Тернистый путь к счастью.

Прим. автора: слова в речи ребенка изменены нарочно. Не исправляйте) _________________________________ - …Потом Золушку в ее роскошном наряде повезли во дворец к принцу. Она показалась ему еще красивее, чем раньше. И несколько дней спустя он женился на ней. Сказки нравились Хёкджэ с самого детства. Родители когда-то подарили ему толстенную книгу, в которой, казалось, были собраны все сказки мира, и, возможно, именно она бросила это проросшее впоследствии семечко любви и веры в то, что добро непременно побеждает зло, принцессы находят своих прекрасных принцев, а принцы - принцесс. Мальчик думал, что меж страниц этой увесистой книги живет спрятанное от людских глаз волшебство. И к слову, разменявший уже третий десяток мужчина до сих пор считал именно так. Бережно закрыв дочитанную книгу, Хёкджэ улыбнулся истории, которую читал уже множество раз, и огляделся по сторонам. Спят. Он медленно прошелся между рядами маленьких кроватей, поправил сползающее одеяло у одной из малюток и тихонечко вышел за дверь погрузившейся в глубокий и полный волшебства сон спальни. Каждый день с восьми утра и до шести вечера он присматривал, играл и учил чему-то новому семнадцать ребятишек в возрасте четырех-пяти лет. Он воспитатель средней группы в детском саду. Сильный пол в этой профессии – большая редкость, но Хёкджэ это ни капельки не смущало, а даже, наоборот, льстило повышенное внимание других воспитательниц, нянечек и молодых мамочек. Хёкджэ очень любил всех, как он называл, своих деток вместе и каждого по-своему. Это была первая группа, которую доверили только что получившему диплом молодому специалисту, поэтому именно о ней, наверное, останутся особые и греющие душу воспоминания. Ближе к пяти вечера подтягивались забирающие деток родители. Малыши с восторгом рассказывали им о том, что вот сегодня, например, они лепили из пластилина деревья и читали книжку про Золушку. - Мистер Ли, - завидев папу одного из мальчишек, Хёк широко ему улыбнулся. Он не считал себя красивым или даже привлекательным. Тощий, с выпирающими костями и впалыми щеками, на которых виднелись крапинки редких веснушек. И улыбка его была странная, оголяющая розовые десны. Не слушая уверяющую его в обратном маму, Хёкджэ отчего-то с самого детства ее стеснялся. Однако он был человеком, что говорят, солнечным и открытым для общения, а потому, как бы сильно ни старался не улыбаться, контролировать расползающиеся в улыбке губы он просто не мог, - Минки-а, а ну-ка посмотри, кто пришел, - окликнул он игравшего в песочнице ребенка. Мальчик со слегка вьющимися волосами и пухлыми щеками сразу же повернулся и, увидев родителя, без раздумий откинул лопатку и помчался в сторону папы, обнимая его за ноги своими маленькими и испачканными в песке ручонками. - Аппа! - звонко протянул малыш, а Хёкджэ тут же принялся вытирать его руки полотенцем, бубня себе под нос, что в следующий раз обязательно возьмет на улицу еще и воду. - Что нужно сказать Хёкджэ-шши? Мальчик по подсказке папы сразу же вежливо поклонился воспитателю и тихо произнес «спасибо», как когда-то его учили. - Вот и молодец, – улыбающийся отец щелкнул сына по носу и потрепал спутанные вьющиеся волосы. – Где твой рюкзачок? Давай, неси. - Ум! – забавно вскинув руку вверх, малыш тут же умчался на открытую веранду за своими вещами. - Мистер Ли, - обратился к родителю воспитатель, и молодой мужчина с рыжими, завязанными в маленький хвостик волосами тут же перевел свой взгляд на блондина, коим являлся Хёкджэ, и подошел на пару шагов ближе. - Не капризничал? – как обычно поинтересовался он. Папу малыша Минки звали Ли Донхэ. Хёкджэ при первой встрече даже подумал, что это вовсе никакой не папа, а заботливый старший брат. Ярко рыжие волосы с отросшими чернеющими корнями всегда были сцеплены резинкой в небольшой хвостик, лисьи глаза подведены линией черной подводки, которой, к слову, не брезговал и Хёкджэ в свободное от работы время. Судя по документам, Донхэ работал менеджером по продажам в одном из обычных магазинов электроники. Носил серьгу в правом ухе, надевал майки с яркими принтами, клетчатые рубашки, кожаные куртки с множеством всевозможных заклепок и замков и рваные джинсы, и, может быть именно потому, что вкупе с его яркой прической и макияжем это смотрелось необычно и вызывающе, другие родители и не желали связываться с легкомысленным, как они его называли, Ли Донхэ. Зато сам Донхэ при всем своем дерзком и в какой-то мере даже высокомерном внешнем образе был очень приятным мужчиной. И давно наблюдающий за ним Хёкджэ это прекрасно знал. Они частенько могли перекинуться парой слов и даже посмеяться над какой-нибудь шуткой. Будучи ровесниками, обоим с разницей в пару месяцев в пользу Хёкджэ будет двадцать пять, старший даже по-доброму завидовал Донхэ в том, что у того уже был пятилетний сын. - Нет, - воспитатель отрицательно покачал головой. Минки вообще был довольно спокойным и послушным ребенком, что даже немного удивило Хёкджэ, когда он узнал о том, что такой эксцентричный человек как Донхэ воспитывал сына в одиночку. Подробностей Хёк не знал, но в саду любившие посплетничать за чаем в сончас воспитательницы шептались то о молодом красавчике-вдовце, то о бедном брошенном отце-одиночке. Хёкджэ в это свой нос особо не совал. Не его это дело. - Вам нужно заплатить за питание, - в один из вечеров воспитатель протянул отцу Минки квитанцию. - Папа, мы сегодня листики собилали, - улыбался в это время малыш, пытаясь привлечь внимание обсуждавших что-то совсем уж ему непонятное взрослых. В свои пять он еще не выговаривал букву «р», и Донхэ был очень этим обеспокоен, прося детсадовского логопеда уделять его сыну больше внимания. - Пап! – так и не получивший внимания мальчик взвизгнул и со всех своих сил дернул отца за штанину. - Ну, что такое, мы с Хёкджэ-шши разговариваем. - Я жука нашел! – с неподдельным восторгом и даже гордостью заявил