***
Когда только мы приняли решение о расформировании команды, я подумала, что это не так уж и плохо. Мне казалось, что тишина в квартире и задания, проходящие без разрушений, — предел моих мечтаний. Оказалось, нет. С того дня время отмерило уже два года. Это были пустые два года. Почти пустые. Лишь благодаря одному событию я запомню их. И имя этому событию — Лексус Дреяр. У каждого из нас есть место, где мы отдыхаем и душой, и телом. Мое место — опушка в глубине леса. Там я могла не стесняясь плакать навзрыд часами или просто рассказывать о наболевшем в пустоту. Именно в тот день я выяснила, что это место не только мое. Он пришел туда через час после меня и остановился, будто не верил своим глазам. — Неужели кто-то обидел нашу блондиночку и теперь она размазывает сопли по своему прекрасному личику? Я ужасно его боюсь, но привыкла отвечать колкостью на колкость. Это не моя инициатива, это закон улиц. Либо ты, либо тебя. — Ой, кажется, кое-кого Громовержцы оставили одного и ушли на задание. Блондин решил поплакать на опушке вместе с блондинкой? Я говорю вещи, от которых мне самой было бы больно, но я не могу по-другому. Он искривляет губы в подобие ухмылки, незаметно подходит и садится на траву рядом со мной. Я хочу испугаться, отодвинуться от него, но решаю остаться на месте и узнать, что же из этого выйдет. — В следующий раз найди себе другое место для нытья. Это занято мной. Я должна промолчать и кивнуть, но во мне растет негодование. — Это место всегда было моим. Если хочешь поныть, сам ищи себе новое. Он удивленно смотрит на меня, будто бы все время считал, что я глупая кукла, которая не умеет перечить и лишь мило улыбается. И если честно, я бы очень хотела стать ей, потому что чувство пустоты и безысходности с каждым днем все сильнее сжигает меня изнутри. Но мир — это не фабрика по исполнению желаний*, поэтому мне приходится до боли сжимать кулаки, лишь бы не заплакать прямо перед Дреяром. Неожиданно он начинает задорно смеяться. Он смотрит на меня и утирает выступившие от смеха слезы. — А блондинка оказывается с зубками. Он ухмыляется и протягивает мне мизинец, спрашивая: «Друзья?» Я вначале будто бы не понимаю, что он говорит. Словно слова проходят через меня. В голове набатом звучит его веселый смех, и мне становится легче. Я растерянно смотрю на его протянутый мизинец и пожимаю его своим. — Друзья. Меня пугает произошедшее. Особенно то, что это был не просто кто-то из гильдии, а сам Лексус Дреяр. У меня будет много времени обдумать это, поэтому оставляю размышления на потом. Мне интересно, что происходит в его голове, и я всматриваюсь в его глаза, пытаясь отыскать ответы на свои вопросы. Он резко встает, и последнее, что я слышу от него, прежде чем он уходит: «Я на опушке по нечетным дням, а ты по четным». Хочу возразить, но он уже слишком далеко от меня, и мне остается просто смириться и подчиниться его указу.***
Наши взаимоотношения с Лексусом разделились на «до» и «после». И если до встречи на опушке мы даже не смотрели друг на друга, то после мы начали здороваться каждый день, обмениваться короткими фразами в гильдии. От этого на душе стало спокойнее. Самую малость. Возвращаясь с заданий, я знала, что в гильдии встречусь с обладателем пары сапфировых глаз, дружелюбно смотрящих на меня. Так продолжалось изо дня в день, пока однажды громовой убийца драконов посреди ночи не ввалился ко мне в комнату через открытое окно, изрядно придавив меня своей тяжелой тушкой и почти сразу же захрапев. Мне ничего не оставалось делать, как просто столкнуть его со своей кровати на пол, подложить ему подушку под голову и вновь заснуть. Драгнил два с половиной года не заваливался ко мне в квартиру через окно, однако инстинкты, дремлющие во мне все это время, проснулись, и я сделала все то же самое, что делала каждую ночь с Нацу. Наутро Дреяр проснулся с жутким похмельем и абсолютным непониманием своего местонахождения, но когда он увидел меня, думаю, вопрос о своей геолокации он решил закрыть.***
