***
К полудню следующего дня Салага почти перестаёт злиться. Для человека, который утверждал, что хотел извиниться, Иоанн Сид определённо облажался, так и не сделав это ни одним из приемлемых способов. Помощник шерифа считает Сидов не бóльшими злодеями, чем они есть на самом деле, и даже если он действительно получает некоторое удовольствие от той части своей работы, где есть взрывы и разрушение, то это только потому, что слишком часто перспективы кажутся ужасно унылыми и безрадостными. Ему просто нужна хоть какая-то мотивация продолжать. А Иоанн не имеет права вести себя так, будто ответственность за происходящее лежит только на помощнике. — Эй, Салага. Чувак? — Акула машет рукой перед лицом помощника. — Я знаю, эдемщики — те ещё говнюки, но конкретно этот уже сдох, так что кончай выглядеть так, будто убьёшь его сейчас. Салага вздыхает и забирает рацию мёртвого сектанта на замену сломанной своей: — Я не… Не… — он трёт глаза, будто это поможет голове проясниться. — Я не выспался прошлой ночью. — Не парься, чувак, мы можем сделать перерыв, хочешь? — предлагает Акула, — У меня есть странно-загадочное вяленое мясо, которое мы можем съесть. Ну, на самом деле, не загадочное, просто Хёрк сказал, что лучше мне не знать, откуда оно, если ты понимаешь, о чём я. — Нет, спасибо, Акула, я плотно позавтракал. Его завтрак состоял из чёрствого хлеба, нескольких кусочков сыра и чего-то, что называлось «яичным продуктом», но на вкус было скорее как шпинат. Это уже можно расценить как легкомысленное отношение к собственному желудку и без странного вяленого мяса в этом коктейле. Акула кивает: — Ага, ну ладно. Так чего ты не спал всю ночь? Есть из-за чего париться? А то у тебя привычка влипать во всякие ситуации с неуязвимым видом и хочу тебе сказать, что это охеренно напрягает. — Из-за ёбанного Иоанна. Брови Акулы лезут на лоб. — Нет, не в том смысле, нет, — он торопится объяснить. — Он хотел просто поговорить. — Я уверен, что Иоанн Сид никогда и ни с кем не хотел просто поговорить. Салага не знает, что это должно значить, но звучит не так уж абсурдно. — В любом случае, мы не особо много говорили, скорее спорили всё время. А потом он не спал, придумывая ответы, которые стёрли бы из голоса Сида это самодовольное осознание собственной правоты, и пытаясь игнорировать намёки на то, что он таки был прав. Он не был. — Как думаешь, он снова тебя вызовет? — Бошоу угадывает момент для вопроса как нельзя лучше. Голос Иоанна звучит в новой рации Салаги: — Ты здесь, помощник? — весёлый тон заставляет стиснуть зубы. — Я бы хотел закончить наш… разговор. Акула повторяет одними губами «разговор» с выражением лица, красноречиво намекающим, что он не прочь поджечь Сида из своего любимого огнемёта. — Думаю, мы закончили, — говорит помощник прежде, чем Акула или собственный здравый смысл смогут остановить его. Вполне вероятно, Иоанн продолжает это всё, пока Салага обращает на него внимание, почему-то до сих пор не сказав, куда именно тот может идти: — Чего бы ты от меня ни хотел, ты не получишь; найди кого-нибудь ещё, кто будет тешить твоё самолюбие, меня это не интересует. Рация щёлкает несколько раз со звуком, очень похожим на рычание, пока Сид наконец не говорит: — Можем поговорить сейчас или я могу отправить своих людей. Выбор за тобой. Салага отмахивается от Бошоу и прячется между деревьями. — Ладно, — он выплёвывает это с такой силой, словно этим можно как-то навредить Иоанну. — У тебя одна минута, а потом я уезжаю в район реки, где предпочту разбираться с Верой и её Блажью, а не всем этим дерьмом. И это почти правда, за исключением того, что в мире нет силы, которая заставила бы его добровольно проводить время там, где есть Блажь. — Хорошо, — Иоанн делает глубокий вдох, прочищает горло