***
—Тебе нужно было идти в актрисы, Тинни! — восторженно воскликнула Куинни, стоило её сестре переступить порог квартиры. — Так убедительно сыграть смущение, и чтобы Грейвс ничего не заподозрил! — Ну не могла же я допустить, чтобы ты потеряла работу из-за моей плохой игры, — устало улыбнулась Тина, и плюхнулась на диван, не снимая пальто. — Если бы кто-то узнал о нашей проделке с омелой, обеим пришлось бы несладко. — Я надеюсь, ты не сказала ему о временном ограничении чар? — строго поинтересовалась Куинни, присаживаясь рядом с сестрой. — Конечно нет! Иначе для чего был весь спектакль? Одного не пойму: как тебе удалось взломать кабинет Грейвса? — Просто в школе кое-кто был слишком зациклен на боевой магии. А у меня есть свои связи и методы, — хитро прищурилась младшая Голдштейн. — Ты думаешь, всё сработало, и Персиваль действительно позовет меня на свидание? — обеспокоенно спросила Тина. Куинни яростно закивала, протягивая сестре кружку с какао. — Ну конечно, милая! Он хотел сделать, это еще три месяца назад. Мы просто немного подтолкнули его. Тина усмехнулась, счастливо, самозабвенно. Еще пару недель назад она и подумать не могла, что будет целоваться с Персивалем Грейвсом, директором отдела магической безопасности Соединенных Штатов Америки, и просто хладнокровным аврором. А благодаря заботливой сестре, её знанию чар и непонятно откуда взявшемуся навыку взлома кабинетов, старшая Голдштейн успешно убедилась, что её чувства взаимны. На душе было приятно и тепло. А Рождество обещало стать незабываемым.Часть 1
20 апреля 2019 г. в 23:22
Персиваль Грейвс не любил Рождество по двум причинам.
Первая: чрезмерное количество имбирного печенья.
Вторая: наглая безалаберность его подчиненных.
Каждые десять минут кто-то норовил отвлечь Грейвса от дел с уже надоевшей просьбой об отпуске. Как будто все преступники резко устроят себе рождественские каникулы!
Видел Бог, Персиваль пытался, искренне пытался отказывать аврорам с наименьшим раздражением. Но к середине второй недели это стало просто невыносимо. Казалось бы, нужно просто перетерпеть. Но все как будто сговорились, и теперь из каждого угла звучали рождественские мотивы и со всех сторон доносился звон непонятно откуда взявшихся колокольчиков. А какой-то умник додумался развесить по всему МАКУСА дракклову омелу, и теперь Персиваль вынужден был слушать еще и сдавленное хихикание вперемешку с противными чмокающими звуками. Поэтому неудивительно, что когда в кабинет Грейвса заглянула Голдштейн, он был не в самом лучшем расположении духа.
— Мистер Грейвс, можно...
— Тина, если вы насчет отпуска, то вынужден вам отказать, — устало перебил девушку Персиваль, пытаясь сосредоточиться на бумагах. — Половина аврората сочла необходимым уехать из страны, и мне нужно, чтобы хоть кто-то остался здесь.
— Но сэр, мы с Куинни уже купили билеты в Лион. Их не получится сдать, мы на эту поездку полгода копили, — растерянно бормотала Тина, не решаясь зайти внутрь. Она была слишком занята разглядыванием своих дрожащих рук, чтобы заметить, как уголки губ Персиваля дернулись, и растянулись в легкой улыбке. Голдштейн была едва ли не единственной, кого он мог без колебаний отправить в отпуск хоть на год. Но работы в Рождество хватало, и без помощи Грейвс точно бы не обошелся.
— Тина, зайдите в кабинет, и мы всё обсудим. Но я ничего не могу обещать.
Тина наконец подняла взгляд на Персиваля. Он бегло просматривал отчет. Тот самый, который она оставила вчера на столе. Голдштейн узнала его по маленькому пятнышку горчицы в уголке титульного листа. Судя по его лицу, он был доволен её работой. А может просто посмеивался над ней. О начальнике никогда нельзя было говорить однозначно, слишком уж скрытным и серьезным человеком он был. Тина сглотнула, и, сделала шаг в сторону стола. Впрочем, это было абсолютно бесполезно, потому что, к своему ужасу, Голдштейн осталась стоять на месте.
— Аврор, не стойте на пороге, тут и так жуткий сквозняк, — сухо сказал Грейвс, все еще не глядя на Тину.
— Я не могу, сэр, — пропищала перепуганная девушка. В доказательство своих слов она подняла ногу, которая тут же опустилась обратно, как-будто кто-то невидимый с силой надавил на неё.
— Что за глупости, Голдштейн? — Персиваль начинал терять терпение. Их взгляды встретились. Его — выжидающий и раздраженный, её — виноватый и напуганый. Тина снова опустила голову, и пробормотала что-то нечленораздельное.
— Тина, если это какая-то глупая шутка... — начал Грейвс, изо всех сил стараясь звучать не так угрожающе. Но, кажется, не слишком успешно, потому что девушка побледнела и с удвоенным усердием начала наматывать на палец прядь волос. Неужели он действительно выглядел таким страшным?