он, - Вот такого бошого! – и раскинул руки в стороны, на что воспитатель тихо захихикал в кулак. - Он нашел жука-носорога, - пояснил Хёк, - Но все же чуточку поменьше, - и, взяв ладошки все еще раскинутых в сторону ручонок, свел их до размеров того самого насекомого. - Неть! Он был такой! – настаивал на своем мальчишка, хмуря темные бровки домиком с явным намерением доказать ничего не понимающим взрослым обратное. - Ладно-ладно, убедил, - сдался Донхэ, прекрасно зная, что с Минки лучше согласиться, чем спорить. И ведь он не ошибся, потому что сразу же после пораженно вскинутых рук отца на лице мальчика заиграла довольная улыбка, - Исследователь мой, домой-то пойдем? - Напелегонки! – срываясь с места, выкрикнул ребенок и побежал вперед по асфальтовой дорожке, - Догоняй! - Вот же сорванец, - прыснул Хэ, - До свидания, Хёкджэ-шши, я все заплачу, - второпях попрощавшись с воспитателем и поклонившись, невольно принявший игру Донхэ помчался следом за своим радостно смеющимся чадом. Хёкджэ всегда думал о том, что хотел бы дружить с Донхэ. Несмотря на свой внешний образ, по характеру отец Минки был такой наивный и непосредственный, что Хёкджэ даже позволил себе вольность и стал называть его великовозрастным ребенком. Естественно, только в своих мыслях, в которых, кстати, Донхэ стал появляться все чаще и чаще. Иногда Хёк даже не понимал, как этот ребенок в теле взрослого мужчины умудрялся воспитывать малыша Минки. Наверное, именно это в нем и привлекало блондина. При всей своей детской натуре Донхэ все-таки был очень ответственным и старался стать достойным отцом для своего сына. В этом они с Хекджэ были схожи. Хёк тайно восхищался его упорством и испытывал глубокое уважение к отцу Минки, мечтая однажды стать таким же хорошим родителем, как и он. Пятилетний Минки был очень похож на Донхэ, причем не только внешне. Такой же упертый, такой же энергичный. Он даже заявил однажды, что как только вырастет, обязательно купит себе оранжевые волосы (вероятно, он имел ввиду, что покрасится) и станет таким же красивым, как папа. Донхэ и правда был очень красив. Хёкджэ все чаще украдкой наблюдал за ним, запечатлял в себе идеальный, как он считал, образ с этими тонкими, но от того не менее привлекательными губами, прямым носом и лисьими шоколадными глазами. Донхэ вообще был похож на лисицу. Еще и рыжий. Хитрюга, ухвативший себе такую шикарную внешность. Хёкджэ завидовал ему и в этом. Он – весь такой несуразный, худощавый и, по своей собственной оценке, уродливый, - не стоял даже близко с красавцем Донхэ. Несомненно, Хёкджэ слишком идеализировал младшего, приписывая ему гораздо больше, чем было на самом деле, и стремясь хотя бы на йоту приблизиться к этой вершине. Возможно, именно потому Хёкджэ и отрастил волосы, чтобы они закрывали его широкий лоб, обесцветил их, чтобы ярким пятном выделиться в поголовной толпе брюнетов, и стал носить огромные свитера и майки, чтобы хоть как-то скрыть свою излишнюю худобу. - Ну, что сегодня делали? – застегивая пуговицы курточки, спрашивал Хэ у сына. Он задавал этот вопрос каждый день, но не ради приличия и затычки для совести, а потому, что ему было действительно это интересно. Донхэ не общался с Минки через силу, Донхэ общался с Минки на равных, как будто бы они лучшие друзья-ровесники. По заметкам Хёкджэ у него это неплохо получалось. Ребенок же, хоть и взрослый. Стоя в проходе, он краем глаза поглядывал за рисовавшими что-то детьми и за собирающимися Ли. - Колмили кошку. - Ого, и где же вы взяли кошку? – удивился Хэ. Хёкджэ же, напротив, напрягся, мысленно надеясь что Минки не выдаст их маленькую тайну, но… - Хен был кошкой! – рассмеялся малыш, указывая на растерявшегося и стушевавшегося Хёка. Донхэ тоже засмеялся, только сейчас замечая, что на порозовевших щеках блондина виднелись не отмывшиеся кошачьи усики. - Это кот, Минки, - поправил сына Донхэ и взял его маленькую ладошку в свою. - До свидания, Хёкджэ-шши, - не скрывая улыбки, попрощался Хэ, а беззаботный малыш, обернувшись, замахал красному, как рак, воспитателю рукой. Хёкджэ на что угодно был готов поспорить, что слышал тихое «мяу» от посмеивающегося над ним Донхэ. Стоило заметить, что Хёкджэ души не чаял в сорванце Минки. Мальчик любил втягивать воспитателя в свои и только ему понятные игры и очень ревновал хёна, когда тот уделял внимание другим детям. Ревность Минки проявлялась в надутых губах, сложенных на груди руках и тихом «я с тобой не лазговаливаю». Приходилось незамедлительно просить прощения и задабривать обижаку тайно переданной конфетой. Минки всегда с гордостью заявлял, что хён любит его больше всех, и показывал язык другим детям. Хёкджэ частенько ругал его за это, не желая признавать, что устами младенца таки глаголет истина. - Папа, - как-то раз, сидя на низком стульчике, позвал родителя Минки, пока тот застегивал молнию на его сапожках. - Мм? - Пап, можно Хёкджэ-хен станет моей мамой? – на полном серьезе неожиданно спросил мальчик, тем самым вводя в ступор старшего. Стоявший в дверном проеме Хёк даже закашлялся от такого заявления Минки. Донхэ неловко и как-то нервно ему улыбнулся, тем самым как бы извиняясь за выходку сына, и снова повернулся лицом к мальчику, прикусывая губу изнутри. - Минки, Хёкджэ-шши не может быть твоей мамой, он же мужчина. Ребенок пару секунд похлопал своими большими и так похожими на Донхэ глазами, смотря то на сгорающего от смущения воспитателя, то на растерянного папу, а затем задал новый вопрос: - И все? - В смысле? – не понял его старший. - Мамой может быть только тетя? – хмурясь, спросил малыш, и Донхэ ему кивнул, - А хен мальчик, - он разочарованно вздохнул, но тут же, не задумываясь, выпалил новую пришедшую в его голову мысль, - Пусть он тогда будет папой. - Сынок, твой папа я, - передернул плечами Донхэ. Хёкджэ все это время прижимался к двери, чувствуя, что давно стал пунцовым от заявлений своего маленького воспитанника. - А два