и Салага готов поклясться — он слышит шелест бумаги. — Я бы хотел извиниться за то, как развивались наши отношения. Наши методы могут отличаться, но мы оба хотим спасти жителей округа Хоуп. Поэтому я предлагаю работать над этим вместе. Что за херня. — Ты…? — у помощника столько вопросов, что он не знает, откуда начать, — Что? — У нас похожие цели, — говорит Иоанн. — Все бы остались в выигрыше, если бы мы нашли путь к сотрудничеству. — Почему ты это говоришь? — Не хочу снова спорить. Салага прижимает рацию ко лбу — ему определённо нужно немного времени, чтобы осознать происходящее. «Ладно, хорошо» — говорит он себе, прежде чем нажать на кнопку для ответа. — Прошлой ночью ты сказал, что я важен. Что это значит? После тихого шипения помех он слышит дыхание своего собеседника и какой-то стук: — Твоё место здесь, рядом с нами, во Вратах Эдема. — Иоанн… — он знает, что должен оспаривать эту убеждённость, но понятия не имеет, как это сделать. Одержимость Иоанна — не то, с чем можно справиться силовыми методами, и помощник не уверен, что вообще умеет иначе. Эту уверенность Иоанна, уверенность всей его семейки в том, что Салага — особенный, не смотря ни на что, не так-то легко игнорировать и отбрасывать как незначительную. Он просто парень, который оказался не в том месте в нужное время и теперь изо всех сил пытается делать свою работу в ситуации творящейся вокруг полной задницы. — Ты можешь не верить мне, — отвечает тот. — Я знаю, ты до сих пор не понимаешь, но позволь нам… позволь мне показать и ты увидишь, что твоё место — здесь. — Не могу. Твоё время вышло.***
Три дня в районе реки Хенбейн — больше, чем Салага может вынести. На языке чувствуется осевшая Блажь, приторно сладкая и бесконечно заманчивая. Даже постоянное внимание Иоанна — не такая уж плохая альтернатива дням непрерывных галлюцинаций и Вериному шёпоту обещаний на ухо. Он добирается до небольшого домика, который считает безопасным, и даже успевает принять душ, прежде чем голос Иоанна снова звучит в рации. Подождёт. Вместо ответа помощник сбрасывает свою одежду в кухонную раковину, пытаясь отстирать засохшую кровь и Блажь. Рано или поздно грязь въестся окончательно и придётся искать что-то новое. Это будет затруднительно, учитывая, что большинство домов и магазинов разграблены, а то, что осталось, совершенно не подходит по размеру. Его собственная одежда состоит из футболки, истончившейся у горла, и джинсов с дырками на коленях и вдоль заднего левого кармана. В конечном итоге это может стать проблемой. — Помощник, если хочешь поговорить лично, я всегда могу это устроить. Салага вздыхает, вытирает руки и хватает рацию: — Знаешь, в прошлый раз я решил, что это просто совпадение — ты вызвал меня сразу же, как я нашёл новую рацию. Но ты следишь за мной, так ведь? — Разумеется. — Камеры? Люди? — а он-то надеялся, что способен заметить эдемщиков, преследующих его по всей долине. — Пожалуйста, скажи, что не поручал никому следить за мной. Иоанн не отвечает и спустя минуту тишины Салага вынужден продолжить разговор, в котором изначально не собирался участвовать. — Я же за тобой не слежу, — говорит он, будто может урезонить Сида, имея на руках все доказательства того, насколько тот иррационален. И, может быть, ему бы стоило последить за перемещениями Иоанна, просто чтобы не столкнуться с ним случайно. Или чтобы знать, когда лучше всего убраться из долины, прежде чем его пригласят на очередную приятную аудиенцию. — Может, это именно то, что нужно этим отношениям, Иоанн. Немного доверия. И несколько километров территории округа между ними. — Я бы хотел довериться тебе, — отвечает наконец тот, и это звучит как-то неправильно, неподходяще, — но ты отказываешься покаяться в грехах и очиститься. Салага достаёт