Обычно жизнь идет своим чередом. Размеренно и плавно. Однако рано или поздно она достигает точки невозврата, переломного момента. Именно этой точки я и Лексус Дреяр достигли во второй раз. Три года назад я считала его своим врагом. Первая точка невозврата — опушка. С нее все началось и, по традиции многих любовных романов, должно и закончиться, но жизнь, увы, не роман и не коробка шоколадных конфет*, поэтому мы достигли второй точки. После его не очень приятного пробуждения на полу он стал моим частым гостем. Мы могли часами обсуждать различные новости, книги, рассуждать на тему психологии и философии. Фактически Лексус стал мне другом еще на опушке, а по-настоящему он стал им только сейчас. Тучи рассеивались, и в моей жизни появлялись солнечные лучи. Мы медленно приближались к третьей точке невозврата. Это произошло, когда мы с Лексусом сидели в моей квартире, пили горячий чай и обсуждали новую книгу известного автора. Мы с ним слишком сблизились. Понимаем друг друга с полуслова, просто безумие. Он может прибежать ко мне в любое время суток и спросить, как ему вести себя с девушкой. И я помогаю ему советами, ведь он мой лучший друг. Нежданно он наклонился ко мне слишком близко. Так близко, что опалил мои губы своим горячим дыханием. — Люси, почему я просто друг? Его голос дрогнул, и он шумно вздохнул, словно собираясь с мыслями. Его фраза, до одури простая, и в то же время безумно сложная, осталась висеть где-то в воздухе за пределами моего понимания. Видимо, я слишком долго молчала, потому что из транса меня вывел звук хлопнувшей двери и осознание того, что Лексус просто ушел. На следующий день, не ощутив на себе пристальный взгляд сапфировых глаз, я узнала, что Лексус Дреяр в срочном порядке уехал на годовое задание по приказу мастера. Год без Лексуса был отвратителен. Дни тянулись словно недели, недели — как года, но самое отвратительное во всем этом было то, что его вопрос все еще вертелся у меня в голове. Видимо, моя судьба в том, чтобы постоянно испытывать боль. Раз за разом я прокручивала в голове его рассказы о его новых пассиях и удачах на любовном фронте, и, черт возьми, как же это было больно. Как будто сердце взяли в тиски и с каждым днем все сильнее сжимают, а оно, глупое, рвется из груди и никак не поймет, что чем сильнее оно вырывается, тем больнее становится. Именно поэтому однажды утром я проснулась с четким осознанием того, что влюбилась в Лексуса Дреяра. Вот тогда началась моя личная точка невозврата из всего этого дерьма, ведь я знала, что такой, как Лексус Дреяр, никогда не сможет меня полюбить.***
Год назад я думала, что любить Лексуса Дреяра — это очень больно. Я ошибалась. Любить Лексуса Дреяра, когда он сидит напротив и рассказывает, как оприходовал очередную дамочку, — вот что чертовски больно. Его слова разрывают меня изнутри, что хочется кричать. Опушка снова стала мне вторым домом, и стало наплевать, в какие дни я могу на нее приходить, а в какие нет. В любые, черт возьми, в любые. Дреяру уж точно сейчас не до нее, да и не до меня тоже. Хочется заснуть здесь и не просыпаться вовсе. Раствориться, исчезнуть, сделать все, лишь бы не чувствовать этой всепоглощающей боли. Когда время переваливает за полночь, я слышу шуршание веток и тихие шаги за спиной. Пальцы на руках замерзли так, что ими трудно шевелить, но мне плевать. Это не больно, если сравнивать. — Дура. Слышу его грубый голос где-то на грани сознания. Чувствую, как тяжелеют веки и как чьи-то сильные руки подхватывают меня и куда-то несут. Это все, что я помню, прежде чем проснуться у себя в кровати. Я чувствую себя паршиво, испытывая ужасный жар по всему телу. Начинаю задыхаться и наконец понимаю, что кто-то крепко прижимает меня к своей груди. Поднимаю взгляд и натыкаюсь на умиротворение лицо предводителя Громовержцев. Мне не по себе, и я пытаюсь выпутаться из кольца его рук. Кого он представляет на месте меня сейчас? Кого он так обычно обнимает? Эти вопросы бьют точно в кровоточащее сердце, чтобы сделать еще больней. Есть ли вообще предел боли? Нужно умыться, что я и делаю. Пальцы отказываются слушаться, и я судорожно пытаюсь их растереть и вернуть им подвижность. Когда я возвращаюсь в спальню, Лексуса уже нет. Ушел. Так даже лучше. Но правда ли лучше, или это просто мое самовнушение? Сил хватает лишь на то, чтобы лечь на кровать и уставиться в потолок. Так проходит весь мой день, и лишь к вечеру я немного оживаю и нахожу в себе силы встать. Спустя час он приходит ко мне и садится напротив. — Люси, есть девушка, которая мне до безумия нравится. Но я боюсь ее отказа. Что мне делать? Я никогда не видела Дреяра таким растерянным с болезненной одержимостью во взгляде. Я спрашивала, есть ли предел у боли. Кажется, нет, потому что раньше мне не было больно по сравнению с тем, что происходит со мной сейчас. Хочется завыть, зарыдать, забиться в угол и больше никогда оттуда не выходить, но я до крови впиваюсь ногтями в ладонь и собираюсь с мыслями. — Не смеши меня. Нет ни одной девушки, которой бы не нравился Лексус Дреяр. Не