незя, да? – с грустью посмотрев на своего воспитателя, спросил малыш. Донхэ отрицательно покачал головой. И как только объяснить сыну, что двое мужчин не могут быть вместе? Он этого не знал и даже не предполагал, что уже в этом возрасте ребенку придется объяснять вещи из жизни взрослых. - Вы уж простите нас, - обратился он уже к Хёкджэ. – Сами понимаете, ему не хватает мамы. - Ничего страшного, - понимающе улыбнулся воспитатель и подошел ближе, упираясь ладонями в свои коленки и наклоняясь к малышу, - У тебя замечательный папа, Минки-а, так что тебе не нужен второй. А я буду продолжать играть с тобой, пока мы находимся здесь. - Обещаешь? – мальчик протянул ему крохотный мизинчик, а Хёкджэ, не задумываясь, обхватил его своим, тем самым скрепляя данное им слово. - Обещаю. Как бы Хёкдже не хотел этого признавать, но он все же выделял Минки из всех семнадцати ребят. Это неправильно и непедагогично – заводить себе любимчиков, но Хёкджэ ничего не мог с собой поделать. Мальчик был словно его собственный сын, да и сам Минки постоянно тянулся к Хёкджэ, приносил ему найденных жуков и делился секретами. - Знаете, - в одно из утр обратился к нему Хэ, - Мой сын очень привязался к вам, - Хёкджэ жестом попросил няню чуть подменить его и закрыл ведущую в игровую дверь, прислоняясь к ней спиной и оставаясь с Донхэ в коридоре. - Ваш сын очень открытый и добрый мальчик, - улыбнулся он, добавляя про себя, что ребенок явно пошел в самого Донхэ. Но вслух это озвучить он не решился. - Да. Я сейчас покажу вам кое-что, - Хэ снял со своего плеча рюкзак, вытащил оттуда детский рисунок в файле и протянул блондину, - Вот, посмотрите. Хёкджэ сразу же растянул губы в улыбке. Детские рисунки его всегда умиляли. Такие забавные, с кривыми линиями и неровными кругами, но, как считал Хёк, именно эти рисунки несли огромную ценность, ведь именно в них заложена та детская, еще никем не испорченная искренность. - Это я, - Донхэ указал на одного из человечков, что был с оранжевыми и торчащими во все стороны волосами. «Нетрудно было и догадаться», - мысленно заметил Хёк. - Это Минки, а этот, с желтыми волосами, - Донхэ посмотрел на воспитателя, - Вы. - Я? – Хёкджэ непонимающе уставился в листок, - Но… - У Минки нет белого карандаша. - Нет, Вы меня не поняли, - всматриваясь в нарисованных человечков, - Это же… семейный рисунок, причем здесь я? - Минки считает Вас частью нашей семьи, Хёкджэ-шши. Вы уж простите нас, - в который раз извиняясь, Хэ устало вздохнул и опустился на низкую банкетку, - Но я не могу его переубедить. Он уперся в свое, постоянно твердит, что Вы его мама-хен и… я не знаю, - Донхэ запустил пальцы в волосы, чуть сжимая их и усмехаясь, - Я не знаю, что мне делать. Столько отчаяния в его глазах Хёкджэ до этого не видел никогда. Донхэ всегда счастливый, всегда упорно боролся, а сейчас будто бы сдался. Забившееся от волнения сердце Хёка болезненно сжималось от одного лишь взгляда на сидевшего рядом и впервые настолько открывшегося ему парня. - Донхэ-шши, - он присел рядом с ним. Рука дрогнула, чтобы обнять, как это принято в подобных ситуациях, но… позволительно ли? Хёкджэ лишь сжал ее в кулак, не зная, как ему поступить, - Могу ли я чем-то помочь? Донхэ, глубоко вздохнув, задумался, забирая листок из руки воспитателя и вглядываясь в счастливо улыбающуюся на нем «семью». - Может, вы согласитесь приходить к нам на выходных? – внезапно спросил он, - Я могу платить Вам, как за услуги… - он хотел сказать няни, но вовремя осекся, - Хм, гувернера. Вы не подумайте, я не настаиваю, нет… - Да, - на удивление быстро согласился блондин. Просто он подумал о том, что Минки это действительно могло бы пойти на пользу, да и, что уж скрывать, Хёкджэ был непрочь провести больше времени с Донхэ. - Загляну к Вам в субботу на чашечку чая, - он улыбнулся и поднялся на ноги, оттягивая длинную белую майку. - Не переживайте по этому поводу, Донхэ-шши, а сейчас, прошу меня простить, мне нужно вести детей на завтрак. А ведь по-хорошему все-таки было бы лучше не соглашаться. Субботним днем, выбрав в кондитерской творожный торт, Хёкджэ шел по адресу, который выписал из приложенной к основным документам ксерокопии паспорта Донхэ. Он почему-то волновался, будто бы шел на свидание, причем первое. - Ты идешь играть с Минки, Хёкджэ, только и всего, - убеждал себя он, когда поднимался в лифте, бубня под нос фразу, в которую хотел бы верить сам, - Только и всего. Наверное, стоило все-таки позвонить перед приходом. Вдруг они уехали? Или у них гости? Или Донхэ и вовсе уже передумал? Мысленно Хёкджэ выругался за проявленную беспечность, но все же нажал на звонок. Дверь открылась почти сразу. На пороге стоял Донхэ, но… Хёк впервые видел его таким. Абы как собранные резинкой волосы на макушке, яркими заколками поднята челка, нескольким прядям из которой все же удалось выбиться, очки в черной оправе, свободная серая майка, хлопчатые штаны. В руках он держал кухонное полотенце, и нос Хёкджэ почувствовал раззадоривающий аппетит запах куриного бульона, на который сразу же среагировал заурчавший живот. Донхэ выглядел просто, по-домашнему, что вовсе противоречило его каждодневному образу лисицы. Хёк даже успел подумать о том, что это все-таки безумно мило. - Вы пришли, - обрадовался он и отошел в сторонку, - Проходите, мы как раз собрались обедать, - видя, как стушевался блондин из-за живота-предателя, сообщил Донхэ. - Я… надеюсь, не помешаю вам? – нерешительно делая шаг в квартиру, спросил воспитатель. - Не говорите глупостей, Хёкджэ-шши, я же сам Вас пригласил. - Хёкджэ. Зовите меня просто Хёкджэ и давайте перейдем на «ты». - Давно пора, - закрывая за гостем дверь, - Ты проходи, не стесняйся. Минки-а, иди-ка сюда, посмотри, кто к тебе пришел. Из глубины квартиры тут же послышался торопливый топот маленьких ножек, и спустя пару мгновений в коридоре уже показался радостный Мин. - Хен! – буквально запрыгивая на гостя, радостно