***
Маринетт тяжело дыша откинулась на подушки и жадно глотала спасительный кислород. Всего лишь небольшая прогулка до окна и обратно стоила ей сильнейшей одышки. Если в ближайшую неделю не отыщется донор, который готов пожертвовать своё сердце ей, бледной девчушке, едва ли не с самого детства живущей здесь, в больничных стенах, то запустится счётчик, методично отсчитывающий время до её кончины. Собственное сердце Дюпэн-Чен едва ли было способно самостоятельно перегонять всю кровь по организму, не говоря уже о каких-то других нагрузках. Тем не менее, она всегда верила в лучшее. Каждый новый день играл для неё новыми красками. Для бледненькой девушки, которая выглядела намного младше своих неполных восемнадцати лет, не было плохой погоды, даже когда за окном шёл противный моросящий дождь. Она каждый день неторопливо шла к окну (и забиралась с ногами на подоконник, если уж день был совсем удачный) и внимательно смотрела вдаль. В её глазах небесной синевы отражались плывущие мимо облака, истончившиеся иссиня-черные волосы слабо колыхались, а щеки покрывались лихорадочным румянцем. Она любила подолгу сидеть в подобном положении. Здесь, на подоконнике около окна, открывался новый мир, так непохожий на её собственный. Людская суета и бытовые проблемы не были знакомы Маринетт, потому каждый день у неё проходил в поисках новых впечатлений. Но что она могла искать, будучи с малых лет запертой в четырёх стенах своей комнаты или больничной палаты? Она не видела настоящей жизни, не разбиралась в людях, не знала, какая же горькая на вкус тоска по любимому человеку, который далеко. И всё-таки её влекло к тому, что она хотела узнать, но не могла. Единственные знакомые и близкие ей люди — мать и отец, коротавшие свою жизнь рядом с её кроватью и проливающие литры слёз над здоровьем дочери — не могли дать всего того, чего она желала, все их силы уходили на поддержание её жизни. Зона общения прерывалась очень быстро — рядом был только медицинский персонал да пара ребят помладше года на четыре из соседней палаты. Вот и всё окружение за все семнадцать лет существования. Вообще, случай Маринетт считался едва ли не уникальным, поскольку в подобном состоянии до её возраста почти никто не доживал. Двукратное вскрытие грудной клетки, стимуляция сердца, попытки заставить его работать — это только часть трудностей, которые ей удалось перенести. Но она боролась. Старалась выиграть для себя чуть больше времени и получить ответы на терзающие вопросы.***
Адриан не искал ничего необычного. И он находился в ещё более подвешенном состоянии, чем Маринетт. Ему уже перевалило за восемнадцать, и с юридической точки зрения он уже считался взрослым. Однако организм подвел и его. Не с самого начала сердце дало о себе знать, но когда порок обнаружился, Габриэль Агрест поставил на уши все самые элитные клиники, чтобы спасти жизнь сына. Состояние парня было критическим, даже многочисленные операции не смогли помочь. Теперь помощь могла прибыть только от доноров. Адриан был окружен опекой и вниманием сверх меры, он едва мог вздохнуть, за каждым его действием был установлен строгий контроль. И тем не менее, купаясь во всеобщем внимании, он чувствовал себя безгранично одиноким. Младший Агрест никогда не стеснялся слёз, они помогали ему чувствовать себя живым хоть в какой-то степени, смягчали остроту одиночества. И всё же он угасал. Медленно, как таял воск у горящей свечи. Габриэль был готов пожертвовать всем, что у него было, ради сына. Сына, который был единственным напоминанием о покойной жене. Сына, которого так любил. Оставалось лишь дождаться донорского сердца.***
