Закат

Люциус привык обладать множеством вещей. И был совершенно не готов к тому, что лишится их. Сначала он потерял репутацию. Срок в Азкабане, а затем жизнь изгнанника – тяжкий опыт для того, кто всю жизнь вращался в высших кругах общества. Потом он утратил власть. Мальчик-который-выжил победил Тёмного Лорда, а Люциуса, его слугу, преследовали авроры. Семья отвернулась от него. В последнюю встречу с Драко, их последнюю ссору, он попытался удержать сына, но тот отшатнулся и закричал: «Не прикасайся ко мне!», словно Люциус мог причинить ему вред. В качестве прощального подарка Драко скрыл от ищеек Дамблдора местонахождение Люциуса, однако чётко дал понять, что будет только счастлив, если никогда впредь не услышит о нём. От Нарциссы Люциус получил нечто большее, хотя и не ожидал – они разошлись почти десять лет назад. Она подарила ему дом на маленьком, невидимом для магглов острове в районе Греции, который получила в наследство от деда с бабкой. Нарцисса с грустью смотрела на Люциуса, стоящего в пустом холле, среди коробок с вещами. Она сказала, что лучше ему некоторое время не возвращаться в Англию. И оба знали, что «некоторое время» означает «никогда». Потом Нарцисса аппарировала, а Люциус долго смотрел в то место, где она только что стояла, пытаясь вспомнить, в какой момент привычный и столь ценимый контроль над жизнью начал ускользать от него. Но так и не смог. Он попытался приспособиться к новой жизни – без особого успеха. Размером остров был как земли Мэнора, конфискованные Министерством, и всё же слишком большим, чтобы жить там одному, пусть и с домовиком в качестве прислуги. Люциусу было одиноко, но он поклялся, что скорее умрёт, чем опустится до компании домового эльфа. Он пытался найти себе занятие, но дом был слишком мал по сравнению с прежним. Да и делать-то, по сути, было нечего. Люциус читал, писал письма, которые не собирался отправлять, и таращился в потолок над своей кроватью. Остров тоже не поражал воображение. Скалы, скалы и ещё раз скалы – казалось, он целиком состоит из камней да десятка чахлых растений, цепляющихся за трещины. Люциус начал скучать по Британии. Он пытался развлечься, наблюдая за животными на острове. В основном это были птицы и жуки, но имелись и драгоценные рептилии. Особенно Люциусу нравились ящерицы и змеи. Как и он, те выползали, только когда дневной зной шёл на убыль. У Люциуса была причина: белоснежная кожа легко обгорала, а защитных чар против палящих солнечных лучей он не знал – в Англии это не требовалось. И Люциус хотел бы выяснить причины рептилий, но почти ничего не понимал в жизни животных – он привык уделять внимание куда более важным вещам. Закат — единственное, что Люциусу действительно здесь нравилось. Он предполагал, что рассвет красивее, но сам никогда не был ранней пташкой, равно как и тем, кто легко меняет свои привычки. Запертый на проклятом острове, Люциус смирился со многим, но где мог, уступать не собирался. Привычка любоваться закатом была новой, однако Люциус благополучно сей факт игнорировал, ведь это было приятно. Весь день он торчал в доме, и выходил лишь вечером, в то самое время. Иногда плавал у берега, но чаще просто сидел на любимом камне, болтая ногами в воде, и смотрел, как солнце медленно опускается за горизонт. Вода тогда становилась красной, словно пущенная из раны кровь. А потом солнце исчезало, и опускалась тьма. Иногда Люциус сидел так часами. * * * Месяца через три он понял, что просто рехнётся, если не услышит человеческий голос. Попробовал читать вслух, но не особо помогло. Побег был невозможен: Люциус с ума сходил от скуки, но определённо не хотел расставаться с жизнью. Оставалось одно – пригласить кого-нибудь. Но кого? Жена и сын отпадали, так как ясно дали