закричал он. Хёкджэ подхватил повисшего на его шее ребенка одной рукой, отдал торт вовремя подоспевшему Хэ и уже уверенно держал Минки двумя руками. - Ну, рассказывай, чем сегодня занимался? Мальчик рассказал, что смотрел мультики про каких-то там рыб. Пока Донхэ совершал последние приготовления к обеду, младший Ли с гордостью провел для Хёка экскурсию по дому, показал свои игрушки и познакомил с лохматым котом Бубликом. «Очень уютно», - заметил про себя Хёкджэ. Конечно, от взгляда не ускользнул и легкий беспорядок, и подсохшие листья герани на окне, которую, видимо, уже давно забывали полить, но стоило брать в расчет и то, что Донхэ, как никак, мужчина, который растит сына в одиночку. Сложно одновременно совмещать работу, воспитание ребенка и домашние хлопоты, так что Донхэ вполне справлялся с последним из пунктов на твердую четверку. Хёкджэ даже подумал, что тому для полного счастья все же стоило найти себе жену, но эта мысль почему-то отозвалась неприятным покалыванием в груди. Приготовленный суп и впрямь оказался очень вкусным. Но Минки, заметив коробку с тортом, наотрез отказался есть первое, из-за чего Хёку, подмигнув хозяину квартиры, пришлось пригрозить, что уйдет, если мальчик не доест все до последней ложки. - Удивительно, - складывая уже пустую посуду в раковину, выдохнул Донхэ, - Обычно он очень упертый и я не могу заставить его что-либо сделать, пока он сам этого не захочет. - Видимо, годы в университете не прошли для меня даром, - усмехнувшись, заметил Хёкджэ. - Нет, ты не понимаешь… ты и впрямь для него как авторитет. Тебя он слушает. - Донхэ, я надеюсь, ты не хочешь сказать этим, что я… - Я ничего этим не хочу сказать, Хёк. Просто… - он посмотрел старшему в глаза, поджимая губы, но тут же отвернулся, продолжив возиться с тарелками, - Нет, ничего. Вопреки своему же зароку Хёкджэ пришел и в следующую субботу. Ему действительно хотелось проводить время с Минки, но с каждым разом к этому прибавилось еще и неудержимое желание провести время и с его отцом. Донхэ был отличным собеседником, теперь они перекидывались не просто парой фраз, а беседовали открыто и на любые темы. С ним Хёкджэ было уютно. На стенах в квартире было множество фотографий, и Минки мог без устали рассказывать, что вот здесь, например, они на море, а здесь кормят кенгуру, ну, а вон там папа упал в бассейн. Хёкджэ улыбался, слушая все эти невероятные истории, а Донхэ зачастую краснел оттого, что сын так просто выдавал все их семейные секреты. Однако ни на одной из пересмотренных фото не было матери Минки. Видимо, она и правда сбежала. Хёкджэ тайно ненавидел эту женщину, оставившую на произвол судьбы родного сына. Оставившую Донхэ. За полгода таких визитов Хёкджэ очень привязался к нему. Все вместе они теперь и гуляли в парках, и ходили в кафе есть мороженое, и даже праздновали шестой день рождения Минки. - Знаешь, Хёк, - как-то раз задумчиво произнес Донхэ, когда они пили чай на кухне, - Я бы предложил тебе пожениться, будь ты девушкой. У Хёкджэ в тот момент заложило уши. Дыхание сперло, он и сам не понимал почему, но одновременно испытывал и дикое разочарование оттого, что все-таки мужчина, и в то же время - щемящую радость до еле сдерживаемого визга оттого, что Донхэ такое сказал. Хёк и сам не разобрался в своих чувствах к нему, но прекрасно понимал, что это где-то за пределами обычной дружбы. - Я бы сказал тебе «да», - неожиданно даже для самого Хёка, который толком-то и не понимал еще своих «что-то между» чувств, шальная фраза слетела с его губ. Подсознание давно решило все за него. Блондин сразу же запаниковал и хотел уже оправдаться, но Донхэ лишь улыбнулся, отпивая остывший чай. Хёкджэ догадывался, что медленно, но верно сходит с ума. Сбивающееся дыхание, учащенное сердцебиение, смущение и непроизвольные улыбки – все это явные симптомы сумасшествия. Влюбленности, если быть точным, но, учитывая то, что предметом любви стал мужчина, - это и впрямь сумасшествие. Он даже решил, что стоит перестать приходить в их дом. Свести общение с Донхэ к минимуму и просить нянечку встречать и провожать Минки по утрам и вечерам. Но… все равно он приходил на выходных, да и… Донхэ частенько будто бы нарочно забирал Минки последнего, чтобы пойти домой вместе с Хёкджэ. Влюбленность окрыляет и, безусловно, делает человека лучше, но… не тогда, когда она безответная, и уж тем более не тогда, когда запретная. Головой Хёк понимал, что да, пора завязывать с этими чувствами, с непонятными отношениями, но… как бы банально это не прозвучало, его воспротивившееся сердце все же решило по-другому. Одной из весенних суббот Хёкджэ вновь мялся с очередной коробкой торта в руках на пороге такой знакомой и уже ставшей даже родной квартиры. После чая он хотел предложить прогуляться в парк аттракционов, тем более, что солнечная погода как раз к этому располагала. - Хёк… джэ? Ой, - на пороге показался растрепанный и заспанный Донхэ. – Прости-прости-прости, я забыл тебе позвонить, - начал тараторить он, - Минки… он у бабушки. Весь вид Донхэ: и беглый, виноватый взгляд, и покусываемые губы, - показывал, как он сожалеет. На языке Хёка вертелись слова о том, что он ведь приходит не только ради ребенка, а еще и ради его папы, но… - Вот как, ну… тогда в другой раз, - он натянуто улыбнулся и поспешил развернуться, чтобы тем самым скрыть свое расстроенное лицо и пойти к лифту. - Подожди, - Донхэ вцепился в его локоть, резко дергая на себя, - Пойдем… не зря же ты тащился через весь город, - он втянул его в квартиру, хотя Хёкджэ, в общем-то, и не сопротивлялся. Внутри себя он ликовал, но виду старался не подавать, с легкой улыбкой наблюдая за тем, как Хэ метался по кухне, расставлял чашки и разрезал на здоровенные куски торт. - Хёк, спасибо тебе, - ставя тарелки со сладостью и тоже садясь за стол, произнес Донхэ. - За что? - За то, что согласился тогда приходить к нам. Минки это на пользу, - уткнувшись взглядом в чашку