Та ночь оказалась роковой. Парень и девушка с одинаково бледными лицами лежали на спине и не дышали. Она очень хотела жить, он — хотел жить ради Неё. Они лежали на земле в полуметре друг от друга, но руки были протянуты навстречу, словно показывая, как они хотели быть вместе. Лежали, а их лица заливал дождь, перемешивая грязь, слёзы и кровь с водой. Алья Сезер и Нино Ляиф расстались с жизнью таким глупым способом… В их мотоцикл на полной скорости влетел автомобиль, водитель которого не справился с управлением. Столкновение было неизбежным. И если водитель отделался лишь травмами, эти двое, к сожалению, отдали жизни, оставшись вместе до самого конца. К счастью, спасательные службы прибыли, не прошло и пяти минут. Мертвые тела молодой пары мгновенно скрыли с глаз любопытных, остановившихся тут же, чтобы узнать о случившемся. После ряда исследований оказалось, что некоторые органы не пострадали, и были пригодны для пересадки. Теперь в Алье и Нино старались искусственно поддерживать жизнь. В донорский центр тут же поступили звонки. А уже сам центр проверил списки срочно нуждающихся пациентов и оповестил медицинские учреждения.***
В дверь Маринетт постучали. Девушка едва успела спрыгнуть с подоконника, её сердце бешено стучало в ответ на это действие. За такие «посиделки» ей частенько доставалось. Она повернулась к окну спиной и облокотилась обеими руками на подоконник. Её огромные испуганные глаза сейчас казались ещё больше на бледном, исхудавшем лице. В палату вошла женщина среднего возраста и Сабина. Лицо последней озаряла счастливая улыбка. Видимо, на лице девушки отразилось полное непонимание происходящего, поэтому медсестра поспешила всё объяснить. — Юная леди, вам неслыханно повезло. Этой ночью произошла авария. Авария с летальным исходом. — проговорила она, а её последние слова эхом отдавались в голове Маринетт. — Завтра ваше сердце прибудет к вам и мы тотчас же приступим к операции, в вашем случае медлить нельзя ни в коем случае. А сейчас отдыхайте. Стоило ей выйти за дверь, Сабина бросилась к дочери и прижала её к груди. Она плакала. Но плакала от счастья. А Маринетт ещё толком не осознала, что именно ожидало её в ближайшем будущем. Вернее, она просто не представляла, что делать дальше.***
Адриан проснулся от потока свежего воздуха, стремительно ворвавшегося в его палату. Это Габриэль открыл окна. Он не улыбался, но было видно, что он пребывает в отличном настроении. Младший Агрест провел ладонью по заспанному лицу и пригладил растрепавшиеся светлые волосы. Увидев, что парень проснулся, мужчина широкими шагами пересек палату и, остановившись у порога, сообщил: — Донор найден, — и вышел, не произнеся больше не слова. Ошарашенный, ещё не до конца проснувшийся Адриан осторожно сел, молча глядя на захлопнувшуюся дверь. Не с такими он новостями ожидал проснуться, не с такими совершенно. Он коснулся шрама, пересекающего всю грудную клетку, и поморщился, понимая, что ему всё придется пережить снова. В палату снова зашёл Габриэль Агрест, в этот раз в сопровождении персонала. — Кто пожертвовал мне сердце? — спросил парень, переводя взгляд с одного лица на другое. Он должен был узнать об этом, чтобы решить для самого себя, сможет ли он жить с таким грузом и дальше. — Молодая пара разбилась ночью на мотоцикле. Вам пересадят сердце парня. Вы примерно одного возраста, так что проблем возникнуть не должно. Сердце его спутницы тоже мгновенно ушло. Как вы, наверное, знаете, ваше положение крайне трудно, поэтому вы значитесь одним из первых номеров. Второй была девушка, которая с самого рождения живет с одним желудочком. Вы — пара самых серьёзных случаев. Во всяком случае, за вас уплачена немалая сумма. — Мне их искренне жаль. Всё-таки хотелось бы, чтобы люди жили дольше. К слову, по сколько им обоим было? — он опустил взгляд необычно ярких зеленых глаз в пол, мысленно представляя ту страшную картину. — Нино Ляифу, чьё сердце уже на пути к вам, недавно исполнился двадцать один год, Алье Сезер, сопровождавшей его, не было и двадцати. Мистер Агрест, у вас назначена терапия через полчаса, будьте, пожалуйста, готовы.***
