***
Эльф с интересом листал принесенную Споком книгу. Его глаза в изумлении расширялись, когда на очередной странице находился аккуратный рисунок. И без разницы что это — выверенные карты звездного неба, изображения растений или не очень ясные схемы чего-то совершенно трудного для понимания. Плотной вязью на темной бумаге были выведены слова, сплоченные в предложения. Споку больше нравилось читать, чем рассматривать иллюстрации, сделанные мастером своего дела, в отличии от Тиберия, который не мог пропустить ни единого рисунка. Но человек ничего не имел против того, чтобы вместе с ним, с этим забавным эльфом отдать дань уважения художнику. И вот так, на пару, становилось действительно интересно. День шел за днем и вскоре неожиданно наступил самый жаркий месяц лета. Немного грубоватая, привыкшая ко многому кожа Спока не слишком сильно страдала на солнце, но Тиберий не смог слишком долго выносить яркие, обжигающие лучи желтоватого диска. Его уши, шея и щеки долго, очень долго, как показалось, оставались красными. А все, потому что кожа эльфов оказалась чересчур нежной и не готовой к тому, что кое-то просидит под солнцем целый день. Спок не смог позволить эльфу еще больше навредить самому себе и поэтому стал утаскивать его подальше от речки в прохладную тень. Иногда казалось, что эта тень от высоченных деревьев не так уж и проста. И с этим предположением человек делился со своим другом. Но тот только улыбался. К странному удовольствию обоих существ, Тиберий привык дремать на плече или на коленях Спока. Молодые «люди» вели долгие неспешные беседы, и бывало, что эльф незаметно для себя погружался в дрему. Он прикрывал глаза, растягивал губы в мягкой, довольной улыбке и счастливо сопел. Время для Спока замирало в такие, несомненно, великолепные моменты. Он как ни в чем не бывало читал книгу, вновь раздобытую неимоверным трудом, смотрел на небо и чутко прислушивался к биению чужого сердца, желая, чтобы и его собственное билось в этом же такте. И всякий раз прощаясь, Спок боялся, что больше никогда не увидит улыбчивого эльфа. — Я не хочу, чтобы наступала осень, — как-то раз сказал Тиберий. Он сорвал тонкую, слегка пожухлую травинку, повертел ее в руках, а после беспощадно отбросил в сторону. — Осенью люди радуются сбору урожая, благословят духов и проводят обряды чистоты, — заметил Спок, по примеру срывая травинку. Но она оказалась куда зеленее и сочнее. Ее стало жаль. — А еще солнце перестает так сильно припекать. Твои уши перестанут краснеть. Тиберий прикоснулся к острому кончику одного из своих ушей. Они, и правда, успели уже бессчетное множество раз пострадать из-за ярких лучей. — Пускай с меня слезет кожа, но я все равно бы не отпустил это лето. Мне не нужна осень. Она не принесет мне счастье. Но… это не важно, — покачал головой эльф. — Спок, покажи мне еще раз ту человеческую «магию» с веревочкой? Молодой человек достал старую бечевку из кармана, при помощи которой показывал существование магии у людей. Не такой уж и сильной, называемой фокусом, но очень забавной. Споку не были понятны сказанные Тиберием слова, но и заставлять говорить его он не мог. Он только привычно натянул бечевку на пальцы. Эта незатейливая детская игра ужасно увлекала вполне взрослого эльфа. Он не был способен отвести взгляда от длинных пальцев, мастерски перекидывающие петельки и создающие узоры на растянутой бечевке. Больше ни разу эльф не говорил об осени, не возвращался к внезапному разговору. Лето же все быстрее подходило к концу. Спок не замечал этого, все еще ходил одним из самых счастливых людей на свете. Спок приходил каждый день на одно и тоже место, и, неизменно, Тиберий встречал его своей яркой улыбкой. Минуты без него все больше казались пресными, болезненно скучными. Обычно эльф был способен рассеивать малейшие хмурые мысли. Но стоило хотя бы на секунду вспомнить весь его облик, его лицо, волшебный голос, как тут же Спок отряхивался от противных эмоций. Но когда осталось всего каких-то три-четыре дня до наступления царствование осени, Спок заметил, что Тиберий с грустью смотрит на все то, что его окружает: на воду в реке, на облака, на траву и деревья. А еще эльф все больше отворачивался, когда человек смотрел на него. Он как будто чего-то боялся, переживал, но не мог сказать. И вновь и вновь повторял: — Покажи мне человеческую «магию» еще раз. И Спок послушно доставал бечевку. Уже новую, потому что та, другая, порвалась.***