с чаем и размешивая давно уже размешанный сахар, тихо пробубнил Хэ. В такие моменты он действительно выглядел как ребенок. Помятый после сна, домашний и такой родной… Такой, что совсем уже не соображающий Хёкджэ, не сопротивляясь внезапному порыву, наклонился к нему, подцепляя опущенный подбородок пальцами, и прижался губами к сухим губам Донхэ. Так приятно. И вроде бы даже как в его любимых сказках запели птички, забили колокола и взорвались тысячи красочных фейерверков. Не так он представлял первый поцелуй, не такими представлял губы на вкус, но… реальность первого поцелуя на обычной кухне, с локтем, заехавшим в тарелку с тортом, со стукнувшимися друг о друга зубами, - оказалась даже лучше, чем мечты. А Донхэ ответил, разжимая губы, обхватывая ими нижнюю губу Хёка и кладя руку ему на затылок, прижимая еще ближе, путаясь пальцами в блондинистых волосах, отчего вниз по позвонку раскатились стаи мурашек. . Все внутри затрепетало, как от сотни щекочущих перышек, и сжалось толстым канатом в крепкий морской узел. - Прости, - резко отстранившись, пискнул испуганный своими же действиями Хёкджэ и нервозно облизнул припухшие губы. От своего смущения по цвету он стал похож на украшающую торт вишню. Лицо его горело, взгляд испуганно забегал по столу, не в силах посмотреть на Донхэ, – Я… наверное, пойду. - Нет уж, сиди, - перехватив за запястье, младший потянул решившего сбежать парня обратно на стул. – Хёк… Хёкки… - пытаясь заглянуть в опущенные глаза, - Посмотри на меня, эй! - Ну что? – Хёкджэ все же поднял нерешительный взгляд. Без косметики глаза Донхэ были совсем другими, но… эта врожденная лисья игривость и хитрость по-прежнему поблескивали в них озорными огоньками. - Я не гей, Хёк, - поджимая губы, серьезно произнес Хэ, и блондин, казалось, даже услышал звон разбившейся вдребезги надежды, что подарил ему поцелуй, и от осознания этого вдруг нестерпимо захотелось плакать, - Но тебя… тебя я, кажется, люблю. И Хёкджэ все же заплакал, но уже не от боли и обиды, а от радости. Все получилось сумбурно. Их первый поцелуй был неожиданным даже для самого Хёка, а признание… он и не мечтал о нем, да и в планы Донхэ не входило открывать свои тщательно скрываемые до этого чувства. Все испортил поцелуй, он же и сорвал заслонки для чего-то нового. Не было ни официальных предложений, ни согласий, но оба знали, что между ними что-то, что называется отношениями и они… пара? - Хёкки, - подождав, пока за сыном закроется дверь в игровую, позвал Донхэ и заключил блондина в объятия, уткнувшись носом в его открытую вырезом майки шею и тем самым заставляя встать дыбом волоски на теле, - На этих выходных мама хочет забрать Мина, - прикусывая мочку уха, сладостным голосом зашептал хитрюга-лис, - Придешь? - Хэ-а, мы же в садике, - начал сопротивляться Хёк, но его рот тут же приоткрылся в немом стоне, когда Донхэ поцеловал его слишком уж чувствительную к касаниям кожу за ухом. Уж он то знал, как доставить блондину удовольствие, - Приду, - выдохнул Хёкджэ, все же упираясь в плечи и стараясь отстраниться, - Вали давай отсюда, пока никто не увидел, - и, быстро чмокнув искусителя в нос и находу поправляя растрепанные волосы, забежал в группу. - Вот же… обезьянка, - фыркнул тот, улыбаясь, и невольно коснулся кончика носа подушечками пальцев. Забирать вечером сына из садика Донхэ уже по какой-то устоявшейся традиции пришел последним. Хёкджэ и малыш давно были собраны, когда в проеме дверей показалась рыжая макушка с небольшим хвостиком. - Минки. - Аппа! – обрадовался Мин, махая ему руками, - Хён учит меня олигами! Во! – он протянул ему небольшого журавлика, - Класиво? - Класиво, - повторил за ним Хэ, присаживаясь на корточки у низкого детского столика, за которым сидели Хёк и Мин, - Минки, - еще раз повторил он, поглядывая на блондина, - Как думаешь, хорошо было бы, если бы Хёкджэ жил с нами? - Хён будет жить с нами? – радостно улыбнулся мальчик, переспрашивая, а глаза Хёкджэ округлились до размеров монет. Его Донхэ, видимо, решил не посвящать в планы с внезапным переездом. - То есть… - начал он, но был бессовестно перебит. - Видишь, - Донхэ растянулся в победной улыбке, кивая в сторону радостного и на все согласного Минки, - Теперь ты просто не имеешь права отказаться. - Придурок ты, Ли Донхэ, - цокнул языком Хёкджэ, скрещивая руки на груди и незаметно подмигивая довольному малышу, - И чемоданы мои потащишь сам! С переездом Хёкджэ в квартире произошли разительные изменения. Например, ушла пыль, ведь Хёк был тем еще чистюлей и ненавидел бардак. В первое же совместное утро выходного дня он поднял домочадцев пораньше и устроил генеральную уборку, которая впоследствии, естественно, превратилась в обливание друг друга водой, чемпионат по фехтованию на пылесборниках и танцы с пылесосом. Жаль, конечно, что пришлось выбросить герань, но зато Хёкджэ перевез из своей квартиры парочку горшков с фиалками. Появились также и новые цветные рамочки с фото, на которых уже присутствовал и счастливый блондин. Но изменения были не только во внешнем облике дома, с приездом нового человека изменились и люди, проживающие в нем. Донхэ и Хёкджэ приходилось постоянно скрываться, ведь Минки не оставлял их наедине ни на минуту. Даже ночью он, забираясь в кровать Хэ, просил почитать ему сказку. Как бы невзначай приходил и Хёк, по официальной версии спящий на диване в гостиной. Малыш засыпал довольно-таки быстро, но тревожить его сон, перенося из спальни в детскую, парням не хотелось. Хёкджэ всегда дарил любимому рыжику поцелуй на ночь; тихо, проводя ладонью по щеке лиса, желал спокойной ночи. И Хёкджэ никогда не уходил на диван, они всегда засыпали вместе, обнимая причмокивавшего губами ангелочка, умостившегося между ними. Личное время, то, которое они могли посвятить исключительно друг другу, выпадало редко. Но со временем Хэ все чаще стал увозить сына в гости к маме. Он не обуза, просто… Хотелось чуточку больше