Если раньше время ползло медленно, дни сменяли друг друга медленно, как улитки, то теперь часы растянулись ещё сильнее, будто его кто-то заморозил намеренно. Сутки, оставшиеся до операции как парню, так и девушке, казалось, увеличились втрое. Ни он, ни она не знали, куда себя деть, чтобы поскорее закончить со всем этим. И оба были рады, когда за ними пришли их лечащие врачи. Кажется, безумие подходило к концу. Или только начиналось, кто знает? Ведь дальше их ожидал реальный мир. И ни Маринетт, ни Адриан не знали, чего ожидать от него. День выписки стал шагом в реальный мир с его правилами и устоями. Агреста, как и предполагалось, везли на личной машине Габриэля. Парень, не скрывая любопытства и искреннего восхищения, глазел по сторонам, жадно впиваясь взглядом в каждую деталь. Его ждала длинная жизнь, возможная карьера (с таким-то отцом!), любовь, в конце концов. И всё это было чуждым, незнакомым, пугающим. Перспективы были слишком широки, соблазн велик, а вот знания, за которые необходимо было ухватиться в данный момент, к сожалению, отсутствовали. Как и юная Дюпэн-Чен, он совсем не умел жить, всё это время он только существовал. У Маринетт всё было несколько проще. Её родители никогда не стали бы утруждать единственную дочь чем-то, чего она не желает. Наоборот, они стремились исполнять каждую её просьбу, хоть девушке и было от этого так неловко. Одна из просьб была высказана в день выписки — Мари пожелала дойти до родного дома пешком, чтобы доказать себе, что болезнь действительно позади. Показать этой жизни, на что она способна. Использовать шанс, случайно выпавший в Колесе Фортуны, так, чтобы потом не жалеть о содеянном. Обстоятельства сложились так, что счастливых подростков выписали в один день. Судьба тихонько смеялась над своими проделками, следила за тем, как будут вести себя её марионетки. Это была Её игра. Игра, которая не могла наскучить. Маринетт, сверкая глазами, напоминающими парочку сапфиров, тянула мать за руку, восхищаясь буквально всем, начиная от того, как замечательно выкрашены стены какого-то магазина, заканчивая тем, какая красивая собака пробежала по другой стороне улицы. Вообще, за все те две недели, проведенные в больнице, с характером Маринетт творилось что-то странное: она много шутила, смеялась да и просто болтала. Энергия в ней била ключом, чего не было даже тогда, когда она была почти в полном здравии. Щёки, прежде бледные, сейчас покрылись румянцем, губы порозовели, глаза счастливо блестели. Если счастье во плоти выглядит не так, возникает вопрос — тогда как же? Маринетт чуть успокоилась, потому что по мере приближения к центру города на улицах становилось всё больше людей. Возникла небольшая пробка, так как где-то впереди сломалась машина. Девушка едва сдерживалась, чтобы не провести пальцем по блестящим дверям автомобилей, которые пестрели тут всеми цветами радуги — от черного до ярко-желтого. Она шла совсем-совсем близко к дороге, оставив родителей чуть позади. И вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд. Подняв голову, она встретилась глазами с очаровательным блондином примерно её возраста. Мари машинально остановилась. Со стороны это выглядело так, будто она что-то вдруг вспомнила, лишь заметив парня. Однозначно, раньше она его нигде не видела — такую смазливую мордашку забыть невозможно. Но вот кто он? Адриану уже достаточно давно наскучило смотреть в окно, пейзаж сменяющих друг друга супермаркетов быстро надоел. И, как назло, в одном из таких невероятно скучных мест возникла автомобильная пробка. Единственным развлечением для парня являлось разглядывание проходящих мимо людей, потому как разговаривать ему не хотелось. Француженки пестрели нарядами. Погода была жаркая, и каждая девушка явно пыталась максимально подчеркнуть свои достоинства, подбирая всё новые и новые фасоны. У Адриана рябило в глазах. И всё же он заострил своё внимание на худющей брюнетке в простом, без украшений, голубом платье. Девушка выглядела такой нежной и хрупкой, что её хотелось обнять и не выпускать. Она показалась ему смутно знакомой, вернее, не смутно, а так, будто они знакомы вот уже добрую тысячу лет. Однако, как Агрест ни старался, имя вспомнить не мог. Девушка, то ли почувствовав его взгляд, то ли по иной причине, вдруг повернула голову к его машине и встретилась с ним взглядом. Немой вопрос нашёл отражение в её больших голубых глазах было ровно настолько же, насколько удивился Адриан, подумав, что встретил***