Спок пришел на привычное место встречи в приподнятом настроении. Ему удалось найти нечто, что могло бы развеселить его хорошего друга — тонкую, но пестревшую яркими чернильными рисунками книгу. Ее удалось получить с большим трудом, но все же удалось. И Спок сгорал от нетерпения поделиться приобретением. Но когда молодой человек оказался на поляне, то не заметил нигде Тиберия. Она абсолютно пустовала. На мгновение стало как-то волнительно. Спок присел на траву у реки. Не прошло много времени, как эльф вышел из леса. Тиберий шел медленно, как будто в раздумьях, и не обращая ни на что внимание. И он начал говорить первым, присев на траву у воды, поближе к Споку, почти соприкасаясь с ним плечом, подтянув к себе ноги и положив подбородок на колени: — Я очень рад, что смог познакомиться с тобой и провести время. Я действительно рад, за всю свою жизнь не ощущал ничего прекраснее тех эмоций, которые мне удалось попробовать, находясь рядом с тобой, — голос его звучал глухо, непривычно. Он не поздоровался, не стал тратить на это время. И лицо его не светилось радостью. Наморщенный лоб, слегка прикушенная губа во время молчания и бездонные глаза. Полные невыносимой боли, страдания по непонятной пока Споку причине. Судорожно выдохнув, Тиберий закрыл глаза, справляясь со своими эмоциями, бившимися где-то на самом дне души. — Я… прости меня Спок. Прошу, пожалуйста, прости, — безумно прошептал эльф с силой сжимая ладони, впиваясь в них ногтями, но совершенно не ощущая этого. — Но мне не за что тебя прощать, — недоуменно ответил человек, слыша, как собственное сердце отчего-то бьется беспокойно, гулко, а книга в руках дрожит. — Все то время, пока мы были вместе, я крал твои чувства, — покачал головой Тиберий, а в его голосе ощущалось сильнейшее раскаяние. — Всего по капле, не больше. Но даже так мне было тяжело это скрывать от тебя. Я не люблю осень, потому что она способна полностью убить меня. Я как цветок-однолетка. Если не будет чего-то, что будет поддерживать мою жизнь — я сгнию. Спок растерянно опустил взгляд. «Чувства? Как же их можно украсть?» — крутилось в голове. Ничего ведь не изменилось в его чувствах. Он все также продолжал радоваться, улыбаться, а также ощущать и что-то иное. Да, он стал меньше злиться, раздражаться, но казалось, что это произошло из-за того, что все плохое забирали с собой встречи с другом эльфом. Подул холодный ветер, рисующий рябью по воде. — Прости меня за все, — еще раз попросил Тиберий, повернувшись, посмотрев искренне на человека. — Если я не заберу все, то умру, но ты не будешь собой. И я не хочу ни одного, ни другого.***
Спок проснулся внезапно. В груди образовалась самая настоящая дыра. Через нее утекли все самые сильные эмоции. Единственное, остались страх и одиночество, которые мучали его, вгрызаясь своими клыками и дырявя острыми когтями. Не понимая, что же он делает, Спок собрался как можно быстрее. В голове четко билась мысль о том, что скорее нужно добраться, до той реки, у которой всегда встречались человек и эльф. Это было какое-то наитие, без логики, без разумного объяснения. И все проходило настолько сумбурно, что начала кружиться голова. Он не понимал ничего, но разговор все еще был свеж в воспоминаниях. Спок бежал, иногда спотыкаясь, не разбирая в сплошной темноте кочки и корни деревьев, вылезших из-под земли будто нарочно. Он бежал через сплошной лес, не понимая для чего. Хотелось, чтобы вновь в груди горели те чувства, которые ломали его тело, а вместе с тем и его душу, и сердце, такие