Я смеюсь, потому что ничего другого уже не осталось

Я смеюсь в лицо Смерти, потому что сидели вместе и пили, Я смеюсь, потому что уже ничего не осталось. Я смеюсь, хоть и связки мои уже сгнили, А эхо во фьордах Норвегии потерялось. Я пью, заливая горючее ровно в глотку, В итоге ведь все равно ничего не осталось. Я пишу и той же рукой разливаю водку, Все трезвое на Млечном Пути давно растерялось. На скорости вены мои в стенаньях, Они молят меня о том, чтобы остановиться. Но подставляются сами в легкие иглы касаньях, Лишь бы веретеном на Земле не виться. Я отвергнула всех, ведь мне не нужен никто, Обманывая себя, снова вновь тону в вине. А мысли - лишь воды в огромное решето, Путь в меня, прямо внутри, в себе. Мое понимание служит мне лишь хлыстом, Плеткой болезненной стала дорога моя. Мазохизм пустил корни в глупом теле пустом, А горы из шрамов - бессмысленная гряда… Я смеюсь и снова тону в вине, Я смеюсь, подставляя под яды вены, Я смеюсь - ничего не осталось мне, Кроме смеха на этой прогнившей сцене. Пусть и зал уже пуст, за кулисами - только тьма, Мой выход в чертовой Пляске Святого Ги Еще не закончен: ни сейчас, как не глянь, ни тогда. Не коснулись убийцы алые губы мои. Я просто продолжу себя убивать, Я буду сжигать человека в себе, Путы прошедшего разбивать, Что до сих пор все висят на мне. А сейчас - все равно, на себя и других, Я, пока что, тону в черном бархате боли. Я - предатель всех принципов бывших моих, Которые мне так упорно кололи. Я снова смеюсь, но теперь уже хрипом, Сквозь белые зубы течет алая кровь. Я пальцы стираю в соитии с грифом, Мне больше ничья не нужна любовь. Только музыка, боль, алкоголь и страданья, Только скорость по венам, глаза в потолок. Это то, что хочу, изъявляю желанья, И со Смертью на брудершафт глоток…