вещи из раковины и пытается выжать их досуха: — Кстати, об очищении. Если ты в курсе, где я сейчас, можешь сказать своим людям хотя бы на несколько часов оставить меня в покое? Я бы предпочёл ни с кем не драться голышом. На другом конце канала щёлкает и в течение нескольких секунд он слышит только дыхание Сида. И это просто напрягает, как минимум. — Помощник… — начинает он. Рация внезапно выключается и снова оживает: — Помощник, почему ты голый? — Что, человек не может быть голым в своём собственном доме? — спрашивает Салага, отметая тот факт, что это вообще не его дом, что технически может только усложнить объяснение. Он вздыхает и выглядывает в окно, пытаясь разглядеть сектантов поблизости или камеры, с помощью которых Иоанн может за ним наблюдать. — Не то чтобы это твоё дело, но у меня не очень большой гардероб. С тех самых пор, как все магазины в округе обчищены, а кто-то сжёг дом, который я снял, когда переехал сюда. Его собеседнику точно не стоит знать, что переезжал он всего с одной коробкой своих вещей, а остальные тем временем лежат в старом доме, ожидая пересылки: — Поэтому я стираю то, что у меня есть, и надеюсь, что оно не расползётся на тряпки, пока я найду что-то получше. — Ты стираешь? Салага вздыхает: — Именно, — и он бы сейчас убил за работающую стиральную машину. — Так отзовёшь своих людей или нет? На другом конце снова тишина, которую очень хотелось бы рассматривать как знак того, что Сид действительно обдумывает этот вариант. Помощнику определённо не нравится мысль о том, что придётся убегать от эдемщиков, сверкая голой задницей. — Отзову, — в конце концов говорит он. — Дай мне минуту. Рация выключается и Салага остаётся ждать сигнала, что он может выйти наружу, не подвергаясь риску ввязаться в драку с сумасшедшим бородатым мужиком. Рядовым сектантом или самим Иоанном. Снаружи тепло и даже видно солнце — вполне вероятно, что вещи высохнут быстрее, чем за час. Он раздумывает, не остаться ли в доме на ночь. Целая крыша, проточная вода и хоть в спальне полный бардак, диван выглядит чистым и мягким. Этот вариант куда лучше того, где ему придётся уехать и надеяться, что попадутся условия получше, пока он совсем не выбьется из сил. — Помощник? — голос снова обрывается. — Ещё тут. — Тебя не побеспокоят. Только сейчас. Салага думает, что это ему подходит. — Ну… — он вздыхает, ненавидя хорошие манеры, которым учила бабушка, — спасибо, Иоанн. Я… ценю это. Он выходит из дома, ненадолго закрывая глаза, чтобы просто почувствовать солнечное тепло на коже и свободу не быть постоянно настороже. Он может не доверять Сиду, но верит, что тот сдержит обещание и своих людей. На бельевой верёвке есть прищепки, за которые он невероятно благодарен. Не то чтобы было ветрено, но если он умудрится потерять хотя бы один носок… Запасное бельё на исходе и со всеми этими спринтерскими пробежками натереть ноги будет худшим развитием событий. — Что изменится, если я исповедуюсь? — это явно не лучшая идея и не то, что он хотел сделать, но в игру вступило любопытство. Хотя бы однажды ему хочется узнать, что в конце этого пути. — Ты будешь спасён, — Иоанн торопится ответить, почти задыхаясь от этого. — Тебя ждёт искупление и ты присоединишься к тем, кто прозрел, в Новом Эдеме. Салага… Я могу тебя так называть? — Большинство так и делает. — Салага, мы были бы рады видеть тебя среди членов нашей семьи, к которой ты на самом деле принадлежишь. Это именно то, что помощник шерифа и ожидал услышать. Иметь семью — довольно неплохо, но не ценой собственной человечности. — Иоанн… — он вздыхает, чувствуя себя максимально уставшим, — Не думаю, что я такой, каким ты меня видишь. Я — это просто… — «парень со слишком большим грузом ответственности, который не знает, что с ней делать» — …я. И он не может вступить в секту. — Я знаю, кто ты, — мягко отвечает Сид, — и ты должен быть с нами. — Иоанн… — он снова глубоко и медленно вздыхает, — Я хочу немного отдохнуть, пока никто в меня не стреляет. Я… Я свяжусь с тобой позже. Рация шипит в ответ и через секунду отвечает: — Отдыхай, Салага.***
