***
Закончив последнюю строчку стихотворения, Ви понял, что ты уже спишь. Твоё дыхание было медленным и ровным, плечи слегка касались его тела с каждым вдохом. Он осторожно повернулся и посмотрел на тебя, стараясь не слишком сильно шатать вашу импровизированную постель. Ты почти не издавала звуков во сне, светлые волосы рассыпались по подушке, резко контрастируя с его чёрными. Словно белые клавиши пианино рядом с чёрными. Ви вздохнул, тихо закрыл книгу и положил её на пол рядом с кроватью. Он чувствовал некое странное для себя удовлетворение. Зная тебя полдня, каких-то несколько часов, он уже считал тебя частью команды, той самой недостающей деталью. Ви прижал руку к голове, мысли его блуждали, пока он обдумывал всё, что недавно произошло. Впервые за последний месяц он почувствовал это... облегчение. Энергию. Будто он… полон. Ты и помыслить не могла, из-под какого гнёта боли ты вытаскивала его, делясь своей энергией. Ви бы никогда не попросил помощи, зная тебя такой короткий отрезок времени, но ты казалась счастливой, искренне желающей помочь, облегчить его страдания. Ты заботилась о нём. Никто не делал такого прежде. Никогда. Ни в одном из воспоминаний. Твой образ, улыбающийся и говорящий, что ты присмотришь за ним, сейчас щемил невыносимой пустотой в груди. Ви закрыл глаза, осознав, как ему на самом деле тяжело. Годы безразличия в один миг догнали его, острыми кинжалами вонзаясь в нежную кожу. Раньше никто не беспокоился, что ему больно, что он устал или несчастлив. И он не знал, как справиться с этой непосильной печалью. Что ему делать? Что говорить? Ещё до того, как ты отдала ему часть энергии, в тебе было что-то, что заставляло его чувствовать себя… лучше? Будто ты — лучик света в бесконечной тьме, с которой ему приходилось бороться в одиночку… до этих пор. До этих пор Ви был одержим одной лишь целью. Всегда идеально сосредоточенный, жаждущий, чтобы дело было сделано. А ты всего за несколько часов заставила его забыть, что за дело это было вообще. Его внимание рассеялось, внутренние муки на время утонули в коротких вспышках смеха и радости. Да, задача всё ещё оставалась, несмотря на краткие минуты покоя; он знал это без сомнения, но... как же ему реагировать на то, что ты заставляла его чувствовать?.. Он не смел позволить себе даже думать об этом, но разве ему запрещено искать счастье везде, где только возможно? Ви прижал руку к груди, ненавидя себя и все эти мысли. Он должен был отдать всё ради цели, но эта цель не давала ему никакого счастья взамен. Как же несправедливо. Он просто не знал, что ему делать. Словно прочитав его мысли, Грифон тихо хихикнул, заставив Ви распахнуть глаза. — Ну что, герой-любовник, совсем всё плохо? — его скрипучий голос звучал очень радостно. — Вы двое провели вместе меньше дня, всего несколько грёбаных часов, и гляди, к чему ты пришёл. Серьёзно, что прикажешь с тобой делать? — Ты очень дерзок, Грифон, — ответил Ви, скосив глаза и слегка улыбнувшись. Как бы то ни было, насчёт него Грифон был прав. А насчёт тебя? Птице не стоило считать, что твоя доброта это что-то большее, увлечение или влюблённость, например. И Ви не стоило тоже. — Ты мне лапшу-то на уши не вешай, Ви, — усмехнулся Грифон, встряхивая перьями, — я слишком хорошо тебя знаю. Он указал когтём на твою спящую фигуру, его глаза недобро сверкнули, и он самодовольно замурлыкал: — Просто как маленький мальчик, впервые влюбившийся в кого-то. Не думал, что ты у меня такой безнадёжный романтик. — Грифон. — В голосе Ви прозвучало лёгкое предупреждение, глаза сузились, глядя на птицу. — Не заводись, любовничек, — хихикнул Грифон, — я же просто указываю на очевидные факты. Да и потом, почему бы не пойти на это? Поверь мне, мои глаза видят всё, так что я запросто стану вторым пилотом, если ты захочешь! — Он издал низкий смешок над собственной шуткой, который заставил Ви внутренне вздохнуть. — Ты знаешь, почему. — Просто ответил Ви, не вдаваясь в подробности или объяснения. И Грифон прекрасно