В день, когда Маринетт вырвалась на долгожданную свободу, Адриан ощущал смутное беспокойство. Поводов для волнения у него не было, но он вдруг ощутил резкое желание выйти на улицу и закричать, чтобы Она услышала. Прошёл целый год, а кто была эта таинственная «она», парень всё ещё не знал. Парню хотелось скинуть оковы слежки родителя, потому как он уже действительно был взрослым. Потому, когда Габриэль уехал на конференцию, Агрест сбежал из дома. Его комната была на первом этаже, потому что раньше ему было тяжело ходить туда-сюда. А окна ничем не защищались, ведь Адриан позиционировал себя как ребенка, которого заслуживают каждые родители. Он не знал, куда идет, ноги сами несли его. Агрест плохо знал парижские улицы. Ориентироваться ему помогали лишь карты в телефоне. Но ими парень пользовался только по началу, так как было страшно идти в одиночестве по незнакомой местности. Позже он вообще наплевал на все приличия и просто шёл вперед. Это как путешествие к концу радуги, куда идти — не знаешь, зато тебе точно известно, что в конце пути тебя будет ждать щедрая награда. День был жаркий, а Адриан, как назло, был в черной футболке с горизонтальными цветными полосками. Солнце пекло нещадно. Потому, когда впереди замаячили деревья, Агрест направился туда. Как оказалось, он набрёл на какой-то парк. В тени деревьев оказались свободные скамейки, потому парень расслабленно сел, откинул светлые волосы с золотистым отливом назад и прикрыл глаза, наслаждаясь жизнью. Он не был уверен, что поступил правильно. По-правде сказать, он практически ни в чем не был уверен. Адриан знал, что его будут искать, и что его найдут, но ведь это же был временный побег из дома. Не всё же время быть прилежным сыном, тем более, что он уже взрослый. Чуть-чуть отдохнув от жары, парень открыл глаза. И первое, что он сделал после этого — вздохнул полной грудью так глубоко, как ему позволило его тело. Отключив звук на телефоне, Агрест осмотрелся. Это был вполне обычный парк, дом Адриана окружал похожий, только чуть меньше по размеру. И тут были люди. Не так много, как, скажем, на обычной улице, но слишком много по сравнению с тем, сколько в последнее время были в окружении парня. Тут были и мамочки с колясками, и дети, играющие летающим диском, и подростки, которые сидели на бортиках фонтана и смеялись, и несколько девушек возраста Адриана. Ими он в особенности заинтересовался, поскольку помнил то ощущение, будто его покинула его любимая. Одна из них, с короткой светлой стрижкой, активно жестикулировала и что-то показывала своим подругам. Другая, с множеством косичек на голове, время от времени смеялась над тем, что показывала первая. А вот последняя… У Адриана внутри будто что-то оборвалось. Как бывает, когда катаешься на карусели, в момент спуска летишь вниз на достаточно большой скорости, а твои внутренности будто сжимаются. Нечто подобное испытал и блондин. Он жадно рассматривал последнюю девушку. Её короткие, до плеч, темные, иссиня-черные волосы, которые так красиво переливались на солнце. Её изящные черты, симпатичную одежду, которая очень ей шла. Большие глаза, которые резко выделялись и гармонировали с её худобой. Агрест осторожно поднялся, боясь спугнуть ощущение воссоединения. В шраме на его груди разливалось горячее жжение. Внезапно брюнетка, которую приметил Адриан, вскинула брови и прижала правую руку к груди, почувствовав то же самое. Какая-то