понять, что не хотят его видеть, а больше ни с кем из родственников Люциус не общался. Соратники-пожиратели тем более отпадали: те, кто был на свободе, скрывались от Аврората, и отправить любому из них письмо означало пригласить авроров на чай. Люциусу требовался тот, кому он мог доверять и кто не был ни в тюрьме, ни в розыске. Оставался лишь один человек. В конце концов, как раз началось лето. Северус наверняка будет рад отдохнуть. Снейп на письмо не ответил. Через неделю Люциус начал беспокоиться. Может, не стоило надеяться на Снейпа, доверяться ему? Ведь тот предал Лорда, хотя Люциус этому не сильно удивился – давно его подозревал. И всё же он доверял Северусу – насколько вообще мог кому-то доверять. Наиболее важную информацию о Лорде Люциус, конечно, скрывал, но свои мысли и планы – нет. И казалось, что Снейп знает о его подозрениях. Тем не менее, это никогда не обсуждалось. Их история была долгой и странной. Любовниками они стали ещё до первого падения Лорда, но позже отдалились друг от друга: Люциус начал больше времени проводить с женой и сыном, Северус с головой ушёл в учительство, обязанности декана и свои исследования. В то время двоим экс-Пожирателям было опасно проводить много времени вместе, а позже, когда шум поутих, ни один из них не сделал попытки возобновить отношения. Изредка они обменивались письмами, а встречи были чисто деловыми и сводились к обсуждению успехов Драко в школе. Они вновь сблизились, когда Лорд вернулся: оба приползли к нему, и Люциус постарался убедить повелителя в необоснованности подозрений относительно Снейпа. Они больше не были любовниками, да и друзьями вряд ли: просто двое мужчин, каждому из которых иногда хотелось высказать всё, что накипело, без боязни нажить неприятности. Именно поэтому Люциус написал Снейпу… А тот, возможно, сразу сжёг письмо, не желая компрометировать себя общением с беглым преступником. А может, отдал письмо и присланный Люциусом пароль к порт-ключу в аврорат. Если так, то в любой момент на остров могут явиться министерские. И тогда – пожизненное в Азкабане или даже казнь. При этой мысли Люциус ощутил нарастающую панику и поклялся, что в таком случае лучше сразу убьёт себя. Но шли дни, авроров всё не было, и Люциус переключился с постоянной тревоги на меланхолию. Похоже, Снейп просто… не пришёл. Прошло две недели с тех пор, как Люциус отправил письмо. В тот день он сидел в библиотеке (скорее, это была рабочая комната, без учёта того, что у Люциуса не было работы ни в ней, ни где-либо ещё), как вдруг услышал вопли домашнего эльфа и голос, что старался его утихомирить. Люциус взвился со стула, выхватил палочку и медленно выдохнул, стараясь успокоиться, — его душили одновременно страх и надежда. Он выскользнул из комнаты, тихо, как только мог. Северус обнаружился в гостиной, в компании домовика, который всё причитал, что тому нельзя здесь находиться. Одет Снейп был в чёрное, как и всегда, патлы свисали на лицо, как и всегда, и вид он имел кислый. Как и всегда. Люциусу вдруг показалось, что он вновь узрел часть Британии. Или, по крайней мере, хоть что-то неяркое, нежаркое и несолнечное. — Вот и ты наконец, — протянул Люциус, и Снейп обернулся на его голос. – Долго собирался. — Прежде всего, у меня есть некоторые обязательства, — тот поднял бровь. – Я не мог бросить всё и примчаться на твой зов сломя голову. И, безусловно, пришлось хорошенько подумать, а стоит ли вообще с тобой встречаться. Это, знаешь ли, может повредить репутации. — Куда катится мир: теперь, встречаясь с Малфоем, человек рискует своей репутацией! Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Люциус углядел сумку с вещами и еле сдержал улыбку. Выходит, Снейп останется на лето? — Располагайся, будь как дома, — пригласил он. Тот подхватил сумку и последовал за ним в комнату для гостей. Люциус чувствовал, что Снейп с интересом разглядывает дом, но вопросов не было. Пока. Хотя Люциус не сомневался, что они будут. Северус всегда любил знать, что происходит, однако был достаточно терпелив, чтобы выбрать подходящее для расспросов время. Так было всегда. Люциус ещё помнил глазастого мальчишку, которым когда-то был Снейп: он хотел знать всё обо всём, неустанно задавал вопросы, и это бесило, но и забавляло тоже. Сам Люциус в молодости относился к людям, которые принимают вещи такими, какие они есть (особенно если это приятные вещи), и не спрашивают, что, зачем и почему, поэтому снейпова жажда знаний изрядно освежила его видение мира. Позже, когда они пили вино в гостиной, Северус вспомнил привычки молодости: наклонился к Люциусу и спокойно спросил, как тот очутился здесь и что это, собственно, за «здесь». Люциус рассказал. О Драко и о том, что между ними произошло, о Нарциссе и о доме — её неожиданном подарке, о том, как ненавидит всё это и как скучает по своему прежнему дому и прежней жизни. Снейп молча слушал. В блестящих чёрных глазах не отражалось никаких эмоций, и Люциус был этому рад. Нет эмоций – значит, нет ни осуждения, ни презрения. Нет жалости. Когда он наконец выговорился, Снейп просто допил вино, поднялся и сказал: — Что ж, я пока не особо занят. Могу побыть здесь. Можно было подумать, Люциус не вёл себя так, словно всё это было решённым делом, а просил его. И Снейп ответил. Он по-прежнему понимал Люциуса лучше, чем кто-либо другой. * * * Если раньше дни протекали одинаково, то после приезда Снейпа всё изменилось. Средиземноморское солнце тот ненавидел ещё больше, чем Люциус, и большую часть дня они проводили в библиотеке за чтением. По вечерам распивали вино и вспоминали наиболее безобидные эпизоды из совместно пережитого. Люциус сомневался, стоит ли рассказывать Снейпу о закате и своём новом увлечении. Чудилось ему что-то несолидное в восхищении такой малостью. Однажды Снейп заявил: — А мне здесь нравится. Люциус уставился на него с недоверием. — Да я чуть не сдох со скуки. Здесь же вообще ничего нет. — Возможно, именно это мне и нравится, — Снейп пожал плечами. – Я и сам в последнее время стал ничем. — Неужто быть героем так скучно? – ядовито спросил Люциус. — Кто знает, — хмыкнул Снейп. – Лично мне так и не начали доверять. И не начнут. Люциус не ответил, просто долил в бокалы ещё вина. Это он мог понять. * * * На следующее утро во время завтрака Снейп объявил: — Меня не будет несколько дней. Кое-какие дела. Люциус моментально сделал стойку: — Например? — Например, объяснения с работодателем на тему того, где я пропадал три недели, и прочее. Люциус отложил тост и, прежде чем Снейп шевельнулся, выхватил палочку. — Не самая лучшая идея, — он направил кончик палочки Снейпу промеж глаз. Но тот, казалось, не впечатлился: спокойно отставил чашку и на миг всмотрелся в его лицо. — Люциус. Неужели ты думаешь, что реши я предать тебя, то стал бы докладывать о своих планах? Я мог сделать это тысячу раз в прошлом, но не сделал. И теперь не буду. — Значит, не собираешься предавать меня, — Люциус прищурился. — И всё же интересно, куда ты в таком случае направляешься. «Может, ты не предатель, — подумал он, — но явно собираешься оставить меня». Люциус был не в силах вынести даже мысли об этом. Молчаливое присутствие Снейпа, казалось, вернуло жизнь в это проклятое место, и Люциус просто не мог отпустить его. А учитывая, как низко он уже пал, можно было удержать Снейпа и силой. Снейп поднялся, двинулся к Люциусу. Тот замешкался и упустил миг, когда можно было применить заклятие, хотя раньше с ним такого не случалось, — а Снейп уже был рядом: наклонился к нему