понимал, что он имеет в виду. Это заставило птицу замолчать на несколько минут, обдумывая слова хозяина. — Но чёрт возьми, если этому суждено случиться, это случится, разве нет? — Грифон наконец заговорил, — судьба и прочее подобное дерьмо. Нет смысла бороться с этим или избегать. А вот этот весь твой мусор только всё усугубляет. Ви рассмеялся очень тихо, чтобы не разбудить тебя. — Надо же, Грифон, — сказал он с притворным удивлением, — да ты в судьбу веришь? Птица фыркнула: — Не сказал бы, но я верю в людей и эту их дебильную химию. И гормоны. И если её ритмы совместимы с твоими, то смысла бежать от… — Грифон. — Холодный тон подразумевал насилие, если демон сейчас же не закончит мысль там, где она началась. Глаза фамильяра почти блестели от восторга. — Ты что, покраснел, Шекспир? Я думаю, что ты… — он немедленно отступил, когда Ви угрожающе поднял свою книгу, с намерением бросить, — эй-эй-эй, а ну-ка быстро положи её на место! Чего ты так разнервничался? Я же просто говорю правду, господин поэт. Ви снова закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на сне, и ответил: — И единственная наша правда — цель и бремя её выполнения. Мысли могут подождать. Вопросы могут подождать. Грифон прав. Если это должно случиться — это случится. Но то ноющее чувство горя, которое Ви нёс в своей груди, не уходило, будто он оплакивал что-то, чего ещё не потерял. Поэт сосредоточился на звуке твоего дыхания, пытаясь успокоить разум. Грифон издал ещё один низкий смешок, похожий на вздох, и протянул лапу, чтобы выключить свет. Теперь, в темноте и спокойствии, Ви пытался заставить себя уснуть мирным сном, которого у него не было уже очень давно. И этой ночью, он, возможно, его получит.***
— Боль — это напоминание, которое ты должна слушать. Агония исполнила собой твоё тело, выливаясь за края. С каждым судорожным выдохом, искалеченные лёгкие отдавали острое стекло, разрывавшее дыхательные пути и грудь, вырываясь наружу. Твой крик не имел звука, а руки царапали пустоту. Потому что всё, что есть вокруг — пустота. Пустота, беспроглядная тьма, ледяная кожа и онемевшее тело, всё ещё способное чувствовать боль. Это тело дрейфовало в море горящего песка, и песок этот пожирал безвольную плоть заживо. Подобной боли ты не испытывала ни разу в своей прежней жизни, но сейчас она была даже желанна. Она избавит от мучений, от воспоминаний, она заменит их пламенем и пеплом. И холодом. Безумным, прожигающим холодом. Его руки держали твоё лицо, но перед собой ты ничего не видела. Его дыхание пахло темнотой и удушающей пустотой. Это чувствовалось отовсюду. Его ногти впились в твою кожу, хоть голос и был нежен. — Прелестный воробышек, которому было суждено вкусить плодов счастья, — шептал он тебе в уши, в голову, в душу, — и никогда не насытиться ими. Они забрали твоё счастье. Они никогда ничего не оставляли. Всегда забирали. Ты снова беззвучно закричала, когда огонь вспыхнул сильнее, обращая тебя в пепел. Ты чувствовала его руки на своей шее, на своих ногах, на своих руках. Каждая часть тебя, к которой он прикасался, вспыхивала ещё ярче. Бритвы режут кожу, но из свежих ран не сочится кровь. Твои кости не сломаны, но изнемогают от агонии. Больше ты ничего не помнила и помнить не хотела. — Боль — это напоминание о том, что ты жива, — снова прошептал он голосом, который донёсся до тебя из моря мучений, — напоминание об отданном мною даре. Ты билась в его руках, вопя от страха и горя. Горя, не имеющего ни веса, ни смысла, ни цели. Ты не могла вспомнить, что оплакивала, но это горе, казалось, вот-вот перемелет грудную клетку в труху. Ты хотела начать с чистого листа. Ты сама выбрала эту боль, потому что она помогала сбежать от боли земной. Это твой выбор. Потому что другие выборы у тебя отняли. Его губы коснулись твоего уха, шепча эти давно забытые слова: — Ты тонешь в чаше эмоций, переполненной до краёв. Правда? Ты уже почти ничего не помнила, не могла вспомнить, чтобы чувствовала боль в два раза сильнее, потерю в два раза сильнее, муку в два раза сильнее. — И чтобы вылечить твой недуг, я избавлю тебя от избытка и сделаю чашу больше. Ты смирилась с болью и ожогами, сжав руки в кулаки и позволив себе подчиниться. Ты всегда была лишь массой, которой нужно придать форму, чистым холстом, на котором нужно рисовать, и душой, которую нужно спасти. Душой, которую не задумываясь предадут и проклянут рабством, чтобы вкусить хоть немного призрачной свободы. Широко раскрыв глаза и давясь от слёз, которым не суждено пролиться, ты смотрела в Бездну. И Бездна смотрела в ответ.***