Проходит почти неделя, прежде чем Иоанн Сид объявляется снова. Либо у него наконец появились идеи получше, чем пытаться обратить Салагу в верующего, либо он решил сменить методы после последнего разговора. Хоть первое предпочтительнее, второе кажется более вероятным. И что ещё хуже, в этом тоже есть смысл. Помощника шерифа больше не злит сама концепция разговоров с Иоанном Сидом, как когда это случилось впервые и он унёсся из долины к реке. В «Крыльях любви» шумно из-за людей, радующихся тому, что они живы, и этот шум — единственное, что позволяет сохранить секрет этих осторожных бесед с Иоанном. Помощник едва слышит треск рации через грохот музыки и смех своих друзей, но этого достаточно, чтобы он успел выключить чёртову штуковину до того, как музыка прервётся. Ко всему прочему, от этого его ставшее нормальным отношение к Сиду тут же портится — он вспоминает, что тот следит за ним. Следит, знает, что помощник находится среди людей и всё равно выбирает именно этот момент для вызова. Салага отмахивается от знакомых, извиняется и выходит на улицу, чтобы найти тихое, уединённое место и снова включить рацию: — Только я начинаю думать, что ты не такой уж и засранец, как ты выбираешь отличный момент, чтобы подвести меня. Мои друзья, может, и отойдут в сторонку, пока я с тобой разговариваю, но люди в Фоллс Энд — нет. — Я не… Салага, я не слежу за тобой всё это время. Хотел… Хочу, чтобы ты доверял мне. И если ты не занят активным уничтожением моей собственности, я понятия не имею, где ты. Салага хмурится на рацию, не уверенный, может ли верить этим словам, но не может найти причину, по которой Иоанн мог бы солгать сейчас: — Если ты сделал это ради моего доверия, то почему не сказал раньше? — Иаков считал, что если ты узнаешь, то станешь… опасен. Ну, Иаков мог бы быть прав, если бы в корне не ошибался. Сама идея использования новых слепых пятен Иоанна для его убийства даже не пришла в голову помощнику. — Оу… Почему ты… Что ты хотел? — Всё в порядке? Если тебе что-нибудь угрожает, я могу… Тебе не нужна помощь? — Всё в порядке, да, я в норме, — это сбивает с толку. — Ну, как скажешь. — Да, Иоанн, — смеётся Салага, — так и скажу. Помехи в рации почти заглушают то, что звучит как мягкое довольное хмыканье: — Я тут подумал о твоих словах. О том, что у тебя нет сменной одежды. И я… К востоку от моего ранчо есть старый трейлер, я оставил там пару вещей, которые могут тебе пригодиться. Там никого не будет, обещаю, это не ловушка. Просто хочу, чтобы ты знал, какими мы можем быть, если решишь присоединиться к нам. — Иоанн… — Салага не знает, что ответить. Правильным решением было бы сказать «нет», окончить разговор и сменить частоту, которую он обычно использует для связи. Самым разумным — оборвать любые контакты с Иоанном Сидом и подготовиться к последствиям. И уж конечно, самым худшим — принять предложение. Разумные поступки — не его конёк. — На восток? — новая одежда нужна ему так же, как кто-то, умеющий обеспечить тишину и покой минимум на час. Остановить противостояние на время, достаточное для того, чтобы помощник шерифа мог немного поспать. Ему нужно… нужно. — Да, — отвечает Сид, — чуть меньше, чем на полпути к реке, иди вдоль берега. Могу показать, если хочешь. — Я справлюсь, — он уверен, что точно знает это место и спал там минимум однажды. — Когда я рассказывал о вещах, то ничего от тебя не ждал. Ты ничего мне не должен, — добавляет он. — Знаю. Это явно не безвозмездный подарок, хоть помощник и подозревает, что единственное, о чём попросят взамен — его внимание. Подумать о том, что секта может предложить, если Салага просто перестанет сопротивляться. Вроде бы не самый плохой вариант, учитывая, что Сид всё равно связывается с ним периодически. — Спасибо, — возможно, в параллельной реальности, в другом округе Хоуп они могли бы стать друзьями. Могли бы стать кем-то. — Я… Салага, я не жду ничего взамен, — говорит Иоанн, — Это не бартер. — Я знаю.***
