивает, ощутив проникновение. Кашин медленно входит в него, жалеет, не зная, что развратный девственник какие только игрушки в себя не запихивал. Миша кусает губы, но не может сдержать стоны. Трахаться лицом к лицу — это слишком интимно. Блин. — Дай я перевернусь.       — Стоять! — командует Кашин почти рыком. — Смотри на меня! Я тебе не дам какого-нибудь там Малину представлять.       — Придурок, — полуобморочно комментирует Миша. — Трахай меня сильнее, чемпион, — Кашин ускоряется, велит Мише обнять его ногами, и тот словно в горячке оставляет засосы на его шее и широких плечах. Они целуются так, словно не верят, что они есть друг у друга. Миша хнычет от наслаждения, мучительно прикусывает себе язык, чтобы не сказать ничего лишнего. «Я же не девчонка, чтобы признаваться ему. Достаточно того, что я снизу», — думает он и сладко, долго кончает. Даня варварски спускает ему на живот и прячет ухмылку. Он-то ясно слышал вырвавшееся у Миши «я так люблю тебя, Данечка». Пожалуй, этим он сможет дразнить соулмейта до конца жизни.