It's Me

Это совсем не то, что Падпараджа. Для такого потребуется целая вечность. Для такого потребуется целая кальпа. Время — такая изменчивая концепция. Как и кальпа. Или Фосс любит так думать. А тем временем зимы приходили и уходили, с неба вместо стрел падал снег, а когда наступала весна, со своими роскошными зелеными и золотистыми тонами, Фосс больше не замечала, не восхищалась ею, пусть она и успокаивала боль, что вечно оставляла после себя зима. Фосс было тяжело покидать луну во время зимы, но заледеневшие пески и моря ее старого дома были единственными местами, которым, как она знала, она могла принадлежать. Или принадлежала… но с наступившей весной она всегда уходила, подобно глупой птице, которая не знает, когда настало время улетать, уходя с теплом и оставаясь с холодами. И так проходили столетия; порой Фосс возвращалась и обнаруживала, что появились новые самоцветы, и они глядели на нее со смесью страха и подозрения в глазах — потому что так их обучили старшие. Иногда она вообще никого не встречала и бродила по замерзшей пустыне в полном одиночестве, без единого оправдания своей изоляции, потому что патруля теперь не существовало. Временами Фосс чувствовала вину за это больше всего на свете. Она забрала у Киновари единственную вещь, которую та придумала, чтобы придать смысл своему существованию — каким же незначительным оно было. Фосс не знала, чем Киноварь занималась теперь: она никогда не отправлялась на луну с ней и остальными, даже спустя все эти годы. Она была единственной, кто этого не сделал. Ожидание не оказалось столь мучительной пыткой, как думала Фосс. Это была цель, которой у нее никогда не было, это не просто оправдывало все ее существование и действия, это было тем, чего можно было ожидать, бояться, чувствовать… это придавало жизни Фосс смысл. Может, этим и занималась Киноварь — ждала. Что план Фосс провалится, что ее товарищи вернутся, что этому придет конец. Молчаливо наблюдая исподтишка, надолго пускаясь в глубокие размышления, как она всегда и делала. Никто не замечает, когда умирает эра. Как вы можете сказать, что рассвет, который вы встречаете сегодня — первый рассвет новой эры? Или же последний. Фосс знает только, что сейчас осень, и что она собирается уходить, чтобы встретить зиму, прогуливаясь по Пляжу Начал в поисках новых самоцветов и воспоминаний. А затем Эхмея появляется позади нее. Как же Фосс не заметила, что лунарианцев становилось все меньше и меньше с тех пор, как Учитель прибыл на луну? Возможно, одиночество — это не жилет, а плащ, капюшон которого закрывает глаза и разум и погружает вас анабиоз, где вам совершенно безразлично на мир вокруг. Но так оно и было: по истечению времени лунарианцы исчезли. Это то, что требуется для прохождения кальпы? Эхмея — последний, и он ведет Фосс по маслянистым дорогам, лужам, мимо крутых стен, через масляные проходы и ступени в комнату, куда Фосс никогда не заходила, потому что, впервые за все время, она не хотела знать, что внутри. Наше время пришло, говорит он и затем заводит Фосс внутрь, отворачивается и уходит, оставляя ее глядеть на кого-то, кого она когда-то знала, опершись о дверь рукой, с головой, полной тяжелых мыслей размером в тысячу вопросов и надежд, которые она не выскажет вслух. Надежда не была частью ее ожидания. Она привела бы к нетерпению и страданиям, а разве не предполагалось, что кальпа — это гармония? Разве кальпа не должна быть чем-то иным от того, что чувствует Фосс — ее тело и душа разбиты в самом прямом смысле — при взгляде на бледно-серебряные волосы и белую зимнюю униформу? Самоцвет напротив Фосс наконец оборачивается, рука все еще прижата к виску, словно она пришла в себя после долгого, невообразимо длительного сна. Антарктицит прищуривает глаза, смотря на Фосс так, будто видит ее в первый раз. — Ляпис..? Столетия за один раз проходят сквозь глотку Фосс. Каждый миг — дольше, чем вечность, что она ждала. — Я думала, тебя забрали и… Что ты сделала со своими волосами? И твои… руки… твои руки из металла? Сплав движется сам по себе, как и всегда, и выливается из глаз Фосс, стекая по щекам. Отголосок другой кальпы, давно минувшего прошлого и приветствие новой. -… Фосс..? — Антарктицит смотрит на нее, миллион мыслей кружатся в ее голове, в ее окончательно целой голове, и Фосфофиллит не может прочесть ни одной, но, несмотря на это, она улыбается и падает на пол под весом в тысяч лет страха и вины, преклоняясь пред своей вечностью, своим ожиданием. Надеждой, что Фосс так усердно пыталась изгнать. Прости меня. Антарктицит, пожалуйста, прости меня. — Да, — улыбается она, вытирая сплав тыльной стороной ладони, — да, это я.