Салага ждёт, пока на округ не опустится ночь. Частично — потому что не хочет, чтобы друзья увидели, но ещё и потому, что если это именно то место, о котором он думает, то он мог бы проспать там всю ночь. Крыша над головой и кровать без пятен крови — не такая уж высокая планка, но в последнее время ему кажется, что он просит слишком многого. Когда он подъезжает, внутри трейлера горит свет, пробуждая у помощника сомнения. Фургон старый, сломанный, там нет и не может быть работающего электричества, а на деревьях вокруг не висят провода. Или кто-то внутри, или это сложная и запутанная ловушка. Или ничто из этого: когда Салага аккуратно приоткрывает дверь, то видит только одну лампу на столе, а рядом — стопку аккуратно сложенных вещей, коробку с едой и несколько бутылок чистой воды без признаков Блажи в ней. Помощник шерифа ищет хотя бы малейший намёк на что-то подозрительное, на какие-нибудь хитрые уловки Сида, но всё в трейлере выглядит так же, как когда он использовал его для сна в прошлый раз. И, само собой, вещи не только чистые, но и идеально подходят ему по размеру и стилю. Мягкие рубашки — лучше всего, что он носил всё это время, новые джинсы без порезов и дырок. Иоанн даже положил десять пар чистых носков. И это больше, чем Салага мог бы желать. Он достаёт рацию и вызывает Сида, не совсем уверенный, что связь работает и в обратную сторону: — Эм, Иоанн? Ты здесь? — слова вылетают раньше, чем он понимает, что вряд ли у того есть постоянно открытый личный канал связи с помощником шерифа. Возможно, он использует его только тогда, когда хочет связаться с ним, а всё остальное время находится на собственной частоте эдемщиков. Которую Салаге сейчас стоило бы поискать исключительно в шпионских целях. — Салага? — голос Иоанна звучит из рации и помощник вздрагивает, ударяясь локтем о стенку трейлера, — Всё в… Что ты… Ты это мне? Есть что-то совершенно поразительное в том, как искренне шокирован Сид. — Да, хотел сказать «спасибо» за одежду и за еду. Тебе не нужно было этого делать и… я благодарен. — Ты важен, Салага. Не только для Проекта, но и для… — Иоанн прерывается настолько внезапно, что, кажется, вместе с рацией звук выключается в остальном мире. — Для тебя всегда найдётся место среди нас, нашей семьи, если решишь присоединиться. Никогда не поздно покаяться и искупить свои грехи. От резкой смены темы у Салаги начинают ныть зубы. Будто они опять пошли по чёртову кругу. — Я бы хотел стоять с тобой у врат Эдема, — говорит Иоанн так тихо, что помощник может притвориться, будто вообще этого не слышал. Гнев мгновенно утихает, оставляя какое-то необъяснимое щемящее чувство. — Алчность, — Салага бросает в собеседника тем единственным, что у него есть и чего он не может объяснить, — Иногда я хочу большего, чем имею. Друзей, семью, место, которое мог бы назвать домом. У меня есть достаточно, чтобы выжить, но я хочу… хочу большего. Хочу спрятать, сохранить в безопасности, оставить себе. Я хочу говорить с тобой, даже зная, что мне не стоит этого делать, что это неправильно. Ты сказал, что мой грех — гнев, но я не чувствую гнева. По крайней мере, не в такой степени, как ты думаешь. Наверное, иногда я злюсь, да. Недавно разбил рацию об стену, — Салага пожимает плечами, забывая что