Промах

      Насколько помню, я совершил два больших промаха в своей жизни. Не ошибки, а именно промаха. Поскольку ошибки — это поступки которые мы совершаем, а после раскаиваемся. Я не жалею о содеянном. Прекрасно с этим живу, и не представляю свою жизнь как-то иначе.       «Кто тебя видел, кто тебя видит»* — говорят магглы. Фраза с большим смыслом, если хорошенько вдуматься в неё, легко понимается. Я — пример того, что это чистейшая истина, даже если те, кто знает меня с детства и юности, не говорят мне об этом в лицо.       Воздух наполнял мою грудь, а губы растягивались в победоносной улыбке всякий раз, когда я закатывал рукав рубашки, обнажая черную татуировку в виде восьмёрки с черепом и змеей, выползающей из костлявых челюстей.       Те, кого я называл друзьями, поддерживали меня. Но у тех, кто не имел стремлений к тёмным искусствам, как у нас в то время, реакция была другой. Едва завидев «чёрную метку» на моей руке, их широко раскрытые глаза выражали страх, который они испытывали. И тут же они спешили как можно скорее покинуть меня, разбегались.       Сначала меня воодушевила идея убивать и мучить всех тех, кого я ненавидел, только для того, чтобы испытать удовольствие и веселье от их отчаянных криков и рыданий. Я думал об убийстве всех тех, кто был им важен: родных и друзей, чтобы увидеть, как они впадают в депрессию, умоляя о собственной смерти.       Крики, что я вырвал из голосовых связок ненавистных мне людишек, были тембром музыкальных инструментов, просьбы о смерти или спасении — текстами песен. Ну а я являлся дирижёром, руководящим всем и вся в театре, коим стала бы Англия или, возможно, весь остальной мир. Я всегда мечтал о высоком, должен признать это. Может, именно из-за таких снов мое падение было настолько тяжелым.       Что-то не то происходило с моими планами. Я не был достаточно хладнокровным, чтобы бросить в кого-то «круцио». Если такое случалось, я едва мог смотреть, как человек извивается на земле. Я также не мог наблюдать за смертью. Смерть в любом её проявлении была мне неприятна. Будь она медленной, забирающей блеск в широко распахнутых глазах и заставляющей кровь струиться из ран уже бездыханного тела. Или быстрой, как от «авады» когда они вздыхали и смотрели в последний раз, перед тем, как глаза закроются на веки.       Я стал задумываться о том, какое воспоминание будет сопровождать мою душу, когда та покинет тело. Отправлюсь ли я к свету или вечно буду гореть в дьявольском костре? Скорее всего, моя душа пойдёт навстречу танцующему тлеющему пламени и запаху тысяч гниющих тел. Таков был вывод всякий раз, стоило мне только задуматься об этом.       Тело мое ослабевало по мере того, как мои цели убегали от меня, как грязная израненная собака убегает из-под колёс экипажа. Вместо того, чтобы сопровождать меня, они больно кусались и отступали всё дальше и дальше. Я пытался цепляться за намерения, но всякий раз, приближаясь к ним, падал на колени и чувствовал горький привкус провала.       Кожа под глазами становилась всё темнее и мрачнее, и я решил попытаться изменить свои цели. Бежать за чем-то чего я не мог достичь, было пустой тратой времени и энергии. Пришлось признать это самому себе.       Вскоре у меня больше не было моей первоначальной задачи — убивать и пытать. Это ни в коем случае не улучшило бы мою жизнь, не сделало бы меня богаче и здоровее. Конечно, принесло бы мне награду, избавив от грязнокровок и предателей, но вскоре чувство выполненного долга было бы забыто преследованием тех, кто боролся за справедливость. Я никого не боялся, и до сегодняшнего дня это было просто вопросом изменения целей в моей жизни.       Присоединение к самому могущественному темному магу я считаю не ошибкой, а просто иллюзорным поступком в жизни. Той жизни, в которой, как мне казалось, я стал практически живым Богом. Но именно на этом этапе моей жизни я и совершил свой первый промах.       