признавшись ей, ты можешь потерять свое счастье. В его взгляде появляется решительность, и он, лишь быстро кивая мне головой, выбегает из квартиры. Хлопок двери выводит меня из транса, и чувствую, как горячая струйка крови спускается по моему запястью. Наплевать. Мне больно так, будто мне ломают все кости сразу. Дышать становится трудно, и все, на что я способна, — это хриплые вздохи через раз. На заднем плане слышу хлопок двери и вначале не понимаю, что происходит. В комнату заходит Дреяр с букетом цветов. Видит мое состояние, и букет падает из его рук, он подхватывает меня и прижимает к себе. — Дура. Снова слышу от него уже полюбившуюся мне фразу. Мне ничуть не обидно. Я и правда дура. — Я полюбил полнейшую идиотку, — продолжает Дреяр, а я просто прижимаюсь к его могучему торсу и слушаю его грубый голос, не вникая в то, что он говорит. Он касается пальцем моего подбородка и легко надавливает, поднимая мое лицо. Глаза в глаза. — Люси Хартфилия, ты непроходимая дура, но я люблю тебя. Он говорит это с придыханием и смотрит на меня, будто чего-то выжидая. В моей голове что-то щелкает, и я наконец осознаю то, что Дреяр сказал мне. Становится тяжело дышать, и единственное, что я могу, — прошептать: «О господи, Дреяр». Горло схватывает спазм, и я не могу придумать ничего лучше, чем обхватить его шею руками и прижаться к нему еще сильнее. И в этот момент я окончательно и бесповоротно понимаю, что готова простить ему все его прошлые проступки лишь за эти три желанных слова. — Я люблю тебя, Лексус Дреяр. Этого признания ему хватает, чтобы начать действовать. Он обхватывает мои бедра руками и сажает на стол. Я не понимаю, что происходит, но решаю довериться Лексусу и поэтому выгибаюсь навстречу. Он, будто бы этого и ожидая, срывает с меня майку и набрасывается на затвердевшие соски. В ушах стоит гул, и я издаю протяжный стон от обилия контрастных ощущений. Дреяр исступленно целует мои губы и сминает грудь руками. Сладкая истома окутывает меня, и я начинаю видеть перед собой только Лексуса, а моим единственным желанием становится желание ощутить его член во мне. Я резко срываю с него рубашку и отбрасываю куда подальше. Я хочу дотронуться до его торса рукой, что и делаю спустя секунду. Он подходит ближе, и я чувствую, как его член упирается мне в живот. Мгновение — и он снимает с себя джинсы, оставаясь в одних боксерах. Желая лишь одного, я обхватываю ногами его за бедра и притягиваю его еще ближе. Горячие выдохи смешиваются в один. Он прикусывает мою губу и резко срывает с меня шорты. Его тяжелое дыхание слышится мне таким же громким, как звон набата. Редкие крохи смущения остаются на грани сознания, и я уверенно стягиваю с него боксеры. Лексус рычит и не остается в долгу, разрывая тонкую ткань на мне. Надо бы испугаться, но я лишь подаюсь вперед и прохожусь языком по его губам. Он стонет, и это заводит еще сильнее. Проходит несколько мгновений, но они кажутся вечностью. Лексус упирается руками об стол и склоняется надо мной, смотря в глаза. «Потерпи», — шепчет он и резко входит на всю длину своего члена. Я вскрикиваю от боли и пытаюсь привыкнуть к ощущениям внутри. Его горячая плоть полностью во мне, и в конечном итоге боль сменяет наслаждение. Он наращивает темп, отчего сам рвано стонет. Дреяр молчит, но тяжелое дыхание, стоны и полный любви взгляд говорят сами за себя. Перестаю сдерживаться и громко кричу, чувствую, как мои внутренние мышцы сокращаются, даря нереальное наслаждение. Лексус кончил следом, и я почувствовала, как горячая вязкая жидкость заполняет меня. Он навалился сверху и обнял меня, прижав к себе. Спустя пару мгновений до меня дошла одна простая истина, которая заставила меня возмущенно зашептать. — Дреяр, я же забеременею. Какого хрена? — Хартфилия, черт тебя побери, я хочу девочку. Он улыбнулся так искренне и нежно, что мое сердце защемило от нежности к нему, и продолжил: «У нас будет невероятно красивая дочь, ведь она будет похожа на тебя». Лексус ласково поцеловал меня и крепче прижал к себе, будто вовсе никогда не желал отпускать. А так оно и было.***
Вот уже как полгода мы с Лексусом официально муж и жена. Я никогда не забуду ни одной пережитой эмоции в тот день — в день нашей свадьбы. Смотря в прошлое, я могу с уверенностью сказать, что Лексус Дреяр сделал меня самой счастливой девушкой на планете. Да, мир — это не фабрика по исполнению желаний, потому что фабрика по исполнению желаний — это в первую очередь ты и твои самые близкие люди. С уважением и любовью к своим читателям, Люсьена