Ты очнулась с тяжёлым выдохом, который тут же задушила собственными руками. Твоё дыхание участилось от паники, глаза расширились и бегали по абсолютно тёмной комнате. Была ещё ночь. Та же комната, в которой ты заснула. Ты в безопасности. Ты резко села на кровати. Руки дрожали, когда ты опустила их от своего рта. Ничего. Ничего, это был всего лишь сон. Долгое, разбитое воспоминание из прошлого — что-то, о чём стоит забыть. Ты наклонилась вперёд, опираясь локтями о колени, и положила голову на руки. Хотела бы ты знать, который сейчас час. Быстрый взгляд на Ви подтвердил, что он спит. Не разбудила, хвала Богам. Ты попыталась вернуть мысли в реальность. Посчитать вдохи и выдохи, сжать железное основание раскладушки так, чтобы стало больно. Боль напомнит, что это больше не сон. Боль — это напоминание о том, что ты жива. Ты зажмурилась, отчаянно пытаясь не заплакать, потому что знала, что если сейчас дашь слезам волю, потом они не остановятся. Прошло много времени с тех пор, как этот сон приходил к тебе ночью. Ты думала, что давно пережила это воспоминание, воспоминание о том, как ты умерла и родилась в Бездне. Когда он избрал тебя и одарил своим «благословением». Это было так давно, ты так надеялась, что похоронила его… но оно всегда возвращалось, и всегда тогда, когда ты меньше всего этого ожидала. Отправляя обратно в уязвимость, в панику и беспокойство. Этот сон никто не ждал и не приветствовал. Его никто не ждал и не приветствовал. А он из раза в раз возвращался и напоминал тебе. Внезапно, ты услышала мягкий, знакомый звук шагов. Тень, конечно же. Ты слышала, как она подкрадывается к постели. Чёрная шерсть сливалась с окружающей обстановкой, в абсолютной тьме ночи лишь её глаза алели ярким пламенем. Ты положила трясущиеся руки на колени, а она наблюдала за тобой, изредка помахивая сильным хвостом. Ты снова закрыла глаза, чувствуя, как сильно их жгут слёзы. Ты не могла плакать, ты отказывалась, нет, нет, нет. Рыдания тяжёлым комом застряли в горле. Нельзя разбудить ими Ви. Ты хотела, чтобы он считал тебя сильной. Ты хотела быть полезной ему. Ногти впились в запястья, разрывая тонкую кожу до крови, но остановиться было невозможно. Боль — это напоминание. И вдруг, кое-что удивило тебя. Снова послышались мягкие шаги приближающейся Тени, и через секунду ты почувствовала её тёплое дыхание на своих пальцах. Твои глаза открылись, пара слезинок скатилась по щекам. Могучий зверь издал тихий звук, и наклонил голову вперёд, положив её на твои колени. Ты почувствовала, как у тебя перехватило дыхание, как дрожащие руки остановились в своём жесте причинения боли, и вместо этого нежно обхватили голову кошки, поглаживая её. Тень тихо фыркнула и закрыла глаза, и в этот момент ты почувствовала комфорт. Ощущения её шерсти, тепла, которое она давала, и тяжести тела на твоих коленях было достаточно, чтобы разум стал постепенно возвращаться в реальность. Ты была рада, что фамильяр пришёл к тебе в самый нужный момент. Губы растянулись в удовлетворённой улыбке. Сердцебиение начало замедляться, боль в груди ослабевать, а дрожь в руках, наконец, полностью прекратилась. Тень замурлыкала. Это был низкий, глубокий рот, который кошка издавала, ласкаясь головой о твои руки. Это был идеальный способ забыться, и при этом напомнить себе, где ты находишься. Секундой позже послышалось мягкое хлопанье крыльев, кровать слегка сдвинулась, и птица приземлилась слева от