***
Бесить Васька Коржиков Игоря Баева начал почти сразу. Сразу, как появился в их классе в сентябре последнего школьного выпускного года. Ну какой дебил будет менять школу в выпускном классе? Только такой блаженный, как Коржиков. Когда Петровна, классная десятого «а», привела Коржикова в класс и представила его, Бай особо и ухом не повел. Василий Коржиков. Эка невидаль. Невысокий, худосочный, почти щуплый, в очках, с независимым выражением на моське и увесистым рюкзаком за спиной. Рыжеватые волосы, непонятного болотного цвета глаза за толстыми стеклами очков. Пацан, да и пацан. Все бы ничего, но новенький приземлился за парту прямо рядом с Баем. — Эй, иди дальше, вон Оксанка Тарасова одна сидит, — миролюбиво сказал Бай, не поднимая головы. — Я уже сел, — рассерженным котом прошипел новенький. — Подвинь свои костыли! Опа! Новенький зубки показывает. Бай с любопытством оглядел нового соседа. — Так встань, — продолжил миролюбиво увещевать новенького Бай. — Не хочу, чтобы ты со мной сидел. — Не встану, — новенький уперся, упрямо сцепив зубы. — Почему не хочешь? Что я тебе сделал? — Бесишь! — честно ответил Бай.***
Ну что, пора звонить в клуб, отменять заказ. Время восемь, а Кот так и не позвонил. Опять что-нибудь срочное, опять что-то, что ну никак не может обойтись без его Кота. Бай сначала ждал его звонка, не сводя глаз с телефона, а теперь точно так же гипнотизирует телефон взглядом, моля, чтобы тот не зазвонил. Вот сейчас уже не надо, пожалуйста. Если звонок прозвенит сейчас, значит, все совсем плохо. Значит, у Кота умер пациент, и он позвонит просто, чтобы услышать голос Бая. За все их пять лет так было раз восемь. Но Бай вспоминает эти звонки, неизменно покрываясь крупными мурашками. В таких случаях Кот звонит и просто молчит в трубку. Бай мысленно обнимает его крепко, притискивая к груди, и говорит какую-то чушь — про погоду, про их планирующуюся поездку в отпуск, про соседку тетю Аню с ее несносной кошкой Сарделькой, про отклеившийся кусок обоев в спальне и про сгоревшие тосты… Двадцать минут пустой болтовни, чтобы услышать в конце шелестящий выдох «Спасибо…» и почувствовать, как любимого немного отпустило. После этого Бай всегда мчится в больницу, чтобы Кот не вздумал сесть в таком состоянии за руль, а еще потому, что усидеть дома Бай при таком раскладе просто не может. Не позвонил… Есть надежда, что операция прошла успешно и уставший ведущий хирург скоро явится домой, прямо в тепленькие объятия заждавшегося Бая. Конечно, операция. Больше ничего не смогло бы задержать его в такой день. Бай извинился, отменив бронь столика, и попросил доставить еду домой. Обещали через полчаса привезти. Хм. Полчаса… А может, и правда любимый уже скоро приедет. Надо хоть свечи, что ли, найти. Коту понравится, он романтик…***
Коржиков продолжал бесить Баева весь год. Своей педантичностью, своей аккуратностью, своей чистоплотностью. Все учебнички у него в обложках, почерк у него ровный, на уроках руку тянет, задания в дневничке записывает, домашку всю делает. Вот кто так учится в десятом классе? Бай так только в первом учился. А как в столовой Коржиков ножичком котлету по кусочкам отрезает и с независимым выражением на отрешенной мордахе кусочки вилочкой в рот отправляет, поначалу все старшие классы глазели. Привыкли потом. Сначала его все Коржиком звали, но «Васька, кыс-кыс» как-то чаще звучало. Так он Котом и стал. И именно Баев первый его так назвал, точно помнит. — Баев, тебе бы математику подтянуть и химию, экзамены на носу! — умеет же Петровна настроение испортить! Только с соревнований вернулся, первое место в крае занял, ребята поздравляют, а она… — Елена Петровна, да я поступлю, не сомневайтесь! — Ох, Баев, на спортивные достижения, конечно, можно рассчитывать, но знания при поступлении тоже нужны! Вася, Коржиков, вы же рядом живете, позанимайся со своим товарищем, подтяни его немножко, а то он со своими соревнованиями съехал