Сид не сможет увидеть его неуверенность. — Я правда не знаю, что считать грехом или что нужно искупать. Это грех, если я думаю так, но не делаю? Рация включается, Иоанн тяжело дышит: — Ты… — глубокий, медленный вдох и выдох, — ты хочешь покаяться? Нет; возможно — Салага больше не уверен. — Ты положил носки. — Я положил носки… — бормочет Иоанн, явно на грани истерики. — Ты… Спустя всё это время, ты хочешь покаяться, потому что я положил носки? — Они кажутся тёплыми. Сид смеётся легко и непринуждённо, и это лучшее, что слышал от него помощник: — Совершенно тебя не понимаю. Но если из-за них ты хочешь покаяться, я с удовольствием приму это и приведу тебя к искуплению. Если это формулировать таким образом, то звучит не так уж и плохо, как могло бы. Если только он позволит этому безумию зайти настолько далеко. — Что представляет из себя искупление? Иоанн, я не дам тебе срезать куски моей кожи. И если этим всё закончится, то лучше скажи сейчас. — Нет, не обязательно. Когда делаешь это добровольно, всё происходит иначе. — Никакого живодёрства? — Ты собираешься… Не обязательно делать это сейчас, я подожду, пока ты не будешь готов. Но позволь мне показать. Искупление может быть прекрасным, когда не сопротивляешься воле Отца, — в его голосе столько волнения. — Как только твои грехи будут отмечены, мы сможем очистить тебя. Я проведу тебя по Пути и мы вместе войдём во врата Эдема. Всё, что он говорит, звучит как сумасшествие и приторно сладкий яд, соблазняющий помощника принять его и позволить безумию поглотить его. Он хочет покаяться, просто чтобы уравнять счёт и не остаться в долгу за подарки Сида. Так эти непонятные отношения останутся в равновесии. Но идея с прохождением Пути теперь не кажется такой отталкивающей, как раньше — по крайней мере, сейчас, когда кажется, что Иоанн не начнёт тыкать ему ножом под рёбра при первой же возможности. — Я не знаю, в чём каяться. Не знаю, что ещё тебе рассказать. — Что угодно, — отвечает Сид, — расскажи мне что угодно и мы что-нибудь придумаем. Позаботимся, чтобы врата Эдема были открыты для тебя.***
Утром Салага чувствует себя иначе. Чувствует изменения. Будто выговориться хоть кому-то действительно помогло. Даже если цена этого — условное согласие на то, чтобы Иоанн написал на нём его грехи. На неровные грубые линии тёмных чернил на руках, ногах или груди. Он видел работы Иоанна много раз и теперь сама мысль о том, чтобы позволить расписать свою кожу, пометить себя таким же образом, кажется пугающе привлекательной. Разговор, исповедь и забота, которую проявил Сид, плотно засели в голове, поворачивая мысли в то русло, в которое не стоило бы. В разбитом трейлере на берегу реки Хенбейн, на самом краю долины Холланд, помощник шерифа сворачивает на тропу, с которой вряд ли сможет вернуться. Часть его знает: если он не потянется за рацией, не свяжется с Иоанном, то, вероятно, всё это не будет иметь никакого значения. В округе Хоуп невозможно убежать от семьи Сид, а в долине нет спасения от Иоанна. И Салага больше не хочет спасаться. Больше всего утешает то, что он уверен — Иоанн Сид хочет этого так же, как и он сам. — Салага? — голос по ту сторону рации тёплый и хриплый ото сна и, похоже, Иоанн тоже заснул рядом со своей рацией. — Сейчас рано, что-то случилось? — Скажи мне, что будет, что действительно произойдёт, если я скажу «Да». Если я… Если я присоединюсь к вам. — Ты имеешь в виду, кроме искупления? Салага, это… ты… — рация на мгновение замолкает, а потом возвращается в эфир звуком захлопнувшейся двери. — Ты спрашиваешь, потому что хочешь присоединиться к Проекту? — Я хочу присоединиться к тебе. Иоанн давится воздухом: — Тебе придётся пройти Путь и поговорить с Отцом — Иосиф выслушает твою исповедь, потому что это ты. Он