~ ~ ~
Антон лежал уткнувшись Арсу куда-то в шею носом, и вот-вот готов был отключиться, когда Попов резко прервал свои бесконечные рассуждения о каких-то бессмысленных теориях о вселенной и тихо спросил: — Я люблю тебя, правда или ложь? Антон в первый раз за полгода подумал, что сумасшедший совсем не Арс, а он. внутри вдруг прокатился невозможный штиль - кажется, тот самый ураган - е г о ураган - наконец-то снёс всё ко всем чертям. у Антона снова всё сжалось, вывернулось и вместе с обеспокоенным взглядом арсовых голубых глаз, пробовалось окончательно под кожу. ещё глубже, кажется. если бы Антон был сопливой девкой из какого-нибудь романа, то назвал бы это «бабочками в животе». — ... а ещё у космонавтов в скафандре есть специальная штука, чтобы... он перебил его в первых раз, чтобы не поспорить. Шастун больше не хотел молчать. в первый раз за полгода ему захотелось сыграть. — Правда. (чёрт возьми, правда).Часть 1
22 апреля 2019 г., 00:44
Арсений сумасшедший. абсолютно точно и без псевдо-романтических приукрашиваний от псевдо-влюблённых девиц.
Арсений сумасшедший. двинутый на дурацких шапках и сложных фильмах ничуть не менее сумасшедших режиссёров. у него всегда слишком-горячий кофе и тридцать три истории ни о чём. пиздеть без умолку — это, вообще-то, прерогатива Антона, но, если честно, хуй его знает, что там в голове у этого Попова... Антон бы хотел понять. забраться в этот выдуманный-прекрасный мир Арсения и поселиться там. желательно на пмж. желательно н-а-в-с-е-г-д-а.
Арсений — ураган. безумный, холодный, сносящий всё вокруг. Антон его таким и запомнил.
в тот день Попов подсел к нему на единственную занятую во всем парке лавочку и после короткого: «Плутон меньше, чем Россия. Правда или ложь?» улыбнулся так по-идиотски, что Антон почти не понял почему не послал этого странного мужика нахуй сразу же и без дополнительных географических утчнений.
Антон просто молча продолжал выламывать пальцы на руках, выслушивая ещё-миллион-странных-увлекательных-фактов.
— Арсений.
и он снова улыбнулся.
не так, как в первый раз, или миллион раз до этого (а улыбался он действительно много). по-другому. так, что у Шастуна внутри всё сжалось, вывернулось и прямиком по венам в кровь. его улыбка. Арсения.
— Антон, но я не...
— Ты когда-нибудь пробовал кофе с перцем?
Арсений никогда не спрашивал — просто брал и тащил в самые дурацкие места, которые только знал.
они пили кофе в дорогущей кофейне в центре Москвы, а уже через две недели целовались на закате в питерских «этажах». губы у него были мягкие, в шершавых трещинках и с привкусом горького кофе, но для Антона почему-то самые лучшие.
его никто так целовал; не врезался тонкими пальцами в плечи; не срывал крышу окончательно хриплыми стонами его имени.
а ещё никто не любил т а к эту дурацкую детскую игру.
«Правда или Ложь, Антон?».
Правда или л о ж ь?
Шастун всегда молчал.
слушал про дурацких коал и цикл их сна, пытался понять за каким хером ему вообще нужна информация вроде: «колибри единственные птицы, умеющие летать назад, правда или ложь?»; или, что если пересчитывать галактики в нашей Вселенной и на каждую тратить одну секунду, подсчёт займёт четыре тысячи семьсот пятьдесят пять лет. Антон не знал зачем ему это нужно, но слушал-слушал-слушал.
тонул в Арсении всё глубже и дальше - и, если честно, даже не пытался выплыть - потому что ему нравилось с каким восторгом Попов вещал весь этот бред.
— Я потрясающе целуюсь, правда или ложь? — в один из вечеров спросил Арс, по-хозяйски развалившись на стареньком диване в московской квартире Антона.
— Шастун?
— Отъебись, Арс.
Попов всегда хныкал, как обиженная девчонка, когда на него не обращали внимания - ладно - когда на него не обращал внимание Антон.
внимание кого-то другого Попову было просто не нужно.
Антон был таким нескладным, расхлёбанным и вечно взъерошенным. его.
таким он его и запомнил.
в первый раз он увидел его в той-самой кофейне, где Антон брал точно не кофе с чилийским перцем.
второй — на одной из узких улиц вечно холодного Петербурга — вот так совпадение.
в третий раз судьба (а по-другому Попов больше никак это назвать бы не смог) свела их в пустом парке почти в девять вечера.
Арсений помнит как сейчас: на часах было двадцать-пятьдесят три и ничего умнее, чем подкатить с дурацкими фактами про планеты он не смог.
Антон был ярким, искристым, тёплым. Антон б ы л.
он целовал его всегда так крепко, влажно, так, будто ещё секунда и Арсений навсегда исчезнет. он целовал, как в последний раз.
вжимал в первую попавшуюся стену и посылал нахуй случайно заметивших их прохожих.
лез холодными пальцами под очередную футболку с идиотским принтом и совершенно невозможным хриплым голосом шептал на ухо всякие дурацкие милости, когда Попов нервничал.
Арсений для Антона был сумасшедшим, а Антон для Арсения был всем.