Кошмары на ночь

Раннее апрельское утро. Солнце уже успело вознестись над горизонтом и мелкие птички торжественно напевали, приветствуя начало нового прекрасного дня. Землю густо покрывал ковёр зелёной травы, среди которой с каждым днём появлялось всё больше и больше ярких разнообразных цветов, а деревья и кусты только начинали обрастать новыми листьями, что не могло не радовать глаз. На улице ещё немного дует прохладный слабый ветерок, но то, что день будет жарким, — есть неопровержимым фактом, для которого и прогноз погоды проверять не нужно. А ведь ещё даже не лето… На часах 6:59 и уже через минуту пронизливая вибрация будильника, выставленного на телефоне, разрывает идиллию тишины и разрушает любой сон. Польша лениво высовывает руку из-под тёплого одеяла, дотягивается до лежащего рядом телефона и одним лёгким движением по сенсорному экрану отключает быстро надоедающий сигнал. Он и глаз открывать не хотел, с удовольствием поспал бы до девяти, но опаздывать на работу было категорически запрещено, иначе ему может хорошенько влететь от Германии, а то и Великобритании. Так начиналось утро понедельника — начало рабочей недели… Польше от одной только этой мысли хотелось спрятаться с головой под одеялом и никуда не вылазить. Как же здесь хорошо, думает он, однако тут же, дабы не поддаться соблазну, распахивает тёплое укрытие и, помогая руками, садится. Сонный, ещё не сосредоточившийся он открывает свои серо-зелёные глаза. Зрачки сразу сужаются от попавшего на них света, что приносит дискомфорт и парень немного морщится, прежде чем глаза всё-таки привыкают к яркому солнечному освещению. Более-менее проснувшись, он сразу начал прокручивать в голове, как возможно пройдёт этот день: как встретят утром на роботе, кто первый с ним поприветствуется, что Германия скажет о выполненных им отчётах и как проведёт досуг вечером. Польша никогда не любил сидеть дома в одиночестве и поэтому часто куда-то или к кому-то ходит. «Стоп! А что, если пойти в гости к Германии?» — идея приходит неожиданно. Он ни разу не слышал, чтоб к Германии кто-то приходил. Он понимал, что того придётся долго упрашивать; но не знал, что Германия не есть гостеприимной личностью, что и являлось тому причинной. Хорошенько потянувшись, что аж хрустнуло в спине, и протяжно зевнув, Польша прекратил свои размышления и встал с кровати, чтобы перейти к обыденным утренним процедурам, прокладывая в голове воображаемый диалог с Германией. Словно отрабатывая сценарий перед основным выступлением. Словно в шахматах, просчитывая каждый возможный шаг соперника наперёд. Вскоре с папкой, телефоном и ключами в кармане, он шёл по привычной повседневной для себя дороге около леса. Надобности в транспорте у Польши не возникало, ведь место работы находится не так уж и далеко от его дома. Однако даже если он иногда и нуждается в колёсах, то берёт свой излюбленный велосипед. Когда-то парень стеснялся этого, учитывая, что некоторые другие страны могут позволить себе приехать на машине, но Канада прибадривал его, аргументируя это защитой окружающей среды от всяких вредных веществ, выхлопного дыма и прочего. Последний и сам любил в свободное время прокатиться на своём двухколёсном, особенно по тропе, проходящей сквозь северный лес (собственно принадлежащий именно Канаде). В том месте всегда царила своя особая умиротворяющая атмосфера и велопрогулка через это место являлась своеобразным путешествием в иную реальность… Польше хотелось остановиться хоть на миг, чтобы насладиться весенними видами, но каждое его утро с понедельника по пятницу имело один и тот же исход — спешка, спешка, спешка. Времени на эстетику вовсе не было и уже через полчаса любитель яблок (как некоторые его называют) прибыл к порогу большого многоэтажного здания офиса. Полчаса, за которые он успел перебрать уже, наверное, тысячу мыслей. Долго задерживаться он там не стал: время уже поджимало и стоило бы поторопиться. Но не оглядеться кругом, перед тем как зайти, чтобы удостовериться: идёт кто-то ещё или нет, он просто не мог. Однако, не обнаружив ни души, парень покинул улицу. Быстрой пробежкой он начал взбираться по идеально вымытым белым ступенькам. Но по дороге на третий этаж, на пролёте между вторым и третьим, неожиданно, телефон, лежащий в кармане штанов Польши, вновь начал подавать вибрирующий сигнал. Парень, не прекращая бег, достаёт телефон свободной рукой (ведь другой он держит папку со своими отчётами), думая, что ему кто-то позвонил. Но оказалось, что якобы отключенный им будильник, на самом деле был чудным образом переведён на данное время и теперь вновь «будил» своего владельца. Пока Польша вникался поиском ответа на то, как это могло произойти, всё также продолжая спешку, он не заметил идущего перед ним Украину. Тому доверили отнести кое-какие документы в архив, что находился этажом ниже. Украина и сам отвлёкся, сосредоточившись на том, чтобы стопка важных бумаг в его руках не съехала и в последствии не упала. Однако, несмотря на все желания аккуратности, оказалось, что ситуация неизбежна: Польша врезается в стопку документов так, что его сносит в бок самого и успевает ухватиться за перила. Украина же просто сделал шаг в сторону, чтобы вернуть равновесие. Что все бумаги, что телефон с грохотом — всё в миг оказалось на ступеньках. Только папка с отчётами надёжно осталась в крепкой хватке правой руки. — Польша! — возмущённо протянул украинец, разведя руки, немного болящие после столкновения. — Ну можно быть аккуратней?! — П-прости, — отвечает провинившаяся страна, мигом усаживаясь на корточки и поднимая свой телефон. Взяв его в руки, первым делом, он взволнованно быстро осмотрел экран, который, к счастью, оказался цел. Украина также присел, начав собирать бумаги. Знать бы ещё в какой поочерёдности они были… Сразу после этого Польша положил мобильник обратно в карман и принялся помогать собирать документы. Ему было очень стыдно за свою неосторожность, он даже не знал, что сказать в своё оправдание. — Скажи хоть, куда так спешишь? — начал Украина, немного успокоившись. — Да просто отчёты, статистики, все дела. Их нужно срочно сдать, мне и так пришлось брать работу на дом, потому что не успевал. — Тебе стоит научиться… лучше распоряжаться своим временем. Ответа не поступает. Поляк складывает то, что успел собрать в аккуратную стопку и протягивает её Украине, который уже сложил собранный им остаток. Последний берёт врученные ему бумаги, кладёт сверху и они оба встают. — Ну, я пойду. Прости ещё раз, не хотел. — неуверенно произносит Польша, будто просит разрешение на то, чтобы пойти. — Ладно-ладно, надеюсь, что никто не заметит. После, сине-жёлтый делает пару шагов вниз, но останавливается, заметив, что тот не сходит с места и продолжает вопрошающе-виновато смотреть ему вслед, прижимая папку к животу. Он оборачивается и кидает на него взгляд, ясно выражающий, мол: «Ну и чего ты ждёшь?». Без лишних слов, Польша всё понял и лишь кивнул в ответ, после чего развернулся и быстро продолжил свой подъем. В этот момент его мучила мысль: «Дурень! Лучше бы я лифтом воспользовался: и не врезался бы ни в кого, и быстрее получилось» (Всё, что в пределах до 5-го этажа, Польша привык преодолевать пешком, а уже начиная после 4-го, он предпочитал лифт. Но это когда как). Наконец, оказавшись на нужном ярусе здания, парень спешит по светлому длинному коридору к кабинету того, в чьём доме не было ни одного гостя, по крайней мере, насколько ему это было известно. Эхо от каждого шага отчётливо разносится по всему этажу, который практически был пуст. Вскоре, когда до нужной двери осталось где-то 15 метров, он уже почти побежал к ней. Позабыв даже о каких-либо элементарных правилах вежливости, парень сразу дёргает ручку двери и с отдышкой врывается в помещение, что заставило Германию дёрнуться от неожиданности (он чуть не сделал ошибку в документе, который заполнял, из-за этого рывка) и удивлённо-неодобрительно посмотреть на того, приподняв правую бровь. — Про-сти, — одышка мешает выговорить даже одно