совсем. — Хорошо, Елена Петровна, — похлопал рыжими ресницами Коржиков, даже не поворачивая головы к соседу. — Позанимаюсь. Ну, надо же, позанимается он! Вот спасибо, вот уважил! Примерный такой мальчик! Отличник! Пионер — всем ребятам пример! Бесит! Бай был уверен, что поступит в Школу милиции легко, поэтому особо не парился насчет экзаменов. Во-первых, он мастер спорта по дзюдо и перворазрядник по самбо, победитель многих соревнований, дома вся стена медалями и грамотами увешана, а во-вторых, у него льгота есть. Отец погиб при исполнении, когда Игорю всего одиннадцать лет было. Так что продолжает батя помогать любимому сыну, хоть его и в живых уже нет. Коржиков тем не менее вознамерился довести данное Петровне обещание до абсурда. Отлавливал Бая, гоняющего мяч в спортзале или обсуждающего фильм с парнями, смотрел укоризненно и махал издалека учебником химии. Бай демонстративно отворачивался и продолжал заниматься своим делом. И только изредка снисходил до занятий с навязанным репетитором. Но однажды Кот перешел все границы. Бай как раз забивал стрелку Юльке Шмаковой, первой красотке, на которую дрочила добрая половина мужской составляющей школы. Юлька была недотрогой, и тем азартнее велась на нее охота. Игорь уже давно ловил на себе ее заинтересованные, а то и восхищенные взгляды, особенно когда его поздравляли на школьных линейках с очередной спортивной победой. Теперь Бай решил пойти ва-банк. Вскользь обронил, что ему дали скачать новую игрушку, которую Юлька давно ищет, потом сказал, что привез из Москвы какой-то крутой фирменный шоколад, в общем, раскинул сети, заманил красотку, и все шло к тому, что Шмакова придет сегодня к нему домой, и уж тут он своего не упустит. Раздвинет сегодня Юлька перед ним свои точеные ножки, вот как пить дать, раздвинет! Член Бая уже заинтересованно заворочался в штанах, предвкушая сладенькое, но тут на горизонте появился чертов Коржиков. — Завтра контрольная по химии, я приду к тебе в шесть, будем заниматься, — категорично заявил Кот, бросая насупленные взгляды на Юльку. — Эмм. Ну, ладно, я пойду, в общем, в другой раз, — моментально соскочила с крючка Юлька, сбрасывая с себя морок Баевского обаяния и убегая к подругам, — увидимся позже… Бай мысленно сосчитал до пяти, чтобы не убить суку Коржикова моментально, и повернулся, озлобленно глядя на невинно хлопающего ресницами придурка. — Ты понимаешь, сука, что ты труп! — рявкнул, накидываясь на безмятежно улыбающегося Коржикова Бай. — Ты мне все испортил, пидор! Скрутив Кота в бараний рог легким захватом, вывернув его в неестественную позу, Бай внезапно завис, почувствовав, как стало трудно дышать. Что это еще за хуйня… Кот даже почти и не сопротивлялся, так, взмявкнул от неожиданности и затих, повиснув безвольной тушкой в сильных руках разъяренного Бая. А Бай, сука, почему-то вперился взглядом в бьющуюся на белой шее Кота голубую жилку под тонкой кожей и хватал ртом воздух, чтобы немедленно не припасть к ней губами. Наваждение, сука. Все мысли испарились, осталось только желание, чтобы чертов Кот оставался в его руках как можно дольше. А лучше — навсегда. Бай помотал головой, отгоняя дурную мысль, но все-таки сунулся носом к этой пульсирующей жилке и замер. Запах чего-то домашнего и бесконечно родного вышиб последние остатки разума, и Бай ослабил хватку, успев, впрочем, лизнуть эту жилку и задохнуться от кайфа. — Дурак совсем! — обиженный Кот отскочил в сторону, потирая шею. — Послал бы меня сразу на хуй, я бы не лез к тебе со своей помощью! Ошеломленный случившимся Бай даже не смог ничего ответить. Просто стоял молча и смотрел, как уходит Кот. И чувствовал, как медленно, но верно рушатся его прежние представления о жизни…***