хрупкие, легкие. Плевать было на хлесткие ветки, которые не хотели пропускать чужака, на звуки, заставляющие холодеть душу. Спок продолжал бежать, точно зная, что иначе он точно полностью умрет. И тогда боль его будет в тысячи раз больнее, чем та, которую он успел ощутить. Дорога, что занимала раньше всего пару мгновений, как казалось, растянулась на долгие минуты. Предательница луна скрылась, забрав вместе с собой и звезды. Она решила спрятаться за облаками, до того плотными, что ни крохи света через них не могло просочиться. Абсолютная темнота встала на пути и чуть отступила только в тот миг, когда тяжело дышащий человек выбрался из леса. Его не обманули ожидания. Он знал, что найдет эльфа, чья улыбка пленила одинокое, никому не нужно сердце, и кто по капле перенимал все то, что ощущал самый простой человек. Тиберий сидел на своем привычном месте, опустив низко голову, вновь бросая камешки в воду, наслаждаясь тем, какой звук при этом получается. Это был слишком привычный «бульк», но он превратился во что-то потустороннее, не вызывающее улыбку, а омерзительную дрожь по спине от страха. — Тиберий! — не сдержавшись, окрикнул эльфа Спок. Он прекрасно помнил, что произошло совсем недавно, но даже так, для него все еще не угасло пламя, которое разгорелось так быстро, что заметить этого не получилось. Оно все еще тлело, там, внутри, пускай его и пытался потушить страх. Эльф обернулся, на лице его промелькнула эмоция, которую понять не удалось бы никогда. Но сам он не сдвинулся с места, остался сидеть, будто прикованный и ожидающий того, что прозвучат ругательства. Но вместо этого человек подбежал к нему, опустился, почти упал на колени и просто вгляделся в глаза, ставшие уже родными. Споку было все равно на то, что внутри все разъедало противным горьким ядом. Ему было плевать на это, просто потому что-то тепло, которое дарит солнце в летний день, вновь коснулось его. Он смотрел на уставшее лицо, на котором не осталось улыбки, но все равно чувствовал, что противная, до ужаса омерзительная горечь отступает. Он прикоснулся к своей груди ладонью, чтобы ощутить, как вновь разгорается любовь внутри вместо пустоты. — Если ты хочешь, то забери все, — хрипло произнес Спок. — Я не хочу видеть сны, в которых нет тебя. Я не хочу дышать. Не хочу жить, — горло его сжал спазм, а по бледным щекам заструились слезы. — И солгу, если скажу, что не счастлив быть с тобой рядом. Он все искал в своей голове слова, но они все разбегались, исчезали с немыслимой скоростью. И все, что оставалось делать, так это смотреть сквозь слезы на лицо, столь часто бывающее веселым, задорным, ясным, но никак не опустошенным. Тиберий горько улыбнулся, провел дрожащей рукой по своим волосам и зажмурился, отворачиваясь и качая головой. У него никогда бы не получилось. Ничего бы не получилось. Никогда. Он подошел к человеку и прикоснулся своим лбом к чужому, смешивая два дыхания в одно, возвращая украденное и оставляя всего каплю себе, чтобы не исчезнуть сию же секунду. — Столько мыслей в голове, знаешь? — Знаю, — эхом отозвался Спок. — И все эти мысли об одном тебе. Я не мог не заметить тебя, — едва слышно прошептал Тиберий. — Все думал, что если бы ты стал полностью моим, то я бы сошел с ума от настоящего счастья. Но украсть все твои чувства я не могу. — Мы оба стали безумцами. Прошу… Поцелуй получился неловким, но до того нежным и робким, что сердце дрогнуло и у эльфа и у человека. Они были готовы расколоться на миллионы частей и стать частью звездного неба. Цветы рождаются каждый год благодаря солнцу, его теплу, благодаря воде. Какие-то из них возрождаются из года в год, а какие-то цветут всего одно лето, пытаясь прожить на минуту дольше, чем положено. Цветы-однолетки, совсем как погибающий от пустоты внутри эльф. — Мне понравилось быть с тобой. Пожалуйста, покажи мне как-нибудь еще раз «магию». — Обязательно, — тихо поклялся Спок, смотря в глаза, которые отражали звездное небо и которые вскоре медленно закрылись.