слово. Парень закрывает дверь и наклоняется, упершись руками об колени. — У-ух, Боже, еле успел, — ещё пару глубоких вдохов и он выпрямляется. — …тц, почему ты думаешь, что успел? — добавляет Германия, положив ручку и перейдя к печатанию текста на клавиатуре ноутбука, от чего на несколько секунд кабинет заполняется монотонным, но таким приятным щёлканьем клавиш, что его хотелось слушать, пока не надоест. — Что? — вырвалось у Польши, от удивления. — Н-но, я бежал, спешил и… и… — Тик-так, Польша, — немец отрывается от ноутбука и демонстративно указывает на часы на своей левой руке, которую специально для этого приподнял. — Ты должен был прийти сюда в без двадцати девять, а сейчас 8:52. — Нет… — Польша просто не мог поверить в услышанное и продолжил, словно умоляя. — Только не говори, что ты их не примешь лишь из-за этого. — Что за абсурд? Конечно, я приму их. — В тот же момент Германия встаёт со своего кресла и подходит к Польше, который всё так же продолжал стоять у двери. Немец берёт папку из его рук, открывает, аккуратно достаёт лежащие в ней листы, сплошь заполненные таблицами, цифрами и прочим текстом, и быстро всё просматривает, не отходя от их автора. Поляк молча стоял напротив в надежде, что сделал всё верно, смотря то на отчёты, то на Германию. — Что ж, всё выглядит очень даже хорошо, — одобрительно комментирует тот, засовывая листы обратно и смещает взгляд своих серо-голубых глаз прямо на парня. В тот же момент его голос становится более серьёзным. — Но то, что ты опоздал… Ты сам понимаешь. — Не говори Британии, прошу. Германия возвращается к рабочему столу, попутно кладя на него папку, и усаживается в кресло, будто делая вид, что ничего не услышал, и заглядывает в экран ноутбука, после откидывается на спинку кресла и всё-таки отвечает: — Ладно, я промолчу, но если он сам меня об этом спросит, я скажу ему так, как всё есть на самом деле. — Тогда, я могу идти? — Вполне, — легко произносит немец, вновь принявшись за заполнение кучи документов на его столе, давая понять, что посторонние в кабинете будут ему только мешать. Но Польша кое-как колебался в сомнениях. Он развернулся к двери, готовясь повернуть ручку, однако уходить не сильно торопился. Германия заметил это (чего Польша и ожидал от него) и вновь кинул на него немного удивлённый взгляд. — Что-то ещё хотел сказать? — …Э-э, нет-нет. — Парень открывает дверь. — Ну, ещё встретимся. Спасибо, пока. Польша быстро ликвидируется из помещения, бережно закрывая дверь, чтобы не создать лишнего отвлекающего шума, и не спеша направляется вдоль коридора, откуда и прибежал. — Чудак! — бросил Германия, возможно, сам себе о Польше, и вернулся к работе. Столько сомнений, столько волнения чувствовал парень держа ту ручку двери, желая, чтоб это заметили, а когда заметили, то и сказать стало нечего. Он хотел предложить прийти в гости, но после этого опоздания о подобных предложениях не могло быть и речи. По крайней мере, на какое-то время. Оставалась лишь надежда… и желание выпить кофе. Поляк решает спуститься на второй этаж, где находиться один из кофе-автоматов, расставленных по всему зданию, почти на каждом этаже. Теперь спешить было некуда, появилась возможность идти, рассматривая всё вокруг. Да вот только рассматривать уже нечего: кругом только одни стены, двери да окна. Не пустые, конечно, всё в современном стиле, но это не лес, не что-то живое, здесь не поют птицы. Парень выходит на лестницу, спускается мимо места, где случилось недавнее столкновение, и попадает на нижний ярус. Здесь, по сравнению с третьим этажом, людей оказалось больше. Точнее, они хотя бы тут есть. — Привет, Польша! — проходя мимо, поприветствовался США, идя прямиком к лифту. — Привет, — без особого энтузиазма отвечает тот, поворачивая в противоположную сторону. Но когда двери лифта раздвинулись, он быстро оборачивается, чтобы успеть, прежде чем американец зайдёт туда. — Ты не знаешь, Великобритания уже здесь?! — Ты шутишь? У меня вообще такое чувство, будто он тут живёт. — обернувшись, со смешком говорит тот и заходит. Металлические, до блеска отполированные двери лифта смыкаются с характерным звуком, разносящимся по всему коридору, после чего еле слышится приглушённый механический шум. И вскоре всё поглощает тишина. Польша делает очередной разворот и продолжает свой путь в сторону кофе-автомата, находящегося примерно в 14-ти метрах от него. Пройдя это расстояние, он замечает стоящего неподалёку Швейцарию — высокого голубоглазого мужчину, в явно дорогом костюме (впрочем, у него всё дорогое, в этом можно быть уверенным, наверняка). Все его знали, как весьма обаятельную личность, что всё-таки любит деньги и наручные часы, а так же как хорошего знакомого Германии. Он стоял, опершись об стену спиной, держа в левой руке, на запястье которой поблёскивали позолоченные часы, небольшой полупустой стаканчик с уже холодным кофе и залипал в телефон. Видимо, он стоит там уже достаточно долго. В сей раз Польша начал разговор первый: — Привет. Швейцария смещает взгляд на парня, не поднимая головы. Диалоги складывались у них сложно, ведь они не часто общались или имели какие-либо общие дела, в принципе. Все их разговоры зачастую касались работы, и только. — Привет, — спустя пару секунд молчания отвечает тот и возвращается к телефону. Возможно, его голос мог показаться эгоистичным в тот момент, но на самом деле, он не есть таким. «Может, у него что-то случилось?» — предположил парень. В таком случае, становиться понятно, почему он не допил свой кофе и так не отрывается от телефона. Польше аж полегчало, когда тот соизволил дать взаимный ответ. Он берёт такой же небольшой стаканчик со стоящей рядом стойки со всеми этими вещицами на подобии сахара и чая в пакетиках, и ставит его в специальный проём. «Капучино». «Моккачино». «Американо». «Эспрессо». «Латте»… Из всего набора десяти предлагаемых позиций, Польша выбирает просто «Кофе с молоком» (как говорится: «В простоте, есть совершенство») и нажимает на соответствующую кнопку. Автомат запускается в действие и начинает гудеть, что на фоне тишины казалось весьма громким. Неожиданно, в действие приходит и сам швейцарец. Опустив руку с мобильником, попутно выключив его, он залпом допивает оставшийся кофе. Холодная жидкость разливается по горлу и проходит ниже, что приносит не самые приятные ощущения, от чего тот прикрывает рот тыльной стороной ладони, закрывает глаза, нахмурив брови и, сделав короткий вздох, возвращается в обычное состояние. К этому времени кофе с молоком уже приготовился и автомат замолк. Поляк берёт стаканчик и впервые решается заговорить с Швейцарией о личном. — Что-то ты невесёлый. — Чего и о тебе не скажешь, — голос заметно стал живее. Мужчина (ведь, на парня он не смахивал. Германия, как был в этом с ним наравне, так и одновременно казался чуть моложе) сжимает и кидает стаканчик в мусорное ведро, без промаха попадая в него. — Сам-то чего такой потерянный ходишь? Польша выпивает пару глотков кофе, выдыхает, посмотрев вниз, после возвращает взгляд на собеседника, решившись всё рассказать, и подходит ближе. — Видишь ли, я… Я собирался сегодня сходить в гости. К Германии. А точнее попроситься. Я должен был принести кое-какие отчёты, но опоздал. Ты знаешь, как серьёзно он к этому относится. — Ты хотел напроситься в дом к Германии? — что лицо, что интонация ясно указывали на искреннее удивление. — Польша, он никого не впускает туда. Швейцария знал об этом как никто другой. — Да-да, я знаю, — добавляет поляк и делает ещё один глоток кофе. — Если тебе настолько хочется пойти куда-то, то поверь, лучше поищи кого-то другого. Он и сам прекрасно это понимал, но немец был его единственной целью и он собирался добиться этого любым способом, поэтому парень даже не рассматривал других вариантов на сегодняшний вечер. Тут Польша замечает, как взгляд голубых глаз Швейцарии переместился куда-то за его спину, в коридор. Парень оборачивается и видит идущего в их сторону Германию. Немец встречается с Швейцарией взглядом и почти незаметно