— Это всё омела, сэр, — пролепетала Голдштейн, стараясь не смотреть начальнику в глаза, как будто тот вдруг стал пятнадцатифутовым василиском. Персиваль вздохнул: это ребячество начинало порядком надоедать. Как будто в его возрасте еще верят в глупые мифы о Фрее, Бальдре, и прочих недоразумениях, благодаря которым омела якобы приобретала магические свойства зеленой веточки-сводницы.
— Тина, давайте так: мы поговорим у двери, если вы так боитесь подходить к моему столу. Но я всё-таки закрою её, потому что иначе вас снесет ветром. Как минимум, — пытаясь перевести всё в шутку, Грейвс подошел к яростно мотающей головой девушке, старательно игнорируя её протесты и предупреждения. Став на неприлично близком расстоянии, он завел руку за спину Голдштейн, пытаясь нащупать дверную ручку. Но вместо этого обнаружил, что все его попытки сделать хоть шаг в сторону отдаются неприятным чувством, как будто его сковали внутри. Только попробовав сопротивляться, Персиваль понял, почему испугалась Тина. Не слишком туго стянутые веревки под кожей начали медленно сжиматься, вырывая из горла Грейвса едва слышное шипение.
— Кажется, вы что-то говорили про омелу, — процедил Персиваль, постепенно теряя самообладание. Нет, он не имел ничего против совместного времяпрепровождения с Тиной, которую несколько месяцев безуспешно пытался пригласить на свидание. Правда, успехов не наблюдалось исключительно по его вине. Ну как, во имя Деливери Дэйн, можно было с совершенной уверенностью сказать два простых предложения: "Тина, вы мне очень нравитесь,и уже довольно давно. Не согласитесь ли вы поужинать со мной?" Это было просто невозможно! И как же Грейвс завидовал своим подчиненным, которые запросто могли пригласить ту же Тину, или, упаси господи, саму Куинни Голдштейн, грозу всех мужских сердец МАКУСА, на свидание без малейших колебаний. А теперь, когда положение стало уж очень щекотливым, признаваться в любви было не самой лучшей идеей.
— Это зачарованная омела, мистер Грейвс, — невозмутимо отчеканила Тина, как будто не она несколько секунд назад тряслась от страха, как осиновый лист. — Такие висят по всему МАКУСА вот уже третий день. Если двое попадут в радиус действия такой веточки , то не смогут сдвинуться с места, пока не поцелуют друг друга.
Персиваль моргнул, слегка растерянно. Смысл сказанных девушкой слов дошел до него не сразу.
"Под омелой принято целоваться", — доверительно подсказал внутренний голос.
Наблюдая выражение искреннего недоумения и неловкости на всегда непроницаемом лице начальника, Тина сдавленно хихикнула в кулак. Персиваль не понимал, была ли это истерика, или Голдштейн просто потешалась над ним.
"Проклятая омела, проклятое Рождество, проклятые любительницы хот-догов", — волком выло в голове.
— Тогда давайте поскорее покончим со всем этим, — да, конечно Персиваль планировал когда-нибудь поцеловать Тину. Но он рассчитывал на бал в МАКУСА, или дорогой ресторан, или, на худой конец, прогулку под луной, а никак не на порог его кабинета и полное отсутствие контроля над собственным телом. Это уже выглядело как принуждение, хотя сама Тина, похоже, была не против.
— Да, давайте покончим с этим, мистер Грейвс, — странное ехидство и игривость в её голосе и лукавая улыбка, то и дело озарявшая уже чересчур радостное лицо, окончательно сбили Грейвса с толку.
Гори оно все на кострах Салема!
Увидев Тину даже ближе, чем ожидалось, Персиваль, не удержавшись, выдохнул, чуть подавшись вперед. Дыхание, казалось, застыло на долгие, но на самом деле очень короткие секунды. Голдштейн не отводила взгляд. Смотрела так же пристально даже когда Грейвс приблизился к её лицу достаточно, чтобы разглядеть в глазах азартный блеск. Она до последнего не верила, что он всё-таки сможет поцеловать её. Однако её щеки всё равно опалял яркий румянец, как бы тщательно она не пыталась это скрыть. В последний раз окинув чужие черты беглым взглядом, Персиваль осторожно прижался к губам Тины, и все важные дела вмиг выветрились из его головы. Кажется, он простоял бы целую вечность, сжимая девушку в неловких объятиях...
— Смотрите, я могу двигаться, мистер Грейвс, — Тина со смехом отстранилась от начальника. Он выглядел...растерянно? Казалось, что "Персиваль Грейвс" и "растерянно" просто не могут стоять в одном предложении. Но сегодня, вероятно, день неожиданных сюрпризов. — Я полагаю, мой отпуск отменяется?
Персиваль медленно кивнул, всё еще осознавая, что произошло. Он почти слышал натужный скрип шестеренок в своей голове. Голдштейн снова улыбнулась, и поправила растрепавшуюся прическу.
— Тогда до завтра, мистер Грейвс! И, — девушка указала на потускневшую ветку злосчастной омелы. — вам лучше снять это, если не хотите подарить свой следующий поцелуй Абернетти или Хопперу.
Не успел Персиваль сказать что-то в ответ, как Голдштейн помахала ему рукой и скрылась за тяжелой дверью. В голове мелькнуло предположение, что Тина просто посмеялась над своим незадачливым боссом, но Грейвс быстро отогнал эту мысль. Отчего-то он был полностью уверен, что завтра они точно пойдут ужинать вдвоем. И, возможно, даже повторят сегодняшний опыт.