времени уделить Хёкджэ, которого за всю неделю он не мог даже лишний раз коснуться. Мама не была против, да и Минки тоже всегда был рад бабушке, которая втайне от Донхэ позволяла ему есть больше шоколадных конфет, чем тому было разрешено. - До скорого, мам, я заберу его в воскресенье, - целуя в щеку единственную женщину, которую он любил всем своим сердцем, сообщил Хэ. Он всегда привозил Мина вечером пятницы, после детского сада, и забирал в воскресенье. - Сынок, у тебя появился кто-то? – заботливо поправляя растрепанные волосы сына, спросила госпожа Ли. - Да, - честно ответил тот, счастливо улыбаясь, - Когда-нибудь познакомлю вас. Я убежал. Донхэ считал, что признаться маме в том, что они с Хёкджэ встречаются, еще рано. Ее нужно подготовить к этому, морально настроить. А еще нужно было как-то сказать об этом Минки, хотя с признанием сыну Донхэ уж точно решил повременить, ему еще рано. Субботнее утро начиналось для них всегда позже, чем обычное будничное утро. И это теплое утро всегда было после ночи нежности, после ночи страсти, после ночи безудержных поцелуев, ночи стонов, ночи их любви. Это утро было всегда волшебным, даже несмотря на то, что поясница одного из парней в это утро отдавалась ужасной болью. - Хёкки, - проснувшись первым в объятиях своей, как он теперь стал часто называть блондина, обезьянки, Донхэ прихватил губами белую кожу на остром плече, целуя, - Хёкки, просыпайся. - Донхэ-а, - недовольно замычал тот, пытаясь перевернуться, но решивший иначе лис, сплетя их ноги между собой, ему этого не позволил, - Дай мне поспать хоть раз в неделю, - хмурясь еще и от назойливых лучей пробравшегося в комнату солнца, он повернул в бок хотя бы голову. - Нет уж, - Донхэ перекатился и оказался сверху, садясь на его бедра. Чуть поерзал, радуясь отразившейся на лице реакции, и по-лисьи усмехнулся, сбрасывая мешающее одеяло на пол и целуя так сильно выпирающие тазовые кости. Хёкджэ невольно застонал, когда любовник провел языком дорожку вверх, останавливаясь на сосках и обхватывая уже затвердевшую бусину губами. - Я хочу свою обезьянку. Он вновь сполз ниже, а разомлевший Хёкджэ, не в силах сопротивляться, развел ноги в стороны. Очередная победа соблазнителя. Хэ, обхватив их под коленями, чуть приподнял и согнул, невесомо касаясь губами подбородка и такими же легкими поцелуями поднимаясь к губам, кротко целуя в самый уголок. - Чт… Донхэ… - голос мамы со стороны двери стал для обоих словно ударом тока во все 220. Испугавшийся Донхэ тут же спрыгнул с блондина, только потом соображая, что совершенно нагой. Исступление Хёкджэ тут же снялось невидимой рукой и он, кое-как прикрываясь сбившейся простыней, вжался в спинку кровати. - Мам, я все объясню, - попытался оправдаться Хэ. - Мне нужно выпить воды, - будто бы в бреду произнесла бледная, как мел, женщина и, придерживаясь рукой за стены, ушла в сторону кухни. Конечно же она узнала этого всегда приветливого и милого блондина, у которого воспитывался ее внук. Бабушка нередко забирала Минки из садика. И было бы не так страшно застать сына в постели за утренним сексом, все же уже не маленький, если бы это была женщина, а не мужчина. Такого стыда Хёкджэ еще не испытывал никогда. Адреналин от испуга хлынул в кровь, но не приносил должной эйфории, а лишь пульсирующую головную боль. Глухо застонав, он уткнулся в подтянутые к груди колени лбом, пряча подступившие к глазам слезы и судорожно соображая, что делать. - Что теперь будет, Хэ? – спросил он у натягивающего джинсы парня. - Все нормально будет, Хёк! - раздраженно рыкнул младший, чуть ли не крича на сжавшего на постели блондина, как будто бы виноват был именно он. Да и кто виноват? Донхэ понимал, что никто, поэтому и сбавил тон, выбегая из спальни, - Все нормально! Сейчас Донхэ был совершенно не готов к этому разговору. Он, конечно, не раз все продумывал и представлял, но сейчас… в ситуации, когда все его планы полетели к чертям, сообразить что-то дельное он не мог. На кухне со стаканом в руках сидела его мама. Рядом с ней – порывающийся убежать Минки, которого она держала за руку. - Мам. - Мне нужно было в магазин, Минки уговорил меня заехать домой и взять игрушки, - задумчиво произнесла она, при этом смотря куда-то сквозь кухонные шкафы, - Донхэ, я не понимаю, - ее глаза наполнились слезами, отчего сердце Донхэ кто-то болезненно сжал в невидимый кулак. - Бабушка, почему ты плачешь? - Минки, сходи, поиграй в своей комнате, - слабо улыбнулась ему женщина, всхлипывая и надрывающимся голосом прося, - Только ни в коем случае не заходи в папину. - Почему? Хен спит? - Хен?! – ее глаза вновь округлились, и она дрожащей рукой налила себе еще воды из графина. - Мам, Хёкджэ живет с нами, - покусывая губы, объяснил все еще стоявший в дверях Хэ. - Это моя мама, - радостно сообщил Минки. - Ма…? – от услышанного госпожа Ли почувствовала, как закружилась ее голова, и коснулась пальцами загудевших висков. Сорвавшийся с места Донхэ тут же вытащил из хранившейся на кухне аптечки нашатырь и, выплеснув немного на ватку, провел у ее носа. - Мам… Минки, иди в комнату, - дождавшись, пока мальчик уйдет, Донхэ опустился перед все еще бледной женщиной на колени, взяв ее подрагивающие руки в свои, - Мама… я… мы с Хёкджэ любим друг друга, пожалуйста, постарайся принять это, - он опустил голову не в силах смотреть ей в глаза и до боли закусил губу. - Ты из-за него привозил Минки ко мне? Голос женщины дрожал, ведь она все еще не совсем понимала, что увиденное и услышанное за эти пару минут – правда, а не дурной сон, который забудется на утро. - Да, - шепотом ответил Донхэ. - Он ведь парень, сынок… - Парень. - И это неправильно. - Неправильно, - смиренно отвечал Донхэ, так и не поднимая головы, - Но я правда люблю его, мам. - А я люблю вашего сына, - в кухонном проеме появился блондин и, прикрыв за собой дверь, так же, как и Хэ, рухнул на колени перед госпожой Ли, прижимаясь лбом к полу. Виноват