кивнул, что послужило в качестве приветствия, тот повторил действие, но более открыто и заметно, после чего отстраняется от стены и уходит. Причиной появления здесь Германа стал тот же кофе-автомат. Страна подошёл к аппарату, поставил стаканчик и после нажатия на одну из кнопок, машина вновь зашумела. Польша посмотрел Швейцарии вслед, не понимая, почему, с приходом своего приятеля, тот ушёл. Но первый сегодня вообще вёл себя странно. — Надеюсь, ты не забыл, что в твоём кабинете тебя ждёт ещё стопка документации, — холодно произнёс Германия, а когда договорил, кофе был уже готов. Он взял его и сразу начал пытаться понемногу пить, несмотря на высокую температуру напитка. Пока он здесь, Польша подумал, что это хорошая возможность, чтобы, наконец, озвучить свою идею, да и Германия выглядел сейчас налегке от своих забот. — Германия, — осторожно позвал его парень. В ответ раздаётся лишь «М-м?». — Я тут вечером не знаю чем заняться… Может, я приду к тебе? Немец чуть не подавился после услышанного. Он не знал, что тот хотел сказать ему, но этого уж точно не ожидал. — Может, просто сходим куда-нибудь? — предложение, конечно, было заманчивое, но теперь Польша был заинтересован и преследовал единую цель — попасть в дом Германии. — Но вообще, я никуда не собирался сегодня идти, хотел какой-нибудь страшный фильм посмотреть. — Ну, вот! Хорошая ведь идея, посмотрим вместе, — эта фраза Польши тут же оказалась самым глупым и мало имеющим смысл аргументом: обычно Германия не смотрел фильмы с кем-то. Однако у парня ещё были шансы. — Любишь ужасы? — Ну, не сказать, что фанат, но… — на секунду поляк затрудняется с ответом, но на его лице появляется доброжелательная улыбка и он закончил: — Иногда смотрю. На самом деле, улыбка являлась защитной, ведь покрывала ложь: Польша не особенно любил проводить досуг, смотря то, что будет нагнетать обстановку, лишая какого-либо чувства защищённости, то, что заставит дёрнуться от неожиданности и не даст после этого уснуть, когда больное воображение начнёт представлять себе, что-то находящееся в темноте. Он и не вспомнит, как давно смотрел свой последний фильм, и то, выключенный на половине. — Не знаю даже. — Давай, будет весело! «Боже, что за бред я несу?» — подумал поляк в тот же момент. Но, как оказалось, тактика действовала. — «Весело!». Я ведь не комедию смотреть собрался, — неожиданно, в голову Германии приходит идея. Мужчина отпивает немного уже остывшего кофе и продолжает: — Хорошо! Но у меня есть условие: если ты успеешь выполнить всю свою работу на сегодня, плюс, сделаешь статистику оборота денег за год в нашей компании в общем, тогда двери моего дома открыты для тебя, а если нет… — Германия отрицательно покивал головой. Всё элементарно и просто. И не отказать, и не сделать как просили, поставив свои условия и правила игры — в этом он всегда был, безусловно, хорош. И вот настойчивость Польши, в итоге, вылезла ему боком: столько лишней работы добавилось. — Ты серьёзно? Да на это двое суток, как минимум, уйдёт… — не повышая тон, возмущаться парень. Объём работы был действительно большой, но ведь и Германия не просто так всё это сделал. Он был уверен, что поляк не справиться, и в итоге не выиграет этот, можно сказать, спор. — Если будешь продолжать стоять здесь без дела, то, конечно, не успеешь. Снова, — припомнил немец ему опоздание. Теперь для Польши это стало не просто безобидным желанием сходить в гости, а конкретной целью (попасть в дом) и настоящим вызовом (успеть всё сделать), между которыми находится стопроцентно прямая связь. И всё это произошло менее чем за полчаса его нахождения в здании, а он ещё думал: как же пройдёт его утро? Вот и узнал. После минуты молчания с немного обозленным видом Польша вздыхает и, решив начать выполнять задание, всё же уходит. — Польша! — Что? — откликнулся парень и обернулся, когда уже оказался перед лестницей. — Удачи. Будь на месте Польши сейчас США, так тот бы показал в ответ средний палец. Не со зла, просто у него такой своеобразный юмор. Но поляк, ни сказав ни слова, повернулся и пошёл дальше. Последующие несколько часов, без перерыва на обед, Польша убивает в своём кабинете над горой бумаг, от чего начинали болеть голова и живот. А ещё даже половины не сделано… Это очень расстраивало парня, он уже хотел было забросить это дело, но, сам не понимая зачем, продолжал делать и делать работу через боль. Голова совсем не хотела воспринимать информацию и швырнув ручку на стол, парень закрывает лицо руками и откинувшись на спинку кресла, протяжно стадальчески промычал. — Как я это сделаю? — спрашивает он сам себя, убрав руки. Понедельник — день тяжёлый, очень тяжёлый. Поляк встаёт и подходит к большому, почти на всю стену, окну. Его лицо уже не выражало радости, даже при виде желанной природы, скорее наоборот: это его подавляло ещё сильнее. Кажется, теперь он вообще потерял способность на эмоции. Хотелось приложиться лбом об холодное стекло в надежде, что от этого гораздо полегчает, но это оставило бы на нём пятно и желание пришлось проигнорировать. В очередной раз принося страдание тем, что он не может себе никак помочь. Парень глубоко вдыхает до боли в груди и выдыхает, переведя взгляд на стол. Казалось, он никогда этого не сделает и вновь не успеет, подтвердив тем самым слова Германии. Однако… случилось нечто. На часах 18:30, солнце уже давно перешло за зенит и готовилось к скорому началу своего заката, а небо только приобретало оранжево-жёлтые оттенки. В это время, в компании (в офисе) уже почти никого не осталось, а те, кто и были ещё здесь, собирались расходиться, кто по домам, кто куда-то ещё. Более чем просто с уверенным взглядом, Польша быстрой походкой шёл к кабинету Германии с собранными в файл документами в правой руке. О, нет. Он шёл так быстро, не потому что боялся, что тот, возможно, уже собирается домой (об этом, собственно, можно было вообще не волноваться: Германия уходил всегда поздно) — он шёл так, чтобы поскорее увидеть его удивлённо-разочарованное лицо. Уже ощущая вкус победы. Вновь врываясь в помещение, без стука, но теперь нарочно, парень без каких-либо почестей подходит к рабочему столу и с хлопком кидает файл на его поверхность. Свет в кабинете был уже выключен, что создавало тусклую расслабляющую обстановку. Германия молча следил за происходящим, замерши на месте, затем пару секунд смотрел на незакрытую дверь и наконец начал: — Это что такое? — в недоразумении спрашивает страна, который в тот момент находился возле окна и одевал лёгкое чёрное пальто (очевидно, он всё же, собирался уже уходить, что было достаточно редким явлением). Тем не менее Польша не утратил свой «наглый» вид. — То что ты меня и просил. Статистика нашей компании. Германия удивлённо вскидывает брови, мол: «Ты серьёзно?» и, быстро накинув на себя пальто, подходит к столу. — Да ну? Ты ведь сам говорил, что это невозможно, — добавляет он, прищурившись, вглядываясь в таблицы, что были не особо хорошо видны в плохом освещении. — Говорил. Но я сделал это, так что для меня «двери открыты», верно? Германия делает недовольное лицо, переведя взгляд серо-голубых глаз на парня. — Что ж, уговор есть уговор, — в этот момент вся решительность Польши слетает к нулю и на замену приходит восторг: он столько мучался с теми бумагами и наконец он услышал заветные слова, во что он даже не мог поверить. — Тогда, — Германия берёт лежащую на кресле сумку для ноутбука, в которой тот уже лежал, перекидывает её ручку через плечо и поднимает голову вверх, смотря в потолок, будто там написано продолжение фразы, что он хотел сказать, — Приходи на 20:30, — немец опускает голову обратно. — Устраивает? — Эм-м… — Польша попытался собраться с мыслями после нахлынувшего восторга, что попросту отшиб ему ум. — Да, да, я могу. — Ну, тогда до вечера. — Германия открывает дверь чуть шире и свободной рукой делает жест «прошу на выход». Они выходят из кабинета, Германия достаёт из кармана штанов ключи и закрывает дверь. После они вместе идут по длинному тёмному коридору, по