Ты всегда будешь Старком

Арья снова прячется среди стылых теней Винтерфелла. Скользит по замку бесшумно, так, что ее никто и не замечает. Надолго застывает на самом краю зубчатой стены, всматриваясь в многотысячную армию, пришедшую вместе с их новой королевой. Арья кривится, вспоминая белоглавую Таргариен, которая вошла в их дом почти завоевательницей. Злится, видя, как один волк из их стаи пал под чарами Неопалимой правительницы, и ликует, наблюдая, как огненная Санса открыто скалится, противится воле женщины, посмевшей указать Старкам, где их место. Рано, рано они расправились с Мизинцем. Его притязания на Железный Трон сыграли бы им на руку в борьбе против той, которую не ждали. Арья бессильно рычит, отшатываясь от пронесшегося мимо нее крылатого зверя, несущего на своей спине фигуру Джона, облаченного в черное. Ему там не место. Не место верхом на драконе Дейнерис, не место возле укутанной в бело-алые меха чужестранки. Арья, меняя лик, незаметно пробирается сквозь нестройные ряды дикарей и идеальные, будто вымерянные линейкой — Бесстрашных, и вслушивается, иногда разбирая чужую речь. Злится еще больше, понимая, что вся эта многотысячная толпа любит свою королеву. Не боится, любит. Ее любят люди, любят драконы. Арья сдирает с себя маску мальчишки-оборванца, возвращаясь к себе, и едва ли не воет от ярости. И Джон тоже ее любит. Арье тесно в просторных покоях. Ненависть душит ее, выжигает, возвращая Безликой почти утерянное имя. Время, проведенное на Браавосе, застывает, смазывается в воспоминаниях, зато приходит боль лишенной половины семьи девочки. Она больше никого не отдаст. Ни Сансу, ни Бранна. Ни Джона. Особенно Джона. — Не хочешь показать, чему научилась? — он останавливает ее во внутреннем дворе, с теплой улыбкой кладя руку на худое плечо. Кое-что он уже слышал — только глухой и слепой в Винтерфелле не знал, что младшая леди в учебном бою на равных сразилась со знаменитой Бриенной Тарт. Арья раздраженно ведет плечом, стряхивая этот братский жест. Не хочет. Не хочет, но в следующую секунду крутится волчком, обнажая Иглу и вставая в боевую стойку. Врезается взглядом в удивленное лицо брата, оставаясь бесстрастной снаружи и заходясь в исступленной злости внутри. Она игнорирует то, что у их семейной «беседы» становится много свидетелей — люди заинтересованно шепчутся и замыкают их в кольцо. Арья видит только Джона, с улыбкой достающего меч. Волчица кружит, тянет носом воздух, распаляет себя, мягко отмеряет шагами землю, ищет место для лучшего броска. А после превращается в средоточие силы. Она уворачивается от свистящего лезвия, наносит удар, подсекает и мастерски уходит от атаки атакуя сама. Тело под звон клинков танцует танец, не воды в этот раз, крови. Крови, которую Джон попрал невозможной любовью к почти врагу. И первая кровь проливается, падая в грязный истоптанный снег. «Так ты смешал нашу кровь с грязью», — шепчет сталь плоти. Джон делает шаг назад, опуская клинок, и в удивлении проводит пальцами по порезу на щеке. Арья не дает ему времени на отдых и рвется в драку. Атакует, заставляя брата отступать под своим натиском. Чертит Иглой по мечу из валирийской стали, высекая сноп искр. Бой сердца сливается в грохочущий шторм, тело бросает в жар. Она не Неопалимая королева, она объятая пламенем волчица из дома Старков. И она желает проучить того, кто предал свою стаю. Предал ее, Арью. Игла упирается в тонкую кожу, точно в кадык, грозя войти в мягкую плоть — одно движение руки отделяет Джона от смерти. Он вздымает руки, прося пощады, улыбается, но, кажется, в обсидианово-черных глазах наконец вспыхивает понимание. Арья больше не смотрит на брата. Теперь она обращает свой взор на ту, которая стоит за его спиной, выделяясь в толпе белоснежно-алым пятном. «Я заберу его у тебя» — молчаливо обещает она, держа жизнь Джона на кончике Иглы. И усмехается, пробуя на вкус страх женщины, посмевшей занять трон Винтерфелла. Посмевшей занять место в сердце Джона. Я заберу. Джон меряет шагами камень, черной тенью метаясь на дворцовой стене. Слова, сказанные Сэмом Тарли часом раньше, все еще звучат в голове и лорд Винтерфелла лишь надеется, что от многократного повторения они лишатся всякого смысла. Обратятся огнём. Погибнут во времени пеплом. И никто никогда не узнает правды. Джон дрожит. Страх сжимает его горло в ледяные тиски. Он смотрит туда, откуда идет Зима, идет смерть и заходится в ужасе. Темнеющее небо чертят фигуры драконов, и Джон провожает взглядом полет могучего зверя, что еще днем так легко принял его. Дракона, носящего имя того, кто был настоящим отцом бастарда из Винтерфелла. Рейгара Таргариена. Джону хочется кричать. Вместо этого он воет, подставляя лицо порыву начинающейся бури. Воет, словно раненый лютоволк, которым он тоже не чувствовал себя. Он не знал матери. Не знал отца. Не знал и себя. Джон потерял все. Семью, которая отвергнет в нем Таргариена, народ, который