На часах девять. Любимого нет, но и телефон молчит тоже. Это вселяет надежду. Бай поставил доставленную еду в холодильник. Кот может и до утра сидеть возле больного, выхаживая, с него станется. Ну, главное — не звонит. Остальное ерунда, пережить можно. Бай тоже иногда звонил Коту, когда хотелось выть и биться головой о стену. У него же тоже случаются промахи в работе. Один раз, сука, не спас женщину, которую бывший муж, полный псих, расчленил на кусочки. Не поверил тогда, что когда-то любящий человек может такое сотворить, замешкался, пошел по ложному пути… А еще не спас ветерана, внук которого подкармливал героического дедушку мышьяком, пытаясь добраться до его отложенных «на смерть» денег и наград. Твари конченые, как можно подумать, что это возможно? Бай тоже звонил тогда своему Коту, но не молчал, а орал в трубку витиеватые маты, захлебываясь от эмоций. Его Кот выслушивал молча, почти не дыша, потом, в конце, спрашивал какую-то хуйню, типа — что приготовить на ужин, или забрал ли Бай чехлы из чистки. И Бая тогда тоже отпускало, правда, сука, слезы лились, но уже недолго. А когда Кот произносил: «Люблю тебя, жду дома», прекращались и слезы. Бай тогда заходил в магазин за бутылкой вискаря и мчался домой. С порога утыкался Коту в шею, вдыхая родной запах, и приходил в себя окончательно. Вот так и жили… Бай вздохнул, гася свечи. Сгорят еще, пока любимый до дома доберется. Лучше потом зажжет, оперативненько, как он умеет. С этим малахольным все научишься делать быстро. Пять лет прожили. В болезни и здравии… Да… Не поле перейти… А как первый раз Кота за член подержал — вообще отдельная история. Бай заулыбался, вспоминая. Конечно, когда еще творить глупости, как не на выпускном.***
Школьный выпускной пришел как-то неожиданно, даже подумать о нем было некогда. Баю точно было не до него, он тогда как раз свой первый взрослый чемпионат в Казани выигрывал. А когда очнулся — опа-на! Вот и пролетели школьные годы чудесные. Выпускной. Мамка Игоря тогда, в последний школьный год, совсем в деревню жить переехала, хозяйством обзавелась, кур, поросенка завела, все сыночку-спортсмену своему белок выращивала, для побед. Бай знал, что у нее с соседом по даче шуры-муры, но молчал, не лез. Отца семь лет уже нет, пусть мамка жизни радуется, хули теперь… Зато и Бая не трогает. Тот в их трехкомнатной городской квартире сам себе хозяином живет. Свобода кружила голову, но черту Бай не переступал. Веселье весельем, а жизнь жизнью. После выпускного все предсказуемо к Баю завалились. Хата свободная, музыка, все дела. Девчонки закуску организовали, на водку и дешевое винишко всем колхозом скинулись. Бай не против был. Его только один вопрос волновал — придет ли Кот. Отличник и тихушник, не сильно компанейский, сторонящийся шумных вечеринок Кот. Баю его жилка голубая на шее не одну ночь снилась. Пиздец какой-то. Он пришел. Когда Бай увидел его, входящим в квартиру с двумя другими одноклассниками, его отпустило. Вот теперь начинается настоящий выпускной. Бай тогда был в ударе. Для Кота старался. Искрометно шутил, пел под гитару, добродушно разыгрывал друзей, ухаживал за девчонками, в общем, был душой компании. Все потому, что Кот был рядом, Бай все время ловил его взгляд из-под полуопущенных ресниц. Когда стало совсем невмоготу, просто подошел к притихшему Коту и протянул ему руку. Тот, как в бреду, ухватился за нее и, ни слова не говоря, пошел следом за Баем в темнушку, предварительно закрытую на ключ, и поэтому сейчас совершенно пустую. Там Бай рыкнул и приник губами к сладкому от дешевого вина рту Кота, и похуй, что потом. Кот ответил. Ответил так, как будто сам давно этого хотел. Всхлипывал, приоткрывая губы, пускал в рот дерзкий язык Бая и даже пытался его сосать, обнимал за талию, цепляясь за съезжающую футболку, от волнения выписывая пальцами на влажном от желания теле своего мучителя какие-то иероглифы. Бай припомнил ему все, что накопилось за этот сумасшедший год, и только шипел сквозь зубы: «Бесишь…», гладя обмякшее тело Кота. Как рука оказалась в штанах несносного соседа по парте, Бай и сам не понял. Только находиться его руке там было самое