ведь и он, трусливо отлеживаться в спальне, зная, что Донхэ сейчас отсчитывался за них двоих, было просто не выносимо и не правильно, не честно… За свои действия и поступки нужно отвечать и поэтому Хёкджэ посчитал нужным прийти на суд госпожи Ли лично, а не спихнуть всю ответственность на одного Хэ. - И ты счастлив рядом с этим человеком, сынок? - Счастлив. Очень счастлив. Женщина больше ничего не сказала и потянула Донхэ вверх за руки, тем самым прося подняться. В ее глазах он по-прежнему видел слезы и… осуждение. - Минки, - сорванным голосом позвала она, стирая с глаз выдающую ее состояние влагу и несколько раз судорожно вздыхая, чтобы успокоиться, - Мы уезжаем, попрощайся с папой и… Хёкджэ-шши. Она, отдернув руку сына, стремительно вышла в коридор, так ни разу и не взглянув на Донхэ, а уж тем более на его так и продолжающего сидеть на коленях любовника. - Она примет нас, - обнимая блондина за плечи после хлопка двери, тихо зашептал Донхэ и, приподняв его, поцеловал в висок, - Не плачь. В воскресенье утром Донхэ проснулся в постели один. Он услышал тихие шорохи из коридора, и непонятно откуда взявшееся чувство беспокойства заставило проверить: все ли в порядке. - Что ты делаешь? – он застал надевающего пальто Хёкджэ врасплох. Рядом с ним стояли чемоданы, и Донхэ понял, что интуиция его не подвела. Старший на секунду замер, но, будто бы что-то вновь осмыслив, продолжил собираться. - Я думаю, так будет лучше, Хэ, - заматывая шарф вокруг шеи, - Причем всем, - он не смотрел на младшего, потому что наполненные слезами глаза выдали бы его фальшь с головой. Отчасти Хёкджэ в это верил, отчасти просто внушил себе эту чушь о том, что стал яблоком раздора в семье Ли. С самого начала все это было неправильно, и глупо было бы надеяться, что они обретут счастье, о котором так мечтали, при этом плюнув и переступив через все запреты. - А я думаю, что ты забыл спросить меня, - схватив парня за руку, Донхэ потянул его на себя, - Никуда ты не уйдешь, - закрыв дверь на замок, он вытащил из него ключи, убирая связку в карман. - Донхэ! - Пока мы обо всем не поговорим. - Здесь не о чем говорить, Хэ. Ты не принц, а я не прекрасная принцесса. И мы живем в стране, где отношения двух мужчин никто и никогда не примет. Хэппи энда не будет! - Тебе так важно мнение окружающих? – сорвался на крик Донхэ, - А как же я? Ты подумал обо мне? О Минки? О нем ты подумал? - Как раз таки о вас я и думал! - Ни черта ты не думал, Ли Хёкджэ! Хочешь уходить, - он вытащил ключи и кинул их на пол под ноги блондина, - Иди! Вперед! Проваливай! - Донхэ… - Иди отсюда! Вместе с обжигающими щеки слезами наружу вырвались и съедающие изнутри рыданья. Хёкджэ опустился на пол, цепляясь тонкими пальцами за полы своего пальто и кусая губы, чтобы подавить в себе эти слезы и душащие горло всхлипы. Донхэ не знал, что ему делать. Он только что кричал, сам выгонял, но все внутри сжималось в тугой узел от слез так много значащего человека. Хёкджэ для него намного больше, чем он даже сам предполагал еще минуту назад. И он бы вряд ли его отпустил, даже если бы Хёкджэ решился. Опустившись перед ним на колени, он притянул все еще рыдающего и дрожащего парня к себе. - Я… просто… я… не зна… наю, что делать… - заикаясь от нехватки воздуха и хватаясь уже за плечи Донхэ, Хёк рыдал сильнее. Все его лицо покрылось краснеющими пятнами, глаза опухли от слез, и линия черной подводки тонкими ручейками поплыла по щекам. - Мы справимся, - поглаживая волосы и целуя в лоб, отвечал Донхэ. Он и сам не знал, что делать, но… уж точно не хотел терять эту связь, не хотел терять единственного человека, кто стал настолько ему близок и дорог после мамы и сына. – Обязательно справимся… С того воскресенья Донхэ разрывался надвое между любимой мамой и любимым мужчиной. Единственной связующей нитью этих троих был малютка Минки, которого они любили и который любил их. Хёкджэ не ушел. По-прежнему он оставался с Донхэ, но чувствовал за собой вину в терзаниях младшего, которые, как он стал замечать, отражались и на Минки. - Я буду называть тебя папой, - за одним из завтраков заявил он. Нарезающий хлеб Хёк замер с ножом в руках, а Донхэ, до этого пивший кофе и читающий новости с экрана ноутбука, поднял глаза на сына. Улыбка на губах блондина получилась сама собой. Минки говорил так серьезно, при этом для него это, казалось, было обычным делом. Он, сидя на стуле, болтал не достающими до пола ногами и намазывал варенье на тост. Все вроде бы как всегда, но его слова… Для Хёкджэ они значили так много, и хотя именно Минки ввел Хёка в их семью, до этого он звал его лишь «мамой-хеном» и все казалось лишь шуткой. А теперь он папа. Хёкджэ даже не предполагал, что это будет так приятно и настолько трогательно, что даже вызовет слезы, которые он почти сразу же смахнул с глаз, чтобы никто не увидел. Всего одно слово смогло ввести его в ступор, и он даже не знал, что ему ответить на это. Но зато тот порыв, с которым Хёкджэ, отбросив все из рук, кинулся к Минки, сдерживать было невозможно. Слезы, сколько бы он ни удерживал и ни смахивал, все равно потекли из глаз, стоило только младшему обнять его в ответ. Но все по-прежнему было нестабильно. Черная полоса – белая, черная и снова белая. Это и пугало, и уже, вроде как, было вполне привычно. Хёкджэ старался притаиться, спрятаться в машине, когда они приезжали в родной дом Донхэ. Госпожа Ли, на первый взгляд, казалось, даже не замечала и предпочитала не знать о его существовании в жизни сына и внука, однако Хёкджэ не раз замечал на себе ее взгляды, отчего лишь сильнее ежился и втягивал шею в плечи. - Все хорошо? – закрепляя ремень, спрашивал Донхэ, прекрасно видя состояние парня. Хёкджэ лишь кивал, отворачиваясь к окну. Ситуация уже была доведена до абсурда и в край измотала пытавшегося разрешить проблему Донхэ. Мама не хотела идти на контакт с Хёкджэ, как бы он ее не уговаривал. К сыну она со временем все же потеплела, но