не пойдет за черно-красным знаменем. Любимую женщину, оказавшуюся ему кровной родней. Он не Джейме Ланнистер. Джон воет от боли, находящей в нем свой приют. Все, что было прежде, исчезает, покидает его, чтобы умереть во времени. Он хватается рукой за горло, сдавливает что есть силы, словно душа в себе отчаяние. Находит пальцами маленькую ранку, что получил сегодня в бою с Арьей. И, срываясь с места, бежит туда, где, как ему кажется, он еще может ненадолго остаться собой. Джоном Сноу, бастардом Эддарта Старка. В покоях второй леди Винтерфелла царит холод и мрак. Арья намеренно не разжигает огонь, заложив руки за спину и стоя у нараспашку открытого окна, словно требуя у разыгравшейся зимы остудить ее разгоряченный ум. Драка на мечах с Джоном еще не выветривается из головы, тело не приходит в покой, дрожа и требуя продолжения. Взгляд цепляется за двух драконов, танцующих в небе. Драконов королевы Дейнерис. За окном отчаянно воет лютоволк. Наверное, Призрак что-то почуял во тьме. Неужели и он тоже против чужаков, пришедших в их дом? Волчий вой, похожий на плач, отзывается в ней острой болью там, где никак не успокоится сердце. Арья сжимает пальцами грубую ткань куртки. Да что же со мной?! Кажется только сделай движение — и маска спокойствия треснет, осыпется крохотными льдинками на каменный пол и сама Старк рухнет следом, заламывая руки. Арья надолго застывает, принуждая себя только дышать. В двери кто-то трижды ударяет и входит. Санса бы дождалась приглашения, а Таргариен и вовсе не нужно стучаться, чтобы войти куда ей захочется. Арья оборачивается. Седьмое пекло. Добрая, немного печальная и измученная улыбка брата жжет даже больше, чем собственные терзания. Он закрывает окно, возится с очагом, возвращая сестринским покоям мало-мальский уют и изгоняя зиму из комнаты. Волчица следит за ним, пристально, неотрывно. Видит покрасневшие глаза и сбившееся дыхание. Видит, но молчит. Ждет. — Арья, — он произносит ее имя с такой нежностью, что ей приходится стиснуть челюсти, ощущая тихий скрежет когтей по металлу, — расскажи мне, где ты была эти годы. Я хочу знать. Тебе не понравится, Джон. Она сдается. Путаясь в словах, рассказывает, выуживая из памяти и бессчетные дороги Вестероса, и холодный Харренхолл и туманный, пропахший солью, Браавос. Достает из ушедшего времени каждую боль и каждую смерть. Раскалывает свою жизнь на жизни мальчишки Арри, Чашницы, Девочки и десяток других имен. Раскалывает и собирает вновь здесь, в согретой теплом комнате. Теперь они все — Арья. Арья Многоликая. «Я Старк», — рычит она сама себе. «Valar morghulis», — тихой насмешкой отзывается Бог Смерти, выхолаживая нутро. В отчаянном поиске спасения она прижимается к широкому телу брата. Брата, который хранил воспоминания о ней той, самой первой Арье. Доселе ей нравилось чувствовать свою новую силу, но сейчас Многоликий требует отдать слишком много и северянка ищет защиту. И находит. Не такой уж и сильный Джон оказывается словно тысяча солнц, отгоняющих зиму. Она жмется теснее, а он не отказывает, сгребает руками, закрывает собой, прячет. Прячет все ее лица, среди которых находит приют и маленькая уставшая не-леди Старк. — Ты все еще моя Арья, — хрипло говорит он ей в макушку. — А ты? Ты еще мой Джон? — Она поднимает голову, взглядом скользя по раненому кадыку мужчины и щурится: — Мой или этой женщины? Он вздрагивает. «Ты не бастард, ты Эйгон Таргариен, Шестой своего имени, законный наследник Железного Трона» — голосом Сэма Тарли проносится в его голове. Джон не может сдержать слез, захлебываясь рыданиями и спешно рассказывая обо всем, что сейчас так сильно кровоточит единственной, кто, как ему кажется, сможет принять. Той, кто не понаслышке знает, как жить, имея множество лиц. И теперь уже он ищет защиту в объятиях не сводной — двоюродной — сестры, обманчиво хрупкой, но самой опасной из всех. Сломленный правдой о себе, он не знает, как показаться на глаза Дейнерис. Не знает, как жить с тем, что привел в свой дом узурпатора. Не знает, как любить свою королеву. Серый взгляд Арьи будто проникает в самую его суть. Так же, как и раньше, когда он был просто бастардом, а она просто его любимой сестрой. — Ты всегда будешь моим Джоном, — исцеляюще падает на душевные раны и Арья, обретая в этой цели себя, готова удерживать брата от падения в бездну до последнего вздоха: — ты всегда будешь Старком. Мы всегда будем Старками. Многоликий вздыхает и прячется в тенях ждать своего часа. Эйгон Таргариен делает свой первый вдох, плечом к плечу занимая место рядом с Королем Севера. Как оправдаться перед Сансой? Как выпутаться из уз, что оказались запретными общей кровью? Как признать в себе того, кем не желал рождаться? Он не знал, что будет дальше. «Ты ничего не знаешь, Джон Сноу». «Я ничего не знаю», — покорно отвечает он призраку той, которую не сберег. И держится за ту, что лучше него знает его настоящего.