место. Он принялся дрочить гордо вскинувшийся член Кота, как сам любил дрочить себе, и совсем не удивился, когда обнаружил руку Кота в своей собственной ширинке. Кончили тогда быстро, два перевозбудившихся пацана. Только когда потом разомлевший Кот, заливший всю руку Бая своей теплой спермой, более-менее осмысленно посмотрел ему в глаза, Бай чего-то испугался. Посмотрел растерянно, пытаясь понять, что произошло, и пропустил момент, когда поплывший взгляд приятеля неуловимо изменился. Кот, заметив смятение на лице Бая, как ошпаренный, выскочил из комнаты, а следом и из квартиры. Тогда от неожиданности Бай не помчался следом. А зря…***
Бай плеснул себе в стакан на два пальца виски. Нет, напиваться он не собирается, просто как лекарство принять. Потому что в голову полезли воспоминания о том, как Бай на том выпускном круто облажался. Покачав головой, Бай пригубил соломенную жидкость, поморщился. Поленился же за льдом пойти, а зря. Бай добрел до морозилки, кинул в свой стакан два кубика льда. Тогда, выгнав не церемонясь веселящихся приятелей, Бай налил себе чаю с лимоном, просто, чтобы прийти в себя, и, нахохлившись, уселся в кресле лелеять каждое мгновение этой нечаянной близости. То ли два часа сидел, то ли три… Твердость чужого члена в кулаке, растекшийся в его руках разморенный Кот, стиснувший зубы, расставивший пошире ноги, хриплое дыхание одно на двоих, вышибающее напрочь разум удовольствие… Тогда Бай отставил кружку и застонал, не в силах обуздать острое ощущение недавнего счастья и случившейся тут же потери. Как он мог его отпустить? Что такого прочел Кот в его глазах? Страх? Неуверенность? Сожаление? Дебил… Какой же Бай дебил… по-другому не скажешь… Два часа ночи? Да похуй, дом-то рядом. Темные окна. Неужели Кот спит? Как он может спать после такого? Бай давит кнопку звонка так, что трель слышна в соседнем подъезде. — Что вам нужно? Прекратите! Я вызову милицию! — Мне Кот нужен! — пересохшие губы едва слушаются Бая. — Позовите, пожалуйста. Нужно быть вежливым. Иначе Кота не позовут. Судя по голосу, за дверью бабка Кота, к которой он приехал после развода родителей. Мать что-то такое рассказывала. — Мальчик, иди домой. Если тебе нужен Василий, то он уехал сегодня ночью в Москву, к отцу. Он там в институт поступать будет. Иди домой. Голос Васькиной бабки на редкость миролюбивый. Видимо, не уснула еще, провожая внука. Уехал… Как он мог уехать после всего, что у них было? А как Бай мог его отпустить? Ссука… Бай прислонился лбом к старенькой деревянной двери и закрыл глаза. Хотелось выть.***
Нужно ли говорить, что Бай так и не осмелился броситься следом, разыскать, объяснить, вернуть… Закружила студенческая жизнь, новые лица, новые приятели, новые победы в спорте. Про Кота старался не думать. Только иногда безумные по своему накалу чувства прорывались в снах, в обрывках воспоминаний. И эта чертова голубая жилка на шее… Тогда Бай шипел сквозь зубы: «Бесишь…» и мотал головой, отгоняя наваждение. Бай, конечно, знал, что Кот учится в Москве, в медицинском, на хирурга, живет в общаге, окончательно разругавшись с отцом. В их небольшом городке все на виду. Когда на третьем курсе у Кота умерла бабушка, и он приехал на ее похороны, Бай был на очередных соревнованиях. Знакомые потом рассказывали, как белый от горя Кот смотрел на знакомых невидящим взглядом, никого не узнавая. Может, и к лучшему, что Бая не было в городе, он не знает, как смог бы жить дальше, одари его Кот таким взглядом… А так оставалась надежда. Надежда, что Кот так же, как и он, лелеет воспоминания о том сумасшедшем вечере, о том наслаждении… Бай, конечно, не жил монахом. Девчонки липли к нему, как мухи на варенье, и Бай без зазрения совести этим пользовался. Ну, а как не пользоваться? Девчонки априори падки на мужиков в форме. А тут еще спортсмен и просто красавец, Игорь Баев, свободный, как ветер в поле… Были и парни. Двое. Один — первокурсник, восхищенно