поговорит с тобой, выразит своё одобрение, поприветствует тебя в рядах своей паствы, примет тебя в семью. Ты станешь одним из нас, но ты будешь со мной. И хоть помощник не знает, что это значит, но это не пугает его так, как должно было: — Что ещё? Какие требования? — Есть правила, — отвечает Сид, — мы все их придерживаемся, даже я, и тебе тоже придётся, но… если ты говоришь, что хочешь присоединиться ко мне, всё меняется. Для тебя всегда найдётся место в моём доме, если ты захочешь. Я не попрошу ничего, кроме того, что ты сам захочешь дать, я… я могу быть терпеливым. Я очень долго ждал, пока ты придёшь к нам, ко мне — как было предназначено, как сказал Иосиф. Я умею ждать. — Иоанн… — Салага проводит рукой по лицу, пытаясь согнать последние остатки здравого смысла, которым не нравятся слова Сида. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что ждал меня? Рация тихо хрипит — достаточно для того, чтобы понять, что Иоанн всё ещё там, формулирует ответ: — Иосиф сказал, что ты придёшь к нам и встанешь рядом с нами у врат Эдема и раз ты уже здесь, то всё будет в порядке. Я ждал тебя с тех пор, как впервые увидел. И я знал, что тебе уготовано быть со мной. — Ты имеешь в виду, что Бог послал меня сюда… для тебя? — Да. До сих пор сомневаешься, даже сейчас? Если это так, то дай мне показать, каково будет здесь, на этой стороне. Салага приподнимается с узкой кровати. По венам течёт слишком много энергии, не находя выхода. — Я не могу… Я не причиню вреда своим друзьям, — наконец выдаёт он, расхаживая по трейлеру, — Я не знаю, чего хочу на самом деле и не знаю, правильный ли делаю выбор, но если ты этого ждёшь, то мы закончим всё прямо сейчас. Скажи мне правду, Иоанн, чего ты от меня хочешь? — Доверия. Верности. Помощник грубо и сухо смеётся, резкий смешок дерёт пересохшее горло: — Это всё? Просто верности? — учитывая, что он сейчас делает, его верность немногого стоит. — Не подчинения? — Ты никогда и никому не подчинялся. Пожалуй, это правда — по крайней мере, отчасти. — И что потом? Отправите меня сражаться с Сопротивлением? — Ты можешь больше этого, — отвечает Сид, — Я… Я не отправлю тебя против твоих друзей, правда. Но это всё, что я могу обещать. — И не перестанешь пытаться забрать их. — Салага… — тихо вздыхает Иоанн, — Ты знаешь, кто я, кто мы и во что верим. Они не придут к нам добровольно и моя работа — спасти их. Даже если они сопротивляются воле Отца, они не безнадёжны. — Говоришь как Иосиф. — Он мой брат. Салага фыркает: — Знаю, я про… — он разворачивается на каблуках, шагая в другой конец фургона. — Ты сказал, что не попросишь ничего, кроме того, что я сам захочу дать. Ты же про секс, так? — Я… — Иоанн прочищает горло, — Помимо всего прочего — да. Хочу, чтобы ты был со мной — во всех смыслах. — Хорошо, это… — приятно знать, — …хорошо. Помощник не обдумывал это всерьёз раньше, но сейчас готов выяснить, получится ли что-нибудь в итоге. Тем более, что прошли месяцы с тех пор, как у него появились все эти смутные мысли насчёт Иоанна и он хотел бы выяснить их пределы. — Думаю, я тоже хотел бы. — Салага… — Иоанн звучит совершенно разбито, — Хочу видеть тебя здесь, у меня дома, тогда я смог бы… — он рвано выдыхает, — мне нужно увидеть тебя, пожалуйста, скажи, что приедешь. Я не заставлю тебя выбирать, не сейчас, просто, прошу, давай увидимся. Линия затихает, возлагая вес выбора целиком на плечи помощника. Он останавливается на полпути от одной стенки трейлера к другой. Он может сказать «нет» или не отвечать вообще, оставляя Иоанна в одиночестве, без каких-либо обещаний, но прояснив свой выбор. Это всё можно закончить и считать произошедшее временным помутнением рассудка. У него достаточно вариантов. Помощник зажимает кнопку ответа на рации и говорит «да».