Я никогда не заботился о ней и не задумывался о её существовании. Для меня Луна Лавгуд была так же важна, как муравей. Мне было всё равно, существует ли она, жива ли и рождалась ли вообще. Если я когда-то и вспоминал её имя, то только потому, что она крутилась рядом с Поттером.       Я также не возражал, когда в декабре девяносто седьмого она была похищена Пожирателями и оставалась пленницей в моем особняке до самой Пасхи. Мне было наплевать, плохо с ней обращались или нет, боялась ли она, свернувшись калачиком в подвале, и никогда не обращал внимания на то, остались ли ещё в ней силы. Если бы в то время меня спросили, как выглядит Лавгуд, я даже не смог бы ответить, какого цвета её волосы.       По причине, которую я не знаю наверняка, среди всей суеты в Хогвартсе она привлекла мое внимание. Луна не выделялась среди враждующих, сражаясь с ними бок о бок, нет. Наоборот, лежала на земле без сознания.       Я знаю, что держал её на руках, унося подальше от битвы, но не могу вспомнить, как мне удавалось нести её и в то же время так легко уклоняться от заклинаний, летящих в мою сторону. Всё еще обнимая её, я сидел подальше от всего и всех наедине с ней. Я слегка провёл рукой по ране на ее лбу, причиной которой скорее всего, являлся камень или нечто подобное, рассёкший тонкую кожу, в результате чего она потеряла сознание. Я хотел защитить её. Не знаю почему, но мне хотелось спрятать эту девочку от всего зла, существовавшем в мире. Но должен был оставить её, потому что и сам являлся тем самым злом. Пожирателем.       Её веки слегка дрожали, глаза медленно открывались, являя мне свою голубизну. Когда я заметил её глаза первый раз, они были глубокого темно-синего цвета. Я мог любоваться ими до конца своих дней, даже если они излучали некую растерянность при виде меня.       Именно тогда я совершил свой первый промах. С Лавгуд я стал слабым, подавленным и почувствовал, что хочу остаться с ней до конца своих дней.       Моя малышка. Так я её называл и так называю по сей день. Я стал называть когтевранку так, когда понял, что наша страсть приведет нас к чему-то когда увидел, что глаза моей любимой наполнены счастьем при взгляде на меня. Я называл ее маленькой не только потому, что чувствовал себя рядом с ней гигантом, но и из-за того, как она невинно относилась к вещам. Я смеялся каждый раз, когда Луна говорила, что Винки захватит мир своим умом. Будь я прежним, то попытался бы её вразумить. В конце концов, иногда её слова не имели особого смысла. Но я научился жить с этим. Даже стал задумываться о том, что смысл в её речах всё же встречался. Так или иначе, я уже привык к её историям.       Именно с ней я совершил и второй промах. Позволил себе зацепиться за то, от чего теперь не могу оторваться. Я полюбил и снова стал слабым. Этот ребенок изменил мою жизнь так же, как со мной сделала и его мама. Помню, что с момента беременности Луны я почувствовал себя другим, словно заново ожил. Тёплое прикосновение моей руки к животу жены заставило его шевельнуться. Наши глаза сияли от жизни, зарождающейся в ее утробе.       Я чувствую себя по-другому рядом ними. Кажется, что оба сдерживают мою тьму. Но знаю, что единственное, что контролирует меня, так это мое собственное сердце, поскольку им я не управлял и вряд ли когда-нибудь смогу.       Я знаю, что сколько бы ни провёл в этом мире лет, мое прошлое и мои старые желания останутся со мной, как не пытайся от них избавиться.       Люди меняются так же, как дни. Изменения могут происходить медленно, как эволюция человека, или быстро, как пламя, поглощающее залитый бензином дом. В зависимости от точки зрения, изменения происходят как к лучшему, так и к худшему. Любовь меняет человека. Если раньше я не хотел становиться убийцей и мучителем, то теперь рядом с ними желание и вовсе исчезло. Я не хочу быть тем, кем был раньше. Или, может быть, этот Драко не хотел возвращаться.