тебя. Грифон был более заметен в темноте, переливаясь тёмно-бирюзовым отливом перьев. Его голос, нехарактерно тихий, был так желанен в эту минуту уязвимости. Чёрт, ты надеялась, что не разбудила его. — Ты в порядке, девочка? — прошептал он, постукивая клювом по твоему плечу. Ты кивнула, продолжая гладить голову пантеры на коленях. Забота Грифона приятно согревала, уводя дальше от холода пустоты. — Всё хорошо, — прошептала ты в ответ, быстро оглядываясь, чтобы убедиться, что Ви всё ещё спит. Он выглядел таким... мирным. И мягким. Губы слегка приоткрыты, волосы падают на лицо, а привычная улыбка и выражение вечной насмешки ушли, уступая место покою. Ты отвела взгляд и медленно, с облегчением вздохнула, продолжая, — просто кошмар. Да, всё хорошо. Так должно быть. Придётся быть сильной. Грифон подошёл чуть ближе, замерев в удивлении, увидев Тень. — Только гляньте, кто у нас оттаял, — хихикнул он, — наконец-то. И не обращай внимания на Шекспира, милая, он спит как убитый. Даже не знаю почему, наверное, потому, что этот тупой ублюдок никогда не отдыхает нормально. Пользуясь тем, что в темноте Грифон тебя не увидит, ты улыбнулась. Сейчас его колкие насмешки успокаивали так же, как и нежное урчание Тени. — Я рада, что он отдыхает, — пробормотала ты. — Он заслуживает отдыха. — Как и ты, девочка, — возразил Грифон, наклоняясь и кладя голову тебе на руку, — ложись спать, не будь идиоткой. Двух идиотов я точно не выдержу. Ты покачала головой, но тут же глубоко зевнула. Глупо было отрицать, что ты чертовски устала, но ты боялась снова увидеть кошмар. И хоть такие сны вряд ли случаются дважды, страх засел в голове нервным комом. Тем не менее, игнорировать отдых никак нельзя — энергия Бездны ещё не восстановилась полностью, и физическое тело подведёт тебя завтра, в самый ответственный момент. Ты рискуешь не только собой, но и новоиспечёнными соратниками. Страх и трезвость сейчас боролись между собой, и это было самое худшее чувство на свете. Грифон, казалось, почувствовал твои мысли и раздражённо вздохнул, встряхивая перьями. — Ладно, милая, как насчёт такого, — он говорил это с раздражением в голосе, но оно явно было напускным, — мы с котом-переростком останемся с тобой, хорошо? Ты снова улыбнулась, продолжая гладить мех Тени обеими руками. — Эта кровать довольно маленькая, — твой голос звучал невинно и беззащитно. Невозможно было скрыть, как сильно ты на самом деле хотела, чтобы фамильяры остались, но реальность была непреклонна. — Мы разбудим Ви. Грифон усмехнулся, подтолкнув твой локоть клювом. — Ничего, как-нибудь уладим. А теперь давай-ка уже укладывай свою задницу на койку, пока я не начал бушевать и не разбудил этого красавчика специально. Уж он точно не обрадуется. И не поспоришь. Осторожно, чтобы случайно не сдвинуть кровать, ты легла обратно, положив голову на прохладную подушку. Тень тут же фыркнула, устраиваясь на основании кровати прямо у тебя между ног. Ты чуть согнула их, позволяя коту упереться передней половиной тела в твоё бедро, в то время как другая обвилась вокруг ваших с Ви ног. Её голова проскользнула между твоих рук и Тень снова замурлыкала, когда ты плотнее прижала её к своей груди. Она перекатилась на спину, прижав лапы, как делают обычные домашние кошки. Такая мягкая, тёплая и успокаивающая. Грифон свернулся калачиком на подушке у тебя над головой. Клюв покоился у твоего лица, хвост обвился вокруг головы Ви. Он тихо, раздражённо фыркнул, удобно прижав крылья к боку, наблюдая, как ты закрываешь глаза. Тень прижималась к тебе сверху, Ви к спине, а Грифон к голове. Если раньше тебе казалось, что ты в безопасности, то теперь ты чувствовала себя просто непобедимой. Спокойное дыхание поэта и его птицы вместе с урчанием пантеры создавали успокаивающий хор для твоих ушей, смывая последние следы недавнего кошмара и наконец даря долгожданное успокоение. Сквозь накрывшую пелену сна ты услышала, как Грифон тихо, без всякой злобы, бормочет: — И что же мне с вами, идиотами, делать?