к Хёкджэ… Все попытки их сблизить с треском проваливались, Донхэ уже не знал, что и делать, руки опускались, он постоянно психовал и срывался, но делать выбор между ними не собирался. Исключено. Донхэ любил маму, но и Хёкджэ он тоже любил, а значит, такого варианта, как выбор кого-то одного, отбрасывался сразу. - Ты очень красивый, - младший повторял это все чаще. И даже сквозь сон щеки Хёкджэ становились пунцовыми. А сквозь сон ли? – И долго ли ты будешь притворяться? – Хэ оставил поцелуй на его щеке, - Не спишь ведь. - Столько, сколько нужно, - Хёкджэ приоткрыл один глаз и высунул кончик языка. Белые волосы были взлохмачены и больше напоминали воронье гнездо. Не до конца смытая подводка поплыла черными кругами под глазами, делая из Хёкджэ панду, да и лицо его с утра было всегда бледнее обычного. Но… - Необычно красивый. - Перестань меня смущать, - начал бурчать Хёк, еще больше краснея. Сколько бы Донхэ не повторял ему этих слов, он вряд ли когда-нибудь привыкнет. - Но если это правда, - младший обнял его, утыкаясь носом в острое плечо, - Мне нравится твоя внешность и я считаю, что ты и впрямь красивый. Не прячься, - он поднял его длинную челку и, приподнявшись на локтях, поцеловал в широкий и такой нелюбимый Хёком лоб. - Я все вижу! – в дверях появился Минки, поставив руки в боки. Донхэ тихо засмеялся, утыкаясь лицом в подушку, а Хёкджэ натянул одеяло аж до покрасневших ушей. Минки, недолго думая, запрыгнул на кровать и протянул родителям листок бумаги. - Вот! - И что это? – Донхэ приподнялся и сел, опираясь на спинку кровати. Мин забрался между ними и начал рассказывать о своем новом нарисованном семейном портрете. – Постой, постой, - перебил его Хэ, - А это кто? – он указал на маленькую фигурку, которая была на рисунке помимо Хёкджэ, Донхэ, самого Минки и даже кота Бублика. - Папа Хёкки родит мне сестренку, - улыбаясь, заявил мальчик. Хёкджэ, хоть и привык к порой весьма неординарным идеям сына, все же временно потерял дар речи, лишь хлопая глазами и открывая-закрывая рот. - Минки, Хёкджэ мужчина, он не… - Ты говорил, что он не может стать моим вторым папой, но стал же, - перебил он Донхэ. И то верно, Донхэ прыснул и потрепал сына по волосам. Он совсем уже подрос и даже перестал картавить, но по-прежнему выдавал безумные идеи и втягивал обоих пап в различные авантюры с поеданием мороженого на скорость, после чего все трое неделю пролежали с ангиной, или с гонками на велосипедах, после которых Хёкджэ еще несколько дней обрабатывал раны на сбитых коленках и локтях Минки, зарекаясь, что больше никогда не купится на его уговоры. Ни дня без приключений, слез, улыбок и обид, но… Хёкджэ давно уже влился в эту семью и привык так жить. Настолько все это было родным, что он с уверенностью мог сказать о том, что по-другому уже не сможет. Небо было чистым, и поэтому без труда можно было разглядеть миллионы миллионов кем-то рассыпанных звезд. Донхэ сидел на крыше дома, в его руках была бутылка еще не раскрытого шампанского. Он отщипывал мелкие кусочки фольги, снятой с пробки, и смотрел поверх крыш бесцельно, просто потому, что мысли были совсем о другом. На его плечи упала кожаная куртка, а рядом опустился Хёкджэ. - Заболеешь же, балда, - зевнул он, смотря впереди себя. - Он уснул? – опустив бутылку на пол, Донхэ нырнул руками в рукава куртки. - Уснул, - кивнул старший. Ровно год с первого поцелуя. Тот день они решили считать отправной точкой их отношений. И вот уже целый год они, вопреки всему, кирпичик за кирпичиком создают свое собственное запретное счастье. Этой осенью Минки пойдет в первый класс. Хекджэ боялся реакции окружающих на их странную семью, боялся, что из-за этого пострадает мальчик, которого он любил как родного. По документам Донхэ отец-одиночка, а Хёкджэ… Хёкджэ тоже папа, ведь так решил сам Минки. - Мама звонила, - после долгой паузы подал голос Хэ, - Она приглашает нас на ужин в пятницу. - Нас? - Нас, - улыбнувшись уголками губ, подтвердил младший и с характерным хлопком раскупорил бутылку, - Воспитатель Ли, - обратился он к Хёкджэ, протягивая шампанское, - В Ваших книжках принцы когда-нибудь женились на других принцах? – задумчиво проговорил Донхэ, вертя в руках и распрямляя железную проволочку предохранителя, снятую с бутылки. - Нет, - удивленно пробормотал Хёкджэ и отпил пару глотков, морщась от шипучей гадости, - Такого не бывает. - Ну, - Донхэ вытянул вперед раскрытую ладонь, на которой лежали два кривых самодельных колечка из той самой проволоки, - Не против, если мы будем первые? Хёкджэ всегда завидовал Донхэ, а теперь… Это непередаваемое чувство любви и заботы, что он испытывал, хотелось всегда дарить подрастающему мальчику, воспитывать его, помогать открывать мир, рассказывать что-то новое. Эти моменты – бесценны. И все это Хёкджэ получил благодаря Донхэ: любовь, семья, уверенность в близком человеке и уверенность себе. Хёкджэ все чаще стал поднимать челку заколками или завязывать резинкой в небольшую забавную «пальмочку». Может, их жизнь вовсе и не похожа на его любимые сказки, но… определенно, так даже лучше. После выпитой бутылки уже изрядно опьяневшие они оба беззаботно развалились прямо на крыше и вытянули руки с надетыми на них кольцами вперед. Лишь на словах, но ведь не штампы в паспорте связывают людей. Сквозь растопыренные пальцы они наблюдали за звездным океаном. - Красивые, правда? – пьяно улыбнулся Донхэ, по-лисьи прищуриваясь и наклоняя голову чуть вбок. - Кривые, - хохотнул Хёкджэ. - Сам ты кривой, я про звезды говорю, - фыркнул в ответ младший, приподнимаясь на локтях, - Даже если ты не женщина, Хёкки, - усмехаясь от неизбежного ощущения дежа-вю, начал он когда-то уже произносимые им слова, - Я все равно хочу на тебе жениться. - Я скажу тебе «да», - вновь повторил блондин и опустил взгляд на обвивающий его палец ободок, - А кольца все равно кривые, - усмехнулся он, получая в ответ очередное фырканье своего лиса.