Toxic

— Ну? — Я хотел поговорить. Владимир весело усмехнулся, что заставило его собеседника ещё больше занервничать. Такой харизматичный и серьёзный, сейчас он походил на первоклассника, разбившего школьное окно. — Политический кризис меж... — Оставим это до официального визита. — То есть, Крым не вернёте? О, сколько смысла заложено в этом риторическом вопросе. Мольба о помощи — народ будет требовать вернуть свою территорию, что мне делать? — страх и намёк, что приехал он не просто так, что не может терпеть, что у него болит сердце, и как же так, он, Владимир, не может этого понять? Рука Кремля опутала весь мир. Рука Кремля вошла в него нежно, заигрывая, как с ребёнком. Володя не мог сопротивляться. Плохих мальчиков надо наказывать, говорит ему Владимир Владимирович, особенно за дурацкие вопросы. Это было обговорено тысячу раз, он ему не папочка, чтобы ныть и требовать деньги. Ошибки прошлого лидера Володя не исправит, а вот новые предотвратить вполне может. Если, конечно, будет прислушиваться к старшему товарищу. — Не надо, пожалуйста, — у Зеленского бархатный с хрипотцой шёпот, но и он вскоре растворяется в разрывающей боли. — Зачем тогда приехал? — то, что Володе кажется верхом искусства, для опытного президента — рабочие будни, интонация остаётся прежней. — Жену притащил, детей. Друзьям поляну накрыл. Не выдержал несколько недель? Для чего? «Чтобы лежать на диване в рабочем кабинете Путина, вытраханным им в жопу», — пронеслась мысль в голове Зеленского. Он вёл себя как влюблённый дурак. Потому что и был им. Напросился на встречу, заселился прямо в Кремле, сел и «хочет поговорить». Чувство беспомощности всё больше охватывало Володю. Сейчас с ним делали всё, что пожелается, и пусть боль была сладка, мириться с нею он не хотел. Эта любовь приносила ему немало страданий, он пытался забыться, не вспоминать, даже баллотировался назло, в надежде, что новый статус как-то уравняет их в отношениях, но всё равно продолжал подчиняться. — Вова, не надо. За сим последовал резкий удар по пятой точке. К президенту можно было обращаться только «Владимир Владимирович», иногда «Владимир». — У меня жена... — У меня тоже была. И это им не мешало. Всё было хорошо. До четырнадцатого года. Была тёплая весна, Зеленский хорошо это помнил, в воздухе витал запах революции, у них отбирали родную землю. «Не отбирали, а возвращали на Родину», — безапелляционно поправлял его Путин, не допуская возражений. Володя молился, чтобы этот ужас скорее кончился, он предпочитал любить президента платонически, любить взглядом и нежными прикосновениями. Владимиру же всё нужно было чётко и по делу. Таким он стал после двадцати лет круглосуточной работы на износ, и Зеленский больше всего боялся, что станет походить на него. У Володи темнело в глазах от боли, он сильнее сжимал кожаные подлокотники дивана, и в тот момент, когда чувство тошноты невозможно было сдерживать, Владимир Владимирович его отпустил. — Я помогу тебе. Голос президента звучал как из-под воды, Володя медленно перевернулся на спину, пытаясь отдышаться и понять свои ощущения. Это было чертовски больно. Но приятно. Но всё же, в первую очередь, очень унизительно и больно. — Что? — он попытался выдавить из себя хоть какие-то слова. — Пойдёшь на второй срок. — Я на первый ещё не вступил... — Думай о будущем. Просчитывай каждый шаг. Через месяц прилетишь с первым официальным визитом. На два дня. Целый месяц он будет изводить себя от ревности и тоски, а потом последуют двое суток боли и ужаса, за ними — снова ревность и тоска. — У нас токсичные отношения. — Не люблю это новомодное слово. Не смей больше произносить его при мне. Иди. Володя еле встал и двинулся в сторону спальни. Голова всё ещё кружилась, от невыносимого жжения он и вовсе предпочёл абстрагироваться. Лена в развратной кружевной маечке лежала на кровати. Разумеется, он любил жену. Спокойной семейной любовью. А что касается Владимира... только он заставлял его сердце биться чаще и сгорать дотла. Когда нибудь это его убьёт, отравит изнутри, вот сколько у Владимира уже было таких, как он? Сколько человек попали под его дьявольские чары, под спокойную напористую харизму? Володя никогда не будет для него единственным и главным. Его имя утонет в длинном списке. Когда он будет сломлен, он станет не нужен, будет забыт. А пока остаётся только терпеть, любить беззаветно, безответно и позволять делать с собой всё. Жена прижалась к нему, ласково обняла и включила телевизор. На экране — популярный российский сериал, главный герой-полицейский, тоже Володя, воодушевлённо вещал: — Я войду... — характерное движение рукой, намекающее на жёсткий животный секс. — В правительство Российской Федерации.