Essence

Джон не знает, когда это началось. Может, когда он понял, что не может даже смотреть на ежедневную порцию водорослей, приготовленных Монти — после того раза, как он впал в кому, отведав этой зелёной жижи, называемой "едой", он каждый раз спрашивал себя, зачем он так рискует, но от голода никуда не деться в месте, где ничего другого кроме этой "еды" нет. Может, когда начал ссориться с Эмори из-за всяких пустяков — например, из-за того, где ставить вещи, ведь Джон переставлял их так часто, пытаясь скрасить и разнообразить хоть немного скучную и унылую обстановку в каюте — да и по всему Кольцу, если уж быть честным до конца, — что Эмори не могла найти нужные вещи, пока не проводила поисковую операцию отвёртки или другого технического инструмента по всей каюте. Может, когда однажды, через четыре или четыре с несколькими месяцами года, — он давно запутался в днях — он не пришёл в общую столовую, где по совместительству располагался центр связи с Землёй и место для тренировок Эко, Беллами и Рэйвен, и вместо этого бесцельно бродил по Кольцу, в сотый, если не больше, раз осматривая его в поисках чего-то интересного и выбивающегося из одинаковых, ничем не отличающихся друг от друга дней. Может, когда почувствовал себя окончательно ненужным им. Просто в какой-то момент ему начало казаться, что выживание — это его суть. Что без всего этого — без опасностей, угрозы жизни, отсутствия времени, ограничения в выборе — он словно затухает, как свеча под сильным ветром, который сносит в его случае его желание что-либо вообще делать. Иногда ему хочется взять и разбить что-нибудь об стену в той же общей столовой, чтобы Рэйвен и Беллами накричали на него, иногда хочется присоединиться к тренировке — в особо тяжкие и одинокие дни, но только к тренировке — и подраться с Беллами, с Эко, с Рэйвен, получить пару синяков и потом снова прийти туда. Чтобы почувствовать жизнь. Просто иногда Джону Мерфи кажется, что он теряет себя. Даже Эмори отталкивает — хотя кто кого отталкивает, ещё спорно, потому что она сама не так и часто появляется в каюте, всё время проводит с Рэйвен, учится у неё всему, чему можно, оставив его наедине с его мыслями о собственной бесполезности. А с некоторых — тех самых — пор Джон как раз считает себя бесполезным не в условиях, граничащих с выживанием — именно так, как было почти каждый день на Земле. Когда он пытался выжить в лесу в одиночку после того, как его изгнали из лагеря. Когда ушёл с Джахой в Город Света, зная, что в пути будут десятки смертельных опасностей. Когда они с Эмори сбежали от Джахи и его чипов; когда он остался, хотя с шансами у него было не очень, чтобы помочь Кларк и Беллами отключить ALIE навсегда. Когда они едва спаслись, улетев сюда в последние минуты перед катастрофой, охватившей всю Землю. Возможно, там, внизу, на Земле, он бы со временем привык к спокойной жизни, но даже в те недели, когда они с Эмори жили в пещере и воровали у людей на дороге, даже тогда была какая-то опасность, ведь каждый раз по ней мог пройти или проехать кто угодно, и в конце концов эта опасность нашла их. Кажется, на Земле опасность всегда в конце концов его находила. Иногда, и в последнее время это случается всё чаще и чаще, в космосе ему очень не хватает хотя бы чего-нибудь такого. Однообразие надоедает довольно быстро, особенно Джону. Парадоксально, да, но только спустя многие месяцы этой однообразной жизни на Кольце, ему начало казаться, что именно тогда, когда он выживает, он чувствует, что живёт. И это чувство куда-то делось здесь. Да даже жизнь на Кольце граничит с выживанием — не так, не в том смысле. И он всё продолжает уходить в себя с каждым днём, подолгу ни с кем из итак немногочисленного населения Кольца не разговаривая. Не о чём, кажется, даже. Потому что знает, что не может ничего того, что могут Рэйвен в своей механике, Беллами в своём умении вести людей, Монти в своих инженерных познаниях, Харпер в её поддержке в самые трудные времена, Эмори и Эко в их способности приспосабливаться и так быстро учиться новому, что раньше бы вызывало непонимание и удивление. Потому что ему нечего такого предложить им здесь, в космосе, где тихо, спокойно и никто не пытается их убить, где он не так нужен остальным. А он вообще был когда-либо им нужен так сильно? Он уже ни в чём не уверен после стольких лет, прожитых на Кольце. Ни в чём, кроме своей бесполезности в безопасности и спокойствии. В этом весь Джон Мерфи. В этом его суть. Его жизнь. И если от скуки никуда не деться ему, то другие всегда находят, чем заняться. А он сидит у окна, выходящего на практически погибшую поверхность Земли, и размышляет по сто раз на дню о бренности существования на закрытой космической станции, где даже от себя не сбежишь. На самом деле, в первое время он не так сильно замечал, что почти скучает по этому чувству, когда он нужен хоть кому-то, чтобы выжить. А потом случилась первая поломка. Разочаровывать Джон умел, но