Да, дорогая?
И тут же бьется затылком о кирпичную стену, сползая на холодный после дождя асфальт, и бессвязно шепчет что-то в выключенный телефон. Прижимает колени к груди, исподлобья глядя на знакомую белобрысую макушку. Юнги сейчас шагах в двадцати от него, ловко выхватывает из рук Намджуна пачку сигарет, выуживает одну своими охтыжблявыебименяими пальцами и прикуривает, притягивая парня ближе к себе и утыкаясь подбородком в чужое плечо. Они говорят о чем-то, задумчиво глядя на небо, но Чимин не слышит ни слова, лишь улавливает медленные движения губ. Чимин смотрит. Неотрывно очерчивая взглядом изгиб тонкой шеи, следит за плавными покачиваниями тел и растворяющимся в воздухе сигаретным дымом. Чимин не курит. Но жадно вдыхает его жалкие остатки и зажимает рот руками. Мин Юнги — шедевр, думает Пак, вглядываясь в чужое лицо. Юнги смеется, а у Чимина перехватывает дыхание. Смеется низко и хрипло, а у Чимина в голове только влажные фантазии, его протяжные приглушенные стоны. Внизу живота неприятно тянет, Пак сводит ноги и глубоко дышит, поглаживает себя через грубую ткань джинс, тихо поскуливая и сжимая челюсть. Чертов Мин Юнги. Чимин смотрит. И думает, что высветленные волосы наверняка жесткие и непослушные, но будет приятно сжать их в кулак и резко дернуть назад, услышать недовольное шипение и уткнуться носом в ямочку ключиц под яростный взгляд темных глаз. Надавить на пульсирующую синюю венку и прикусить тонкую кожу, слепо расстегивая ширинку на брюках и, боже… Юнги прижимается к Намджуну сзади и медленно водит рукой по чужой груди, животу, спускаясь ниже, перебирая складки ткани, ладонью накрывает пах. Поглаживает, а Чимину кажется, что он пьян, перед глазами все плывет, а в глотке пересохло, он судорожно сглатывает вязкую слюну, не в силах отвести взгляд, и пытается встать. Намджун усмехается и перехватывает руку под возмущенный вздох Мина, отстраняется и щелкает того по носу. Юнги смотрит обиженно и дует губы, а Намджун смеется, смеется и треплет его по голове. Мин Юнги — шедевр, думает Чимин и решает, что ему самое место в Лувре, под камерами и за толстым стеклом, где никто до него не дотронется. Совсем никто. Пак помешан. Зависим от небрежного взгляда и колких фразочек. Пак помешан. И буквально раздевает его взглядом, кусая губы. До крови, до отвратительного металлического привкуса на кончике языка. Только Юнги его совсем не замечает. Не замечает настолько упорно, что Чимин начинает сомневаться в собственной реальности. Может он и сам иллюзия, плод чьей-то фантазии. Обман зрения. Чимин кусает пальцы и грызет ногти до ноющей боли. Внутри все сворачивается в узел. Больно. Хочется кричать, но он лишь шипит сквозь стиснутые зубы и возводит глаза к небу. За что ему все это. Чимин зависим. Как зависимы от героина. Он лезет на стену, когда Юнги нет рядом, когда нет возможности проводить его томным взглядом или неловко спросить, не перенесен ли математический анализ на другое время. Без дозы начинается ломка, и блять, как же ему хуево. Только у его наркотика есть имя. И стыдно признаться даже самому себе, что он отбитый на голову сталкер. Что он не спит уже несколько дней, всюду таская с собой фотоаппарат, и дежурит под окнами хена. Что дрочит потом на эти фотографии в грязной кабинке туалета. Да, незаконно. Да, неправильно. Но его вставляет. Чимин ловит кайф, жадно впиваясь взглядом в угловатые плечи и тощие ноги, чуть подкаченное тело и медленно стекающие с волос капли. Вставляет, когда Юнги ходит по дому в одном полотенце, чуть покачивая бедрами, и не замечает вспышек фотоаппарата по ту сторону стекла. Ему совсем не льстит перспектива быть пойманным, но оно стоит того. Мин Юнги определенно стоит этого риска.***