которому чётко эхом раздавался каждый малейший шорох и то, как Германия клал ключи обратно в карман. — Ты что, так пришёл? — поинтересовался немец, имея в виду одежду. — Да, а что? Утром было тепло. А ты у нас, я смотрю, северник, — подшучивает поляк. — Всё в пальто ходишь. — Ой, да, поговори мне тут, — огрызается тот. Его немного нервировали разговоры о том, что вокруг тепло, а он при этом якобы мёрзнет. Есть страны, что и посильнее одеваются и их это не парит (во всех смыслах этого слова). Через несколько минут они выходят на улицу, где их сразу же обдувает прохладный ветерок, наполненный сладким запахом цветущих деревьев. Для Германии это было слишком сладко, но Польшу всё устраивало. Он, безусловно, был счастлив выбраться на волю и провести этот вечер с кем-то. — Вот видишь, теперь дует ветер. — Всё равно не холодно. Сейчас их дороги расходятся: Польша идёт в одну сторону, а Германия в другую, направляясь к своей машине (чёрный «Volkswagen»), но чуть больше чем через полтора часа, они вновь встретятся в доме, где ещё не было ни одного гостя до этого. Немец садится в авто, кладёт сумку на соседнее сидение, вставляет ключ в замок зажигания и заводит, приятно зарычавший, мотор. Машина выезжает со стоянки и покидает территорию компании, скрываясь вдалеке. Польша в последний раз глянул ему вслед и направился домой. Вскоре, когда закат стал более заметен и Германия прибыл к своему шикарному и такому недоступному для остальных дому, он обнаружил для себя, что внутри всё было достаточно убрано и опрятно. Он знал, что здесь всё всегда аккуратно сложено и на своих местах, но, как хороший хозяин, он не мог не проверить этого дополнительно. Несмотря на одиночество, тут всегда царил уют и тепло. Было приятно находиться здесь и коротать вечера, смотря фильмы или читая какую-нибудь книгу. Но это было поверхностное мнение о том, что можно было увидеть лишь физически, что на самом деле скрывало за собой нечто за гранью реального. В этом доме всё было далеко не так просто. После смерти Рейха, несмотря на то, что его ненавидели, всё же нашлись люди, которые отмолили его душу и та, как говориться, отошла в мир иной по всем правилам подобных ритуалов. Однако, его предшественника, Германскую Империю, ненавидели ещё больше и просто забыли о нём после его смерти. Никто и не собирался его отмаливать. А зря, ведь это повлекло за собой определенные последствия. (Обычно, в похожих случаях, душа человека остаётся в реальном мире до тех пор, пока та не совершит того, что не успела при жизни). В доме, в который ещё не ступал гость, на самом деле обитал «гост» («Ghost» с англ. — призрак). Душа самого ГИ (оказывается она у него таки есть, точнее была). Но никто об этом даже не подозревал, несмотря на очень редко происходящие странности: то вещи куда-то исчезают и проявляются через какое-то время в другом месте, то по ночам слышатся странные шорохи, хотя, не только по ночам, то техника может включиться сама собой. Это не было угрозой. На самом деле, призрак просто так страдал от скуки и пытался себя чем-нибудь развлечь. Оказалось, быть призраком — есть достаточно скучным существованием. Германия же игнорировал все эти знаки: он был до жути непереубедимым скептиком, не верил в подобное и всегда всему находил логическое объяснение. Несмотря на то, что обожал смотреть страшные фильмы с уклоном на мистику. Может, от того он их и не боялся, что просто в это не верил. Можно задаться вопросом: почему ГИ просто не пойдёт и не сделает то, что его освободит от такой «жизни»? Но не так это и легко. Везде есть свои правила: он не мог покинуть дом. Он легко мог передвигаться по нему в любых направлениях, высовываться за окна и двери на улицу или даже посидеть на крыше. Однако, стоит ему отойти от него только на шаг, как всё тело начинает резко, невыносимо болеть, да так, словно горит в огне — заходя обратно в дом, боль утихала, будто ничего и не было. С пунктом «сделать то, что его освободит» тоже есть свои трудности. Ведь его особой целью всегда был Польша. А как он вообще может сделать хоть что-либо, если Германия и даже Рейх, до него, не пускали в дом никого. Единственное, что здесь менялось, так это ремонт и дизайн здания, который постоянно шёл в ногу со временем. И так, два поколения подряд, Империя был обречён на скучное, унылое существование… До сегодняшнего дня. Германия поднялся на второй этаж в спальню, быстро переоделся, сменив привычную для всех белую рубашку на чёрную футболку, а чёрные штаны на серые джинсы и спустился обратно. Побежал на кухню, налил себе в стакан апельсиновый сок и побежал в гостиную, включил там свет, попутно схватив пульт и включил плазменный телевизор. ГИ в своей привычной военной форме старого типа сидел в кресле, находящемся рядом с диваном и, подперев лицо рукой, молча наблюдал за тем, как Германия носился по дому. — Что-то он странный сегодня. С каких это пор он так бегает? — спрашивает мужчина сам себя, ведь больше его никто и не слышит. Младший немец, наконец, усаживается на диван и поставив стакан с соком на журнальный столик, до этого, немного отпив, принимается активно искать в интернете страшные фильмы. — Смотрит он ужасы, а как же. Что бы такого найти… — перелистывая меню, говорит он. — Нужно что-то действительно годное. — Не понял, — удивлённо произносит ГИ, немного сдвинув брови и смотря на своего внука. — Ты что, пригласил кого-то? Да не-ет. Быть такого не может. — Вот я устрою Польше, он неделю спать не будет, после этого кошмара. В этот же момент сознание Империи просто разбилось, как стекло. Впервые, за многие десятилетия, он услышал то, что повергло его в шок. — Polen?! — ГИ аж приподнялся с места. — Он придёт прямо сюда? Сегодня?! Это был, поистине, шанс. Немец не имел права не воспользоваться этой возможностью. Ему срочно нужен был план. И он в растерянности начал пытаться что-то придумать. Но что может сделать призрак, когда его не то что никто не слышит и не видит, а попросту могут пройти насквозь, не заметив? Значит… в первую очередь… ему нужно тело. Придя к такому выводу, растерянность мужчины сменяется на холодный расчёт и его лицо становится серьёзным. Империя вновь перевёл взгляд своих серых глаз на Германию — теперь этот взгляд был наполнен когда-то забытым злом, он вновь выражал желание убивать и у него уже появился план, как это сделать. Казалось, его глаза потемнели ещё сильнее. «Да, Польша. Эта ночь, действительно, окажется для тебя настоящим кошмаром», — подумал ГИ, предвкушая настания тьмы. Дом Германии находился достаточно далеко, а машины у Польши нет, тут его и выручает велосипед. Сейчас на часах 19:47 — самое время, чтобы выбраться в дорогу, если он, конечно, не хочет снова опоздать. На улице уже заметно посвежело и пришлось одеться чуть теплее. Парень накидывает поверх красной футболки белую рубашку (не рабочую) и, подкатив рукава до локтей, направился к выходу. Польша выключает свет в прихожей, выходит на улицу и замыкает дверь. Солнце уже скрылось за горизонт, но небо всё ещё оставалось достаточно светлым. Положив ключи в карман, поляк подходит к серо-белому велосипеду, что был предварительно оставлен под окном, обпёршись об стену, и откатив его к тропе, которая через два километра переходила в асфальтированную проезжую дорогу, запрыгивает на сидение и начинает крутить педали. Первые три метра руль не поддаётся управлению из-за каждого малейшего камушка, попадающего под переднее колесо, но взяв чуть больший разгон, он выравнивается и продолжает свой путь достаточно гладко. На асфальтированной идеально ровной дороге, что оказалась совершенно пустой, скорость повышается куда быстрее. По обочным сторонам пока что продолжался лес, но он становился всё реже с каждыми проеханными десятью метрами. В отрывках между густыми скоплениями деревьев находились что-то вроде поляны с высокими зарослями травы, но теперь Польша не хотел рассматривать природу: он хотел набрать максимальную скорость, он жаждал адреналина. Ведь до этого ни разу не делал подобного. Вскоре