взирающий на Бая, как на божество. Бай, когда первый раз проснулся с ним пьяный в постели, охуел и с недоумением смотрел, как из попы этого пожирающего его взглядом юнца вытекает его собственная сперма. — Ты кто? — осипшим от неожиданности голосом спросил Бай. — Я люблю тебя, — пискнул малец, и у Бая снова сорвало крышу, и он закачал в эту розовую попу еще одну порцию белка. Потом были слезы какие-то, сопли, все это было тяжело и неприятно, и Бай успокоился только тогда, когда этот мелкий пришел к нему счастливый и срывающимся голосом заявил, что он влюблен в их препода по праву, и что тот отвечает ему взаимностью. Бай выдохнул, потом долго, как черт от ладана, бежал от любых отношений, а потом завел себе девчонку из пединститута и какое-то время считал, что он счастлив, и даже эту долбаную голубую жилку перестал вспоминать. Отношения с девчонками не ладились, быстро становились пресными, не было азарта, что ли, адреналина. Девчонки раздвигали ноги при первой же встрече, а потом начинали окружать душной заботой, кормить пирогами и намекать на переезд на законные баевские квадратные метры. Бай тут же без сожаления разрывал такие связи, и снова вызывал из памяти голубую жилку на белой шее, упрямо вздернутый подбородок и независимый взгляд за стеклами очков. Такие воспоминания бередили душу, но отказаться Бай от них никак не мог. Потом Игорь завел себе мальчика из числа распространителей дури. Это было, когда он уже служил в милиции молодым летехой, верил в справедливость и боролся за нее, не жалея сил. Мальчик был цыганенком. Красивым до одури, зеленоглазым, тонким, хитрым. Умудрился вылезти сухим из воды, когда всю их семейку взяли с поличным, полиция тогда нашла несколько десятков килограммов дури в добротном доме из красного кирпича в элитном поселке. Бай пылал праведным гневом, рыл рогом, пытаясь усадить всю цыганскую семью на скамью подсудимых. Цыганенок этот, Шуко, пришел к нему просить за родных, подкараулил в подъезде дома, денег пытался дать, мелкий безумец. Потом понял, что помощи не получит, ушел. Вернулся через пару дней, сказал, что Бай снится ему теперь, сука ментовская, и жопку подставил. Смуглую, ладную, крепкую. Бай не железный, оприходовал эту жопку по самое не балуйся. А кто бы устоял? Потом Шуко этот приходил еще, и не раз. Бай тогда задвигал воспоминания о Коте подальше и пользовался мальчиком без зазрения совести. Пусть скажет спасибо, что Бай не стал дальше рыть. Сидеть бы цыганенку вместе с родичами. Сладко было до одури. Но, вбиваясь в податливое тугое нутро, Бай неизменно представлял чертовы зеленые глаза, не Шуко, нет, Васькины… Воспоминания о Коте потускнели и почти совсем сошли на нет, когда Бай встретил свою неспетую песню в виде Коржикова Василия собственной персоной в парке по случаю Дня города. Кот сидел на скамеечке и облизывал рожок, наполненный шоколадным мороженым. Облизывал так, что у проходящего мимо Бая задымилось в штанах, и он встал, как вкопанный, напротив скамейки, пожирая глазами объект. Потом горячечный взгляд, блуждающий по желанному телу, как вспышкой из темноты, выхватил держащего Кота за руку веснушчатого придурка, сидящего с ним рядом на скамейке, и Бай, помотав головой, немного пришел в себя. — Игорь! — заметивший бывшего одноклассника Кот радостно вскинулся навстречу приятелю, вырывая руку из тисков веснушчатого, но тот вцепился, не оторвешь. — Хуигорь! — зло огрызнулся Бай. — Бесишь! — и быстро пошел по аллее, мечтая сдохнуть прям там, на месте, среди цветущих каштанов, и поправляя не к месту вздыбившийся стояк.***