Пак прижимает его к стене и заламывает руки. Шуга не сопротивляется, но смотрит надменно и с вызовом, от этого у Чимина мурашки по коже и ком в горле. Хочется бросить все, убежать, закрыться в кладовке среди ведер и мячей, поджать под себя ноги и заплакать. Но Чимин молчит. Сглатывает и неуверенно расстегивает верхнюю пуговицу чужой рубашки. Еще одну, еще, еще. Оценивающе смотрит, как медленно вздымается грудь, кожей чувствуя размеренное дыхание, и сжимает сосок губами, резко наклоняясь. Он не видит, но затылком чувствует ядовитую ухмылку. Слышит немое «это все, на что ты способен?» Нет, не все. Пак Чимин не сдается без боя, но сейчас хочется самому отдаться, оказаться прижатым к стене и стонать. Громко и протяжно, царапая спину ногтями и зажмуривая глаза. Но быть активом. Сейчас. Чимин однозначно не готов. А хен слишком пьян, определенно. Пьян и не соображает, что делает. И Пак не соображает. Наверное, он спит. Да, точно, это просто сон. Чимин мотает головой и прикусывает губу. Страшно. Мин молчит. И выжидательно смотрит. — Да отсоси ты мне уже, заебал. А у Чимина от этих слов желудок делает сальто-мортале, и ноги подкашиваются. Он падает на колени и дрожащими пальцами расстегивает ширинку, спуская джинсы вниз вместе с бельем. Член пульсирует и обильно сочится смазкой, не такой большой, как представлял Пак, но это даже к лучшему, когда Юнги запускает пальцы в его волосы и наматывает на кулак, резко дергая вперед. Чимин послушно открывает рот и берет неглубоко, пробуя. Из глаз предательски текут слезы, он пытается сморгать их. Щиплет. Он абсолютно не знает, что делать, судорожно вспоминая моменты из просмотренного порно, и, подражая актрисам, поднимает взгляд, в мозгу что-то неприятно щелкает. Юнги смотрит пристально, плотно сжимая искривленные усмешкой тонкие губы, а Чимин думает, как здорово было бы их сейчас поцеловать, и вообще в его фантазиях все было наоборот. Это он должен был вести, а Юнги послушно сидеть на коленях, отставив задницу. Пак чувствует себя униженным, и, надо сказать, ему это нравится. Чимин сосет старательно, языком обводит уздечку и бледные голубые вены под тонкой кожей, заглатывает полностью, стараясь выбить из хена хотя бы вздох, на стон он даже не рассчитывает. Но тот, кажется, даже не замечает его стараний, говоря по телефону с Намджуном и обманчиво ласково поглаживая тонсена по голове. Чимин тает. Пак ежится, когда поток холодного ветра приподнимает взмокшую футболку, и свободной рукой поглаживает себя через ткань джинс, пока Юнги не сжимает руку на его затылке, отчего Чимин болезненно шипит. — Я не разрешал тебе трогать себя, — усмехается и, немного помолчав, добавляет, — малыш. От одного этого «малыш» он едва не кончает, но слушается. — Знаешь, мне это уже надоело, — зевает Мин и сам задает темп. У Чимина голова идет кругом, он еле сдерживает рвотные позывы, когда головка щекочет ему глотку. Сжимает чужие ягодицы, впиваясь пальцами так, чтобы потом остались синяки. Юнги кончает быстро, не давая Паку отстраниться, заставляя проглотить все. Чимин дышит тяжело, будто марафон пробежал, а блондин спокойно насвистывает незатейливую мелодию себе под нос и натягивает джинсы, будто ничего необычного сейчас не произошло. — Хен… Я… Извини Юнги поворачивается к нему, не сдерживая язвительный смешок, и пальцем вытирает его губы, прежде чем поцеловать. Сердце бьется в груди непозволительно быстро, ему бы штраф выписать за превышение скорости, а Чимин не сразу понимает, что происходит. — Жалкий. Ты такой жалкий. На тебя без слез не взглянешь, — Чимин глупо улыбается, опуская взгляд и густо краснея. — Тащи свой фотик, мамкин сталкер. Сегодня снимешь меня с Джун-и. А там, глядишь, может и тебе что-нибудь перепадет. Мин снова смеется, хрипло и завораживающе, а Пак слабо кивает и понимает, что алкоголем от хена не пахнет.