и… поцеловал. С первым же прикосновением его губ Люциуса словно покинула тяжёлая тень. Он застонал, ощутив прикосновение языка, поднялся из кресла и, всё ещё сжимая палочку, запустил пальцы в грязные волосы Снейпа, целуя в ответ. В конце концов, именно Снейп прервал поцелуй, пытаясь отдышаться. — Я боялся, что ты не захочешь, — признался он, краснея, и улыбнулся — по-своему. Помимо Люциуса очень немногие смогли бы распознать эту улыбку: уголок рта лишь чуть приподнялся, но глаза, обычно непроницаемые, сияли. – Если б знал, не стал бы ждать. Люциус тронул его шею и прижал кончик палочки к бледной коже, точно под адамово яблоко. — В таком случае, куда же ты собрался? – спросил он так холодно, как только мог. Улыбка Северуса стала чуть шире. — Хотел утрясти все дела в Англии, чтобы можно было переехать. Может, даже навсегда. Я хотел бросить преподавание с… хм, да с самого первого семестра вообще-то, и кажется, это подходящий момент. Но именно сейчас я бы хотел пойти в твою спальню. Северус целовал его всю дорогу до спальни, снова и снова. Люциус вспомнил, что надо отложить палочку, только когда они начали срывать друга с друга мантии. К тому моменту они уже очутились в спальне, и в окна било ликующее солнце. Люциус, обнажённый, вытянулся под Снейпом и впервые ощутил, как средиземноморское тепло выгоняет холод из костей. Наконец-то он почувствовал себя живым. Снейп стал старше. Люциус помнил его не таким худым, с меньшим количеством шрамов, но ведь он и сам изменился. Тело любовника – да, теперь можно было вновь называть его так – выглядело истощённым: при стрессе Снейп всегда забывал есть, а война закончилась не так давно. Люциус же в последнее время немного поправился – следствие ничегонеделания в этом забытом богами месте. Но никакие перемены не мешали им заново постигать тела друг друга. Северус возбуждал его ничуть не меньше, чем в молодости, но теперь Люциус нашёл в себе силы не торопиться. Северус взял в рот его полностью вставший член, и это было всё равно что вернуться во времени на двадцать один год, когда он впервые сделал Люциусу минет в качестве подарка на день рождения. Дальше было не так привычно, но так же волнующе: Снейп призвал бутылку с маслом и протолкнул в него обильно смазанные пальцы. Люциус ещё никогда не был снизу, но теперь это показалось естественным. Северус выжидал, и толика страха ушла окончательно, а напряжённые поначалу мускулы расслабились. Люциус обхватил ногами его бёдра. Было больно, и на миг он задумался о своих прежних любовниках, включая Снейпа, — было ли им так же неприятно? Но тут Снейп толкнулся вновь, задев простату, и Люциус вскрикнул, моментально забыв о боли. С этого момента он потерялся в ощущениях. Движения бёдер, всё убыстряющиеся и жёсткие, твёрдый член Северуса в его заднице, ласкающая рука на его собственном члене. Люциус застонал и кончил, заливая семенем ладонь Северуса, который в несколько движений также достиг разрядки и, задыхаясь, повалился на него. Какое-то время они лежали, переплетясь, и Северус нежно целовал Люциуса в шею – куда мог дотянуться, не поднимая головы, а тот поглаживал его по спине. Позже Северус отбыл в Британию, но приехал обратно – три дня спустя и с куда большим количеством вещей. Люциус решил, что, встречая благополучно вернувшегося любовника, вполне сумел скрыть облегчение. Вечером он впервые показал ему своё место на берегу и закат, и когда оказалось, что Северус восхищён не меньше, Люциус ощутил гордость – как будто это была не заслуга природы, а его собственная или… будто он каким-то образом повлиял на хороший вкус любовника. И Люциус подумал, как странно: этот остров, слишком большой для одного, слишком маленький для группы людей, оказался идеальным для двоих. The End.