Бай покачал головой, отметая воспоминания. После той встречи в парке ему несколько лет пришлось гасить в себе даже малейшие воспоминания о своем наваждении. И ему это вполне успешно удавалось. По крайней мере, он сам так думал. Но потом… Они тогда обмывали капитанские звездочки Бая. Всем отделом. Ушли в лесок за управой, расположились со всеми удобствами. Там и столик стоял для этих целей под густой кроной плакучей ивы, и скамейки. Разлили по четвертой, или пятой, уже и не вспомнить сейчас. Бай залихватски опрокидывал одну стопку с алюминиевыми звездочками на дне за другой, неизменно удивляясь: и кто придумал такой дурацкий обычай — можно ж проглотить нечаянно… Звонок раздался как гром среди ясного неба. Убийцу и психопата, за которым парни безуспешно гонялись уже несколько месяцев, обнаружили в людном парке. Переглянулись, бросились, не сговариваясь, поймали такси, примчались в оцепленный парк. Повадки этого урода наизусть уже выучили. Как не помочь коллегам. Мудака этого они тогда взяли, слава богу, никто из гражданских не пострадал. А Баю и его другу Моте по две пули досталось. Детвору собой закрыли. Бай только помнит, как кинулся их оттаскивать в безопасное место, дальше удар в грудину и темнота. Очнулся на каталке, в груди жжет так, что страшно обоссаться прям перед всеми. Склоненное над собой лицо он узнал бы из миллионов. — Кот, это ты, гаденыш… — выдохнул, превозмогая боль. — Откуда?.. Доктор, что ли? — Бай скользнул взглядом по зеленому хирургическому костюму суетящегося над ним Коржикова. — А поопытней, блядь, никого у вас тут нету?.. — Заткнись, — коротко рыкнул Кот, щупая пульс. — Тебе нельзя разговаривать. — Василий Алексеевич — наш ведущий хирург. Он — лучший, не беспокойтесь, — затараторила молоденькая сестричка в таком же зеленом халатике. — Бесишь… — Бай мутным взглядом посмотрел в преследовавшие его по ночам болотного цвета глаза и снова провалился в черноту. Из небытия выплыл уже через двое суток, как выяснилось. И сразу — озабоченная мордаха Кота. В дурацких очочках. В дурацком колпаке зеленом. С дурацкой медицинской маской на пол-лица. — Смотри на меня. Смотри, Бай. Не закрывай глаза! — голос Кота рвался откуда-то из сна. Это кто ж тебя, придурка, слушать будет?.. Бай прикрыл глаза, спасаясь от непривычно яркого света. Голос Кота доставал, тревожил, не давал покоя. Сука ты, Коржиков… Окончательно Игорь пришел в себя ночью. Нестерпимо хотелось пить и еще отлить. Поведя глазами, Бай увидел рядом со своей койкой все того же Кота, сопящего в кресле. Ведущий хирург у них тут, блядь, сестрой-сиделкой подрабатывает, что ли? Бай хотел сказать, что ему нужно встать, но из груди вырвался лишь клекот. — Очнулся? — мигом проснувшийся Кот смотрел тревожно. — Не разговаривай. Нельзя пока. Потом Кот поил Игоря, засовывая ему в рот трубку поильника, вытирал влажным полотенцем тело, потом скользнул вниз, деловито ощупал напряженный член, приставил какую-то хуйню к члену, уговаривая отлить. Бай тогда долго не мог расслабиться, и только угроза садиста-Кота вставить в член катетер позволила Баю, наконец, облегчиться. От всех манипуляций находящемуся в полуотключке Баю было так стыдно и так мучительно хорошо, что он совсем не удивился, почувствовав, как его член заинтересованно поднимается. — Оу! Ну все, Бай, эрекция — это верный признак выздоровления! — засмеялся Кот и садистски медленно поласкал ему яйца. После этого доктор Коржиков ежедневно деловито осматривал пациента, удовлетворенно кивая и делая вид, что Бай — рядовой больной, угодивший к нему на операционный стол, и что ведущий хирург не дежурил около его кровати двое суток, подремывая в кресле, в ожидании пока тот очнется, о чем Баю заговорщицки поведали медсестрички. Баю смертельно хотелось, чтобы Кот хотя бы еще раз как-то выдал себя, проявил свою заинтересованность, но нет. — И что? Это и все? — не выдержал Бай, получив на руки от своего доктора документы на выписку. — А что, еще сплясать? — чертов Кот посмотрел на Игоря нечитаемым болотным взглядом. — Бесишь… — с чувством выдохнул Бай и хлопнул дверью.***