не думал, что на Кольце это возможно, учитывая, что их всего семеро на огромной космической станции, и они не используют питание на полную, а Рэйвен достаточно хорошо разбирается в этих ковчеговских системах, чтобы за всем тут следить. И все остальные со всем могут справиться и без него. Оказалось — не со всем. И в единственный раз, когда им понадобилась именно его помощь, он не справился. Не смог. Ну и пусть у не было квалификации инженера или техника и он не разбирался в том, что должен был сделать, пусть никто, по сути, из-за того, что он не сумел помочь в ответственный момент, не винил Джона, кроме него самого. Всё равно, возвратившись в тот день в каюту, он снова почувствовал ту тяжесть, что временами неотрывно следовала за ним на Земле — тяжесть собственного бессилия и невозможности сделать хоть что-то. Хотя раньше это "хоть что-то" относилось к его выживанию, а не к помощи друзьям, чувство было такое же. Как и тогда, когда он узнал о том, что совсем скоро на Землю снова обрушится радиация, разрушения, и вернулся в их пещеру за Эмори. Он знал, что нужно делать, но также знал и то, что ему там не место. Среди них, где не его дом. Но выбора особо-то не было. То же щемящее и сдавливающее чувство он испытывал на острове ALIE, где Кларк хотела пожертвовать Эмори ради — возможного, с крайне высокой вероятностью провала — спасения человечества. Здесь это чувство означало беспомощность и бессилие, потому что он никому в этом месте не мог помочь. С каждым месяцем Эмори всё больше отдаляется, проводит всё больше времени с Рэйвен и её техникой, помогает. Наверняка чувствует себя полезной. А он всё больше замыкается в себе, всё больше напоминает самому себе же Джона Мерфи, который никому не доверяет и просто пытается выжить. Только вот он не выживает, а бесцельно тратит кислород в состоянии, похожем на апатию, только, наверное, хуже. Он всё же ни разу так и не пришёл на тренировку с остальными, хотя Беллами много раз звал его. Он держится на расстоянии, ограждает свою территорию и становится ещё более одиноким. Перестановка вещей, найденных в разных отсеках Кольца, перестала помогать, потому что обстановка начала казаться такой же однообразной, как и до неё. Даже пара книг, найденных в первые дни их почти шестилетнего пребывания на Кольце, давно наскучила, и Джон выучил их практически наизусть, а книги с картинками, показывающими жизнь на Земле такой, какой она была ещё до первого конца света, вызывают теперь лишь желание разорвать их в клочья, порвать каждый лист, напоминающий о другой жизни. Если он будет так часто о ней думать, то, наверное, с ума сойдёт от невозможности снова её почувствовать, жить ей. Всё чаще и чаще он не замечает, как пролетает один день за другим, и может не есть и не спать целыми днями, — и не потому, что желание есть отпадает каждый раз, как он смотрит на водоросли, — смотря на покрытую радиацией планету и ни о чём не думая. У него нет желания стать полезным, потому что он знает, что это практически бесполезно — пытаться. Попытался один раз помочь, когда был нужен — и что из этого вышло? Он чуть не убил их всех. Своими же руками. Своим неумением помогать другим. Своей бесполезностью. Он не сможет выучить всё то, что знают Рэйвен и Монти, он не сможет научиться быть кем-то другим, немного иным, лучше, как пытаются это сделать все, включая Беллами, простившего наконец Эко, Эмори, приспособившуюся к жизни в космосе так быстро, что теперь кажется, что она справляется со всем гораздо лучше него. Она действительно помогает Рэйвен, и это всё больше отталкивает их с Джоном друг от друга. Он не знает, как это сделать — как измениться. И Джон не знает, надо ли. Ведь его суть не в этом. А без неё что останется? Всепоглощающая пустота и дыра где-то в сердце от переселения из их с Эмори каюты. Без сути нет Джона Мерфи. Поэтому, когда он видит корабль во время их с Беллами драки, что-то загорается у него в душе, и это приносит долгожданное ощущение, что он живёт. Что это — жажда ли приключений и новых опасностей при возвращении на Землю, чего-то кроме уже давно ставшего совершенно унылым вида из окна его каюты или предвкушения обсуждений на тему, что же им делать дальше, — какое-никакое разнообразие в каждодневном наблюдении за сменой часов — он не знает. Но ему определённо хочется поскорее выбраться из этого состояния "никому не нужен" и снова стать собой, чтобы и дальше доставать всех своими "глупыми шуточками", как неоднократно выражалась о них не только Рэйвен, но и все остальные, потому что его снова — впервые за очень долгое время — ждёт борьба за выживание. Откуда он знает? Просто чувствует, или хочет так чувствовать, не важно — если это заставит его выйти из своей каюты без желания разбить всё вокруг, лишь бы что-то почувствовать, кроме тоски и апатии — тогда не имеет значения, что принесёт им следующий день. Джон Мерфи снова в деле и готов выжить в любых условиях. В этом его суть, верно?