Время жить

POV Cалли Вроде бы все, как всегда. Но что-то не так. Я стала очень замученной, очень грустной. Смерть мамы, не прошла мимо. Да как такое вообще могло пройти мимо. С первых дней, после ее похорон, отец запил. Запил и начал меня бить. Удары были разные, они могли быть и по моей пятой точке и по рукам, по моему изуродованному лицу, по голове. Кстати, чаще всего именно по голове и были. Сначала я плакала, потом смирилась, а потом даже перестала сопротивляться. Я люблю отца, чтобы он мне не сделал. Вообще, его тоже можно понять, не каждый день у тебя умирает жена, из-за того, что ее придурошная дочь, захотела погладить собаку. Я и сама себя виню, после того дня, я ношу протез. В целом- то я привыкла к нему. Он стал для меня защитой. Защитой от хулиганов, от всякого этого говна, который происходит со мной всю мою нынешнюю жизнь. Сейчас ,сидя на переднем сиденье папиной старой машины, мы двигались вдаль. По словам отца, мы переезжаем, начинаем новую жизнь с нуля. Еще сам того не понимая, что новую жизнь с нуля он должен начинать без такой обузы, как я. Машина была перегружена, огромные коробки с разными вещами, документами и прочей лабудой, громко подскакивали на кочках. Отец хоть сегодня и не пил, но что-то подсказывает мне, что пиво он все-таки лизнул. Мы с ним не разговариваем с того дня, как все произошло. Грустно, однако, но тем не менее, я нашла с кем поговорить. У меня есть прекрасный, жирный кот Гизмо, старый потрепанный блокнот, который я использую в качестве личного дневника. Да, это очень сопливо, но что я могу сделать? Верно, ничего. Парня у меня никогда нет и не будет. Никто с такой уродиной встречаться не захочет. Друзей тоже нет, и не было никогда. Мне было очень сложно начать жить с наличием «второго лица». Когда я еще была совсем мала, я его не стеснялась снимать, показывала друзьям, но лучше бы я никогда этого не делала. Сразу же меня все возненавидели, просто из-за наличия шрамов на лице. А когда я пыталась просто ходить без него дома, чтобы быстрее привыкнуть к своему лицу, отец взбесился и избил меня, после этого я поклялась, что никогда не сниму протез. Просто не за что. Поэтому избивали меня не только в школе, но и дома. Нам с отцом приходится трудно. Денег особо нет, отца уволили, я не работаю. На какие шиши мы переезжаем, я не знаю. Но надеюсь, что хоть тут все изменится. Проезжая по прямому шоссе, я смотрела в окно, рассматривая деревья, наблюдая, как солнце заходит за облака и как постепенно появляется луна. Небо становилось розовым, словно это была огромная сладкая вата. Из моих мыслей вывел меня отец, потрогав меня за ладонь. Повернувшись в его сторону, я сняла наушники и отключила свой жизнью- избитый мобильный телефон, фирмы Моторола. - Я остановлюсь поспать, ты выгули Гизмо, пока он не наделал в переноску, и мы не задохнулись. Папа расстегнул свой ремень безопасности и вышел размять ноги, а я же пыталась отстегнуть свой, но мои наушники перепутались с ремнем и из-за этого я долго не могла выйти. Не успела я их до конца распутать, как открылась моя дверь, и отец дернул мои наушники с такой силы, что лишь только маленькая подушечка от них осталась в моих руках. Стало очень обидно, у меня и так нет ничего, теперь еще и музыки лишили, спасибо огромное. Как же я люблю свою жизнь. Просто обожаю. На улице заметно стемнело, конечно приближалась осень, день стал заканчиваться раньше. Взяв кота на руки, я достала его шлейку и пристегнув поводок, отправилась с ним вдоль шоссе. Папа же в это время прилег поспать. Что ж у меня есть какое-то время отдохнуть от него. Порой мне кажется, что я не знаю, как говорить. Я такое огромное время молчу, что, наверное, я уже и сама не помню, как звучит мой голос. Не испугаться бы так ненароком. Отойдя от машины на приличное расстояние, я наткнулась на какую-то забегаловку, опять-таки взяв Гизмо на руки я отправилась переходить дорогу, чтобы наконец сесть на эту тупую скамейку. К счастью перешла я без каких-либо проблем и уже через минуту сидела на этой скамейке, опустив кота на холодный асфальт. Вытащив из кармана толстовки свой блокнот, больше похожий на тетрадь, я принялась писать, иногда поглядывая на кота. *Жизнь теряет всякий смысл, я так устала от всего этого дерьма, что творится вокруг меня. Скоро мы будем в новом месте, я так надеюсь, что все будет иначе. Я так надеюсь, что все изменится. Папа прилег отдохнуть, перед этим сломав мои наушники, теперь я в еще большем отчаянии. Я так хочу спать, но боюсь уснуть и увидеть кошмар. Я так боюсь, что увижу тебя, мам. * Опять меня перебили, закрыв дневник и засунув его подальше в карман, я обратила внимание на того, кто говорил. - Девочка, убери свою блохастую кошку и убери ее подарок с моего газона. Это была крупная женщина, с очень злым лицом, я бы ей ответила, но я так не хочу слышать свой голос. Гизмо не девочка, и он не блохастый. Но кому надо знать правду? Ведь каждый верит в то, во что хочет верить. Тем не менее взяв рыжую тушу на руки и достав из шлейки пакетик, я убрала так называемый «сюрприз» в него и туго завязав его ,выкинула в недалеко стоявшую урну. Отправившись обратно к машине, я достала пачку сигарет, противно желтого цвета, под названием Фараон, посмотрев, что их осталось максимум на день, положила ее обратно. Не хватало, чтобы отец учуял запах. Подойдя к машине, я уже заметила, что папа давно встал, и спокойно попивает воду из бутылки, которую мы набрали перед отъездом из крана. - Поторопись, я сколько должен тебя еще ждать? Отец, наверное, уже давно заметил, что я никогда не отвечаю на его вопросы, а может он даже и не предал этому значение. Главное, что сейчас Гизмо спокойно уже засыпал в сумке-переноске, а я смотрела опять в окно, без музыки, и это не кажется таким красивым, как с ней. - Скоро будем, ехать часа три от силы, если хочешь поспи. Я бы поспала, да спать то я боюсь. Что ж Нокфелл, встречай незваных гостей!