Пока Игорь торчал дома, выздоравливая, никакого избавления от мыслей об этом гаденыше не было. Смаковал все воспоминания, растравливая душу все больше. Ну ведь не зря же он выхаживал его двое суток? А может, он всех так? Что, и яйца всем пациентам ласкает потом? Бай сходил с ума от всех этих мыслей. Почти готов был сдаться, приползти к нему на порог, признаться, что сдохнуть без него может, зря, что ли, тот его штопал, как Кот позвонил. Сам. — Игорь, тут такое конфиденциальное дело… Мне нужна твоя помощь. — Рассказывай, — у Бая сжалось горло от неожиданности. Такого подарка от судьбы он даже не ждал. Кот вкратце обрисовал ситуацию. Какой-то псих угрожает ему по телефону, звонит по ночам в дверь, подбрасывает какие-то предметы. И хотя Кот — взрослый мужик, в свой подъезд ему входить жутко. А сегодня ночью кто-то пытался вскрыть замок, и… — Полицию вызвал? — в Бае проснулся профессионал. — Нет, я… Я не могу полицию. Похоже, это кто-то знакомый, и я бы не хотел… — Ты где? Дома? Я еду. По дороге Бай позвонил ребятам, вкратце обрисовал ситуацию, и к дому Кота они подъехали уже вместе. Пока Кот давал показания, Бай украдкой кидал на него взгляды и окончательно принимал решение, которое он должен был принять еще тогда, на выпускном. — Давай, собирайся, — не терпящим возражений тоном скомандовал Бай уставшему Коржикову, когда они, наконец, остались одни. — В смысле? — Кот снял очки и потер растерянные глаза. — В прямом. Не думаешь же ты, что я тебя оставлю, пока псих не пойман, кем бы он ни оказался. Ко мне поедем. — Еще чего… — Кот попытался гордо вскинуть голову, но Бай шагнул и накрыл ртом его губы, целовал долго, до стояков, не давая тому ни единого шанса к отступлению. Кот сначала вздрогнул, сжался, но тут же расслабился, растекся в руках Бая, напоминая того семнадцатилетнего мальчишку, которого по своей дурости упустил тогда Бай. Шатаясь и придерживая друг друга, кое-как добрели до дивана, рухнули и выпали из реальности на пару часов. У Бая, правда, мелькнула мысль, что, кажется, они не закрыли дверь, и псих сейчас возьмет обоих тепленькими, но она тут же ушла в небытие. Теперь можно и умереть… Потом валялись обессиленные друг на друге, не имея сил оторваться, Кот чертил какие-то замысловатые узоры на спине Бая, а тот млел, в очередной раз вылизывая вожделенную голубую жилку на шее.***
Психом этим бывший пациент Кота оказался, поехавший на почве любви к своему спасителю. Его на второй же день и взяли. Конечно, никто Коржикова домой обратно не пустил, а он и не собирался. Бай улыбнулся. Раздавшийся в тишине квартиры звонок в дверь заставил погрузившегося в воспоминания Бая вздрогнуть, плеснув виски из стакана на светло-серые домашние штаны. — А я ключ забыл. Бай, я у тебя такая сука, я знаю, — немного уставший, безумно родной Кот шагнул в прихожую.— Прости, что испортил наш вечер. Была сложная операция, но все обошлось. Я так соскучился… — Ни капельки не испортил, — Бай подхватил свое сокровище, коротко поцеловал в губы, стащил с него пальто, размотал шарф. — Ща я быстренько ужин разогрею, свечи там, хуе мое. — Любимый, а давай ужин попозже, а? И хуе мое, и свечи тоже попозже, ладно? Хочу тебя, не выдержу уже всего этого… Бая дважды просить не надо, Бай счастливо заулыбался и крепко прижал к себе Кота, чтобы тут же утащить в постель. Вот всегда с ним так. То романтики ему подавай вагон и маленькую тележку, то сразу вали и трахай… — Как же меня бесит твоя работа…— порыкивал Бай, вылизывая все свои любимые местечки на теле Кота. — А меня твоя, — парировал Кот, безошибочно нащупав свежий шрам на левом плече. Еще бы ему ошибиться, сам месяц назад штопал. — А знаешь, это уже прогресс, — добравшийся до паха Бай на мгновение оторвался от лакомого и поднял голову. — Не мы бесим друг друга, а всего лишь наша работа. — Всегда любил заводить тебя, ты потом такой прям агррр… — тихо засмеялся Кот, выгибаясь под ласками. — А вообще, я, кажется, понял, в чем секрет нашего счастья. — В чем? Мы здорово умеем бесить друг друга? — улыбнулся Бай, подтягиваясь выше и целуя свою любимую жилку на шее. — Ты у меня такой дурачок… Мы здорово умеем ждать.