от леса не остаётся ничего, а то что должно было быть полянами, скорее напоминало поля, по левую сторону которые были бескрайними и доходили до самого горизонта, от куда пробивались последние огненные лучи, что окрашивали края синих облаков яркими пылающими лентами. Не сбавляя скорости, Польша поднял голову, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Однако совершил ошибку. Неожиданно, на дорогу из зарослей выбегает лиса и парень замечает её облик, боковым зрением. — Ох, чёрт!!! — успевает выругаться он, резко опустив взгляд на дорогу, но зрение не успевает сфокусироваться и он отдёргивает руль в сторону. Перепуганное животное тут же убегает обратно, а Польшу на полной скорости выкидывает на обочину. Велосипед перекидывается ещё один раз и падает на бок. К счастью, трава смягчает падение и поляк сразу приходит в себя, видя крутящееся рядом с своей головой заднее колесо. Сердце выпрыгивало из груди от перенесённого стресса, а через пару секунд он начал ощущать боль в коленях и руках, в целом. — Гхах, да что за день такой?! — вставая через боль, распространившуюся по всему телу, воскликнул упавший. Первым же делом, Польша полез в нагрудный карман рубашки, которая на величайшее удивление оказалась чистой (ну, разве что, сухая трава поприцепилась), он достал от туда телефон и начал его расматривать, размышляя о том, сколько неудач с ним сегодня произошло, а после случайно вспоминает, что это уже второе падение его телефона. Вот и не пойми, удачный этот день или нет. Ведь было много работы, он сбил с ног Украину, уронил телефон, опоздал и вот, слетел в велосипеда, но одновременно с тем он успел всё сделать, Украина не обиделся на него, телефон ни разу не разбился, Германия не выдал его Великобритании, он не поранился и не вымазался только что, да и его транспорт, кажется, в порядке. Получается, всё не так уж и плохо. Помогая себе руками, поляк встаёт с земли, кладя телефон обратно в карман. Он отряхнулся и с радостью осознал, что боль уже прошла и можно было смело продолжить путь. Парень поднимает своего двухколёсного и возвращает на дорогу. Ещё раз оглядев его, он снова усаживается и подперев ногой себя вместе с велосипедом, оглянул всё вокруг, надеясь увидеть ту лису. Но никого уже не было. Глубоко вздохнув, страна приводит педали в действие и продолжает свою поездку. Он решил, что не будет рассказывать об этом Германии. Ни к чему ему знать о его бедах. К тому же, зачем его, человека с медицинским образованием (хоть он этого и не афишировал), этим тревожить, если боль прошла сама собой. Через полчаса быстро стемнело и всё вокруг стало чёрными силуэтами на фоне синего неба, на котором начинали проявляться яркие созвездия. Польша добирается до указанного места встречи и перед ним предстаёт двухэтажный, хорошо освещённый, дом с большим чердаком и шикарными балконами с огроменными стеклянными окнами, почти, как в их офисе. Польша тормозит в семи метрах от входной двери дома, обпирается ногой об землю и почти открыв рот от удивления, поднимает голову, осматривая всё от первой ступеньки ведущей к двери (которых всего две) и до самого кончика крыши. — Ну, ничего себе немцы живут! Поляк опускает взгляд, перевёв его на чёрный Фольксваген, что заманчиво поблёскивал, отражая свет, исходящий от дома, а после как-то печально опускает на землю. (Парадокс: Польша старше Германии и знал его предшественников, однако, из них двоих, именно он выглядел суетливым парнем, которому на вид лет может чуть за 20, в то время как Германия выглядел на свои настоящие 28. Чудеса сего мира, не более, в котором возраст совершенно не имеет значения и особого влияния на внешний вид. Можно было общаться с какой-нибудь страной, полагая, что ему около 30, когда на самом деле ему может оказаться уже не одна сотня лет существования. Например, тот же Швейцария. Удивительно, но правда). — Что ж, — он достал телефон и включил, чтоб посмотреть время, экран зажёгся, больно ослепив глаза, привыкшие к уличной темноте, показав 20:25 и парень вздыхает. — Пора. Положив мобильник обратно, он слазит с велосипеда и растерянно осматривает двор, в поисках места для него. После, не найдя особо чего-то подходящего, подкатывает его к ступенькам и оставляет сбоку от них. Страна поднимается к порогу и собравшись с мыслями, нажимает кнопку звонка. В ожидании, Польша не находит себе места. Хотелось сбежать, но тут дверь открывается и перед ним предстаёт хозяин дома. Парень был крайне поражён, впервые увидев Германию не в рабочем костюме. Казалось, перед ним стоит вообще другой, незнакомый ему человек. — Привет, Польша, — произносит Германия, типа: «Просыпайся». — А, да. Привет. — Гляньте, и даже вовремя. Ну, заходи. — Ты, что, теперь вечно мне это припоминать будешь? — спрашивает гость, заходя внутрь. — Нет, — немец закрывает дверь. — Только сегодня, — и на секунду ехидно улыбнулся. — Разувайся, проходи. Польша делает, как ему сказали и Германия провожает его в гостиную. — Чего-нибудь хочешь? — Эм… Не знаю, даже. Можно чай? Зелёный. — Конечно, — коротко отвечает немец и уходит. Такая обаятельность. Аж не верилось, что он его первый гость. Польша осмотрел комнату, изучая все детали и каждую вещь, находящуюся там. Вдруг, он начал ощущать словно находиться здесь не один и чувствовал на себе чей-то взгляд, даже не подозревая, что в этот момент за ним, действительно, так же внимательно наблюдали… — А вот и твой чай, — оповестил немец, зайдя в гостиную, и вручает поляку чашку с горячим чаем. Сдерживаясь, Польша начинает тихо шипеть, аккуратно поставив горячую чашку на журнальный столик. — Спасибо, — с улыбкой, отвечает тот, отряхивая руку, наболевшую от высокой температуры. Затем, Германия подходит к выключателю и гасит в комнате свет, подсветкой для которой послужил включенный экран телевизора. Немец садится на диван рядом с поляком, попутно захватив с собой пульт со столика. И снова начал листать, уже неоднократно, знакомое меню. — Ну что? Есть предложения? — Ты же сам хотел что-то посмотреть. — Мало ли, ты ведь у нас, оказалось, тоже «иногда смотришь». Польша замолкает, не зная, что ответить, а Германия продолжил поиск фильма, который нашёл до его прихода. Он и сам его ещё не смотрел, но в описании говорилось что-то, вроде бы о проклятии, об игре. Он особо в это не вникал. Но, судя по общим признакам, фильм должен был быть очень даже страшный. К своей печали, Польша почувствовал, что из-за его поездочки против ветра, ему продуло шею и горло немного начинало болеть. Парень тут же берёт свой, ещё не успевший остыть, «заказ» и, сдерживаясь, набирает горячую жидкость, пытаясь сразу глотнуть. Так его хватает лишь на два глотка, дальше становится больно и приложив обе ладони к чашке, он опускает её. Жестоко в какой-то степени, но таков один из способов. — У тебя всё в порядке? — заметив это, удивлённо спросил немец. — Да. Не обращай внимание. — Ладно, тогда начнём. Германия ещё раз нажимает кнопку и начиная с чёрного экрана, фильм запускается. Уже со старта угнетающим голосом, как привычно, перечисливаются авторы сценария, режиссеры и т.д. Прозвучало название, которое поляк просто пропустил мимо ушей, снова сделал пару глотков и облизал после этого нижнюю губу. Наконец, парень поднимает взгляд на сам экран телевизора и начинает вникаться в сюжет фильма. По сути, страшного ещё ничего даже не началось, однако, подсознание Польши уже начало себя накручивать. Плюс, эта темнота кругом, лишала покоя, чего и добивался Германия, но парень пытался не подавать виду. Позже, когда изредка начались проскакивать действительно жуткие кадры, Польша не мог контролировать себя и дёргался от неожиданных моментов, после чего, нервно выдыхал и продолжал просмотр, иногда отводя взгляд. ГИ это забавляло: наконец, за долгое время, хоть кто-то в этом доме испытывал страх. Он собирался дождаться конца фильма, но ему так хотелось притронуться к столь желанному, сам не зная почему, ведь его единой целью было убить поляка, а не любоваться им. В принципе, а что ему мешает прикоснуться? К тому же, если это сможет его напугать, что будет ему только на руку. Мужчина подходит к парню сзади и проводит рукой по плечу. Тот сразу, дёргается и тело пробирает волной дрожи, как от холода. Но промолчал и сел поудобней, делая вид, что ничего странного не было. — Страшно, что ли? — не отрываясь от просмотра, спрашивает Германия. — Эм… Нет- нет, всё в порядке, — неуверенно отвечает парень, потирая то самое плечо и не понимая, что это было. Наверное, лучше и не знать. Империи снова стало скучно, ему уже было невтерпёж начать всё «веселье», но чтобы всё получилось, как следует, нужно соблюдать план. Проходит ещё два с половиной напряжённых, особенно для Польши, часа. Германия слишком спокойно сидел, смотря на жестокие кровавые расправы, чего не скажешь о бедном поляке. Его очень задевали эти моменты, а учитывая, что когда-то его самого чуть не разорвали на части, желая убить (что длилось не год и не два), то становилось вообще плохо. И зачем он только на это согласился? Экран потухает и комната оказывается в полной темноте, указывая на то, что фильм закончился и парень вздыхает, чтобы успокоиться и выровнять дыхание. Это был конец, что, на самом деле, являлся сигналом для старшего немца начать свои проделки. И всё только начиналось. Польша достаёт телефон, тот показал 23:13, и грустно поднимает взгляд на Германию, который встал, направившись к выключателю. — Ух, неплохо-неплохо. Я думал, что будет скучнее. В ответ Польша промолчал. Германия включает свет и переводит взгляд на парня. — Польша, что с тобой? — …ничего. Ладно, — парень с трудом встаёт с дивана: ноги стали словно ватные, но не от того, что долго сидел, а от увиденного. — Спасибо за всё, но, наверное, мне уже пора. — Польша, постой! Куда, ты пойдёшь? Ночь на дворе. — Ну… Поеду. Собственно, так же, как и приехал. — Нет, нет, нет. Об этом не может идти и речи. Во-первых, ты приедешь домой аж в полночь и то, если успеешь, а потом тебе рано утром идти с недосыпом на работу. А во-вторых, я просто не могу отпустить тебя в таком состоянии за руль, пусть он и велосипедный. — Даже не знаю. Не хочу быть для тебя лишней заботой. — Я настаив… — не успевает он договорить, как в ту же секунду во всём доме отключается электричество. В моментальной панике, Польша замирает на месте. — Германия. Что происходит? — заметно перепуганным голосом, спросил Польша. — Ай… Такое бывает. Похоже, что-то с электрощитком, — отвечает немец, так же абсолютно ничего не видя, но в отличии от того, имел преимущество: точно знал, где что находится. Германия просчитал всё расстояние и уверенно пошёл к тумбочке в углу комнаты. — Германия! — перепугано воскликнул поляк, услышав шорохи и как кто-то проходит мимо. — Дурень, у тебя телефон в руке! Включи его! Польша в шоке осознаёт, как сглупил. Ему даже стало стыдно, от этого и он включает мобильник. Найдя в тусклом освещении Германию, роющегося в верхнем ящике, парень спокойно выдыхает. — Ну что, пошли? — спрашивает немец, найдя мощный фонарик и проверив его работоспособность: включив, выключив, снова включил и направил на гостя, от чего тот кривит лицо из-за яркого света. — Куда? — К электрощитку, разумеется. Или ты предпочтёшь остаться ждать меня здесь? — Э-э, не уж! Я, лучше, с тобой, — быстро принимает решение бело-красный, лишь от одной только мысли, представляя, как будет находиться в тёмной комнате совершенно один. Тем более после жестоких сцен фильма. Германия вышел из гостиной и направился прямо по небольшому коридору. Вслед за ним, не отставая ни на шаг, шёл Польша, попутно разглядывая всё вокруг. Вскоре они останавливаются перед старой деревянной дверью, что хоть и была по новой окрашена, выделялась из всего интерьера, поскольку просто не вписывалась в него. С трудом немец открывает ту дверь, выбивая, после двух ударов об неё плечом. Оказалось, за старой деревянной опорой находились ступеньки, ведущие вниз, откуда заметно потянуло холодом. Очевидно, там находится подвал. Немец направляет мощный луч фонарика в конец лестницы. Польша осторожно заглядывает туда из-за его спины и, ни сказав ни слова, Германия сходит с места и начинает спускаться. Поляку очень не хотелось идти в то жуткое место, но оставаться наедине, было ещё страшнее. К тому же, он снова начал ощущать на себе чей-то взгляд. Постоянно оглядываясь, парень поспешил за хозяином дома. ГИ хотел бы, чтоб тот подвернул ногу или даже упал, но сейчас это было никчему. Всему своё время. К тому же, это было бессмысленно, ведь рядом находился, считай, квалифицированный врач, который сразу бы смог оказать помощь. В холодном подвале Германия подходит к щитку и с противным скрипом открывает его дверцу. Похоже в доме постепенно менялось всё, кроме этого места. Польша стал на проходе, в ожидании появления электричества. Перекрестив руки, парень печально посмотрел на бетонный пол, случайно вспомнив, как его безжалостно пытали в подобных помещениях. Но после нескольких щелчков переключателей в щитке, его вытягивает из мыслей приятным звук, словно электроволна, пройдящая по всему дому, и вновь запустившая все приборы. — Да здравствует цивилизация! — шутя, воскликнул немец, подняв голову и развёв руки в стороны, попутно выключив фонарик. Польша усмехнулся в ответ. Его, безусловно, радовала эта новость. Наконец, можно ни о чём не беспокоиться, он даже забыл о тех мыслях и вообще о том, что они смотрели фильм до этого. Парня настигло одно желание: поспать. Поэтому, он уже не хотел спорить с немцем о том, чтобы уйти. — Германия, — позвал поляк и, прикрывши ладонью рот, тихо зевнул. — Да? — Я остаюсь. Тот одобрительно покивал, мол: «Я же говорил». Они оба вышли наверх и Германия заново захлопывает старую дверь. — У тебя, в принципе, есть два варианта, — начинает он, идя по теперь хорошо освещенному коридору в гостиную, чтобы положить взятое на место. — Или ты можешь спать со мной, а у меня большая двухместная кровать, на которой я постоянно сплю с краю, так что тебе места хватит, или, если ты у нас особо стеснительный, то можешь скромно потесниться на том диване. — Ох, слушай, я сейчас на ковёр упаду, не то, что куда-то дойду. — Тогда пошли наверх, — принимает за него решение немец и отводит на второй этаж, по пути выключая везде свет. Быстро преодолев ступеньки и расстояние к нужной двери, он приводит Польшу в спальню. В самой комнате так же выключен свет, но всё было видно, благодаря слабому освещению от светящихся цифр на электронных часах, стоящих на тумбочке, почти напротив кровати. Они заходят внутрь и Германия сразу стягивает с кровати одеяло. — Можешь так ложиться. Всё равно я и сам люблю, придя с работы, завалиться сюда в уличной одежде. — О-о, спасибо, Германия, — уставшим голосом произносит поляк и ложиться ближе к выходу. — Пожалуйста. Немец укрывает своего гостя и, обойдя кровать, ложиться на оставшуюся половину, напротив окна. Обычно он ложится позже, но желание Польши поспать оказалось слишком заразным. Дальше разговоры были просто лишними, и их обоих моментально отключает… …Польша пробирается сквозь колючие заросли веток. Вокруг тишина и сплошной лес, весь чёрный, без единого живого дерева. Только где-то вверху слышалось, как ветки покачивает лёгкий ветерок. Он не знал, куда так спешит, не знал, что вообще происходит и где он находится, но он знал одно: нужно бежать. Небо было пасмурным и казалось, что в любой миг с него может сорваться сильный ливень. Весь уже исцарапанный колючками, парень, постоянно оглядываясь, продолжал в спешке продвигаться, сам не зная куда. Как вдруг его останавливает рычание. Парень неохотно поворачивается и видит, что перед ним, на небольшой, такой же безжизненной поляне, стоит большой чёрный волк. Зверь, явно, был агрессивно настроен. Парень не мог пошевелиться от ужаса, при одном только виде оскаленных острых зубов с длинными клыками, что запросто могли разорвать. Волк опускает голову чуть ниже и прижимает уши назад, не прекращая издавать своё страшное рычание, что придаёт ему ещё более угрожающий вид. Животное делает пару шагов вперёд, на что Польша незаметно переставляет ногу назад. Он не знал, как ему действовать и до последних сил пытался держать себя в руках, однако, это продлилось недолго. Инстинкт самосохранения всё же берёт своё и парень начинает бежать обратно. Волк тут же срывается с места в погоню за ним. Польша с трудом пробегает жалких 10 метров, но вдруг чувствует, как в ногу с силой больно впились острые зубы хищника, и падает… В холодном поту Польша подрывается с подушки. С отдышкой, он рассматривает всё ту же спальню и часы с подсветкой. «Это был сон. Всего лишь сон!» — в мыслях успокаивал он себя. После глубоко вздыхает и возвращает себе покой. Прислушавшись, он заметил, что вокруг было тихо. Слишком. Настолько, что, казалось, что сама тишина и является сплошным шумом, который обращал на себя всё внимание и мешал сосредоточиться. — Гер… — не успел договорить парень, как передумал того будить. Он хотел спросить разрешения пойти попить воды, но не захотел тревожить мирно спящего немца. Одновременно с тем, он случайно обратил внимание, что горло уже почти не болело. Польша убирает от себя одеяло и встаёт с кровати. Он посчитал, что и сам способен во всём разобраться, главное только найти саму кухню. Спустившись на первый этаж, парень начал свои поиски, но вдруг подумал о том, что, может, сюда больше никогда не вернётся и было бы не плохо здесь всё осмотреть. В то же время в спальню пожаловал призрак ГИ. Мужчина подошёл к кровати и аккуратно присел возле родственника. Пройдясь по нему взглядом, старший немец положил ладонь на его плечо и чуть наклонился, чтоб напоследок посмотреть на спящего. Пока он, это ещё, действительно, он. — Не волнуйся, Германия, ты даже ничего не заметишь, — тихо говорит Империя, не будучи уверен выйдет ли у него, ведь никогда такого не проводил. С физической точки зрения в комнате, кроме Германии, никого не было. Младший немец начинает трудно дышать и вертеться, словно ему тоже снился кошмар, но уже через 6 секунд он неспешно открывает глаза, прикрыв их рукой. Когда мужчина убирает руку, то глаза становятся видны. Серые, совершенно не те, что принадлежат доброжелательному, трудолюбивому Германии. Поняв, что произошло, мужчина тут же присаживается и одновременно с удивлением и восхищением осматривает себя. После проводит рукой по одеялу, проверяя чувствительность. Он отчётливо ощущал каждое малейшее прикосновение (и наконец, не проходил насквозь), у ГИ получилось, он вселился в тело Германии и это оказалось намного легче, чем он думал. Однако, восхищаться некогда: через какое-то время душа Германии вновь вернёт обладание над телом, нельзя было откладывать ни на минуту, пора начинать шоу… Немец приходит на кухню и с характерным металлическим звуком вытаскивает из подставки два самых больших ножа из набора. Провёв пальцем поперёк лезвия, он проверил их остроту и собирался уже уходить, но в этот момент Польша сам добирается туда и останавливается на проходе. Он дёрнулся от неожиданности, заметив кого-то в темноте, но узнав в силуэте хозяина дома, мигом начал искать себе оправдание. — Германия? Я думал, ты спишь, — парень осторожно делает шаг вперёд. — Прости, я просто хот… — Польша… — перебивает его Германия. Его голос звучал как-то настораживающе и неестественно. Он начинает поворачиваться к гостю. — Польша, Польша, как же долго я этого ждал… Парень замечает блеснувшие лезвия ножей в его руках, а после, посмотрев на лицо, ловит на себе холодный безжалостный взгляд серых глаз. — Герман… Он вновь не успевает воскликнуть его имя, когда тот неожиданно замахивается и умело швыряет нож. Польша чудом успевает увернуться и начинает бежать куда глаза глядят. Кухонный прибор, ставший оружием, встряёт в стену. Германия перекладывает оставшийся нож с левой руки в правую и начинает быстро идти за поляком. Можно было особо не гнаться, парню нет куда отсюда бежать, дверь заперта и дом стал настоящей ловушкой для него. — Куда же ты? Польша, чуть ли не спотыкаясь, бежал сквозь темноту. Благо, похождения по чужому дому принесли свою пользу и он предполагал, где можно спрятаться. Парень искренне не понимал, почему тот начал себя так странно вести и никак не хотел верить, что Германия, как и его родственники, желал ему смерти. Забежав, сам не пойми куда, поляк присаживается и прячется в углу за комодом. Это казалось глупо и безнадёжно, но в панике он не мог обдуманно и целесообразно принять хоть какое-то решение. Страх полностью взял над ним верх. — Hey, Polen, — как-то мягко, но по-маньятски доноситься из коридора. Тут шаги начинают приближаться, парень придерживает рот рукой и закрывает глаза. Казалось, паника начинала переходить в настоящую истерику. — Нет смысла прятаться! — буквально крикнул немец приказным тоном. Бедный Польша посчитал, что его выкрыли и срывается с места, чтобы вновь сбежать. Одержимый вмиг это замечает и снова швыряет нож, но в этот раз успевает. Замах оказался несильным, из-за чего нож ударяется лезвием об правое плечо и падает, сделав неглубокий, но очень болезненный порез. Польша вскрикнул от моментально наступившей боли, что вызвало у Империи улыбку и тот забрал упавшую вещь. Логично понять, что и рубашку тоже прорезало (а вот футболку под ней, на удивление, нет) и её, успешно оставшееся после падения чистой, белая ткань вмиг пропитывается кровью, растекаясь по рукаву небольшим красным пятном. Польша продолжал бежать куда не попадя, прижимая рукой раненую часть и вновь оказавшись в какой-то из комнат, всё-таки начал понимать, что действительно: ему нет куда бежать и где бы он не спрятался, его всё ровно найдут. Однако это никак не значило прекратить попытки себя спасти. Боль становилась только сильней и пульсирующей, на глазах начали появляться слёзы, а в голове промелькнула мысль: «Неужели, история снова повториться?». Вдруг парня осенило, прислать хотя бы сообщение о помощи, и он суёт руку с окровавленными пальцами в карман. Но вдруг с ужасом осознаёт, что телефона нет. Наверное, он остался на кровати. Из тысячи мыслей Польшу вытягивает одна странность, что он случайно заметил — стало тихо. Слишком тихо. Хоть это и весьма подозрительно, но, возможно, это шанс, чтобы добраться до мобильника. Парень встаёт, держась за плечо и выходит из комнаты, оглядевшись по сторонам. Ноги подкашивались от страха, а всё тело неконтролируемо трясло. Пытаясь не вспылить, он тихо покрался в сторону лестницы на второй этаж. Но, как только с кухни послышался очередной звяк ножей, весь контроль слетает под ноль. Знал бы он, что на самом деле, ножи съехали сами собой. В невероятной панике, Польша со всех ног несётся по коридору, взбирается по ступенькам, при этом оглядываясь назад и совершенно не видя, что (а точнее «кто») находится впереди. Но оборачивается слишком поздно. — Überraschung! — воскликнул немец, что значит «Сюрприз» и резко оттолкнул его назад. С глухим ударом Польша падает на ступеньки прямо спиной, задевая так же затылок и съезжает ещё на три ступеньки вниз. Парень не мог пошевелиться от боли и даже дышать. Еле слышалось, как он, задыхаясь, пытался сделать хотя бы вдох, продолжая смотреть в потолок. Германия сходит с места и приближается к, казалось, умирающему Польше, но он прекрасно знал, что это всего лишь болевой шок, который вот-вот пройдёт сам. Так и происходит: как только немец становиться рядом, поляку удаётся вдохнуть и более-менее прийти в себя. Мужчина грубо хватает его за порезанное плечо, заставляя встать и тот еле сдерживает крик от адской боли. На одной из ступенек остаётся бардовое пятно от стёкшей с его затылка крови. Парень уже не имел сил на сопротивление, а позвоночник ужасно болел. Германия взял его за воротник рубашки и потащил на второй этаж. Поднявшись наверх, мужчина швыряет поляка на пол, от чего тот ударяется об пол грудью. Он больше не мог ни терпеть это, ни сдерживать плачь. Но инстинкт беспрерывно внушал: беги, беги. Польша из последних сил еле приподнимается на локтях и пытается как-нибудь отползти, хотя бы на какое-то расстояние. Как говорится: надежда умирает последней, конечно, если есть на что надеяться. Но тело слишком ослабло. Тот подходит к нему и, вдобавок, ударяет ногой по животу, от чего поляк ложиться на пол сжимая руками место удара. Слёзы беспорядочно стекали по его лицу и, пытаясь сдерживаться, он скулил от боли. Казалось, словно радужка глаз одержимого немного светилась, но это была всего лишь иллюзия: его серые глаза просто хорошо улавливали малейшее попадание света на них, что только придавало ему ещё более угрожающий и мистический вид. — Бедненький Польша, наверное, тебе сейчас очень больно, — издевается тот. — Позволь, я помогу. ГИ хватает его за предплечье, разворачивает к себе передом и бросив на пол, практически душа, прижимает его шею левой рукой, но не так сильно, чтоб тот задохнулся. В ладонь чётко отдаётся ускоренный пульс жертвы. — Германия! — отчаянно и умоляюще пытался дозваться до него парень и убрать руку от шеи. — Да что с тобой?! Тот тихо посмеялся в ответ, опустив голову и отрицательно ею покивал, а после поднял обратно. — Германия… Германии сейчас здесь нет. — Ч-что? — А ты, разве, не узнаешь меня, Polen? — Но, это невозможно… Империя? — сомневаясь, спросил Польша, вглядываясь в когда-то знакомые серые глаза, что хорошо были видны, благодаря освещению белых уличных фонарей, свет которых проходил через окно и стелился вдоль коридора, в котором они находились, что также позволяло хорошо рассмотреть друг друга. Было сложно поверить в это, однако то, что он видел перед собой, указывало лишь на одержимость. — Германская Империя! — воскликнул немец, замахнувшись ножом в правой руке, готовясь нанести последний удар. На что Польша просто сдался: он убрал руки от руки Германии, что сжимала его шею. Он устал бороться и уже был готов принять смерть, лишь бы это всё быстро закончилось для него, как страшный сон. Но для немца эта реакция была совершенно странной и даже непредсказуемой, вдруг он меняется в лице. Могло показаться, что сама душа Германии вновь вернулась в тело (что сейчас было бы кстати), но это всё ещё, безусловно, был Империя. Рука ГИ начинает медленно опускаться, после мужчина и вовсе швыряет нож в сторону и тот, то с глухим ударом рукоятки, то с звоном лезвия, падает на пол, оказавшись где-то в трех метрах от них. Польша не понимал, что происходит. До сих пор оставаясь в сильной хватке Германии, ему случайно вспомнилось, как во сне: волк стоял на месте, пока он тоже бездействовал, но когда он побежал (начал сопротивляться), зверь сразу пошёл в атаку. — Niemcy? — удивлённо, с опаской, тихо произнёс поляк. Империя молча разглядывал жертву. Он впервые видел его столь напуганным и беззащитным, так близко к себе. Не то, чтобы он когда-то испытывал жалость, но, почему-то, его это остановило. Возможно, потому что за время всех тех нападений на него, они ни разу ещё не приходили к этому завершающему этапу, который решил бы всё раз и навсегда. Тут он начал понимать, что его желание присвоить Польшу обрело совершенно иной смысл, не тот, что ранее. Польшу вновь пронизывала боль в животе и он сжал зубы, отвёв заплаканный взгляд куда-то в сторону окна, попутно обняв руками болящее место. Но тут ГИ смещает руку с шеи к подбородку парня и поворачивает его голову обратно, чтобы быть лицом к лицу, одновременно с тем наклонившись к нему ближе. Он сам не понимал, что делает — но он хотел это делать. Польша перемещает руки на тело Германии, пытаясь держать его от себя хоть на каком-то расстоянии. — Империя, что ты… — в испуге и недоразумении спрашивает парень, но его прерывает достаточно нежный поцелуй в губы, что совсем не соответствовало привычной грубости ГИ. Несмотря на эту оказанную нежность, Польша никак не желал поддаваться и не разжимал зубов, на что тот начал действовать настойчивей, попутно, проводя языком по его нижней губе и немного кусая. Поняв, что поцелуй просто неизбежен и не выдержав манипуляций, поляк всё же открыл рот, зажмурив глаза. В этот момент, в его груди словно что-то раскололось на части и он трудно выдохнул, чуть простонав от боли в поцелуй, что безусловно приносило немцу удовольствие. Его язык проворно обплетает язык поляка, от чего обоим становиться очень жарко. Немного смирившись с тем, как скользкий язык мужчины управлялся у него во рту, Польша пытается дать взаимный ответ, чтоб не казаться в край бездействующим. Хотя, он и вовсе не собирался оказывать врагу и ужасу всей его жизни такие подачки. Неуверенно и не так умело он попытался проникнуть в его рот, но тут же получает отпор и тот быстро возвращает своё лидерство. Радовало, хотя бы то, что тело Германии. Хотя, Польша уже не знал: успокаивает его эта новость или больше пугает. От нехватки воздуха поляк начал пытаться отвернуть лицо и упираться руками сильнее, от чего порез вновь заболел. Однако мужчина не собирался так просто его отпускать, он заводит руку за голову парня, не давая отблизиться, но почувствовав острое жжение на затылке из-за пальцев, что легли прямиком на открытую рану, Польша всё-таки разрывает поцелуй и уклоняет голову от его руки, пальцы которой уже окрасились в кровь. Это никак не волновало его мучителя и он желал действовать дальше. Передышка длилась недолго. Чуть приподнявшись, ГИ обтирает пальцы друг об друга и об лодонь, чтоб стереть кровь, после просовывает руку между их телами и неожиданно для Польши, слегка надавливая, проводит пальцами по паху, вдоль ширинки и ниже. Парень выгибается в спине, от чего та болью напомнила о падении на лестнице и машинально хватается за плечи немца, сжимая его чёрную футболку, а после опускает левую руку, прикрыв рот. Это действительно стало для него чем-то непредсказуемым и по телу вмиг прокатилась волна дрожи. Польша задрал голову, сдерживая стон, вовсе уже забыв о ране, которой вжался в пол. — М-м… Стой… Не… не надо там… — Тогда останови меня, — злорадно усмехнулся Империя. Будто исполняя приказ, Польша тут же просовывает руки к его ладони, пытаясь её убрать, но ничего не получалось. Весь покрасневший, трудно дыша, он постоянно отводил от мужчины взгляд, не желая, чтобы его кто-то видел в подобном состоянии и тот снова провёл рукой, но более уверенно и напористо. Будто раскат грома, изнутри поступает очередная волна дрожи, что теперь сопровождалась небольшим возбуждением. Парень вновь запрокинул голову назад, не имея сил выдержать эти поглаживания и вжался ногтями ему в руку, совершенно не думая о последствиях. ГИ с величайшим интересом наблюдал за тем, как сладко «мучается» его жертва, не обращая никакого внимания на впущенные в кожу ногти, хоть и вполне всё ощущал. Медленно, он поднимает руку к его животу, заводит пальцы под штаны и так же не торопясь, углубляет ладонь, проникнув под нижнее бельё. Империя сразу находит член, обхватив его пальцами и Польша срывается на стон, не отпуская его руки. — Нет! — успевает воскликнуть парень сквозь трудное сбитое дыхание и постанывания, когда тот проводит по органу то вверх, то вниз, провоцируя его тело на эрекцию. — Ого, у тебя такое всё там горячее, — ГИ немного сжимает чувствительный орган, от чего поляк вздрагивает, желая вытащить своё достоинство из его руки, но он нисколько не ослабил свою хватку. — И уже твёрдое. Эх, Польша, а с виду такой скромный парень. Эти слова заставляют покраснеть поляка ещё больше, но ведь его вины в этом нет. Против воли парня, его член начал вырабатывать смазку, что ГИ сразу заметил. Однако, желая прояснить то, что его крайне волновало, Польша с трудом возвращает себе самообладание и, что кажется странным, посмотрел одержимому прямо в его, якобы, светящиеся глаза. — Почему? — Что почему? — Делаешь это. Ты же хотел убить меня. — в этот момент в глазах поляка читалось даже больше злости, чем у немца. Но она мигом сменяется неуверенностью, когда Германия кладёт горячую ладонь свободной правой руки на его грудь, прижимая к полу и наклонившись, тихо спрашивает: — А ты хочешь, чтобы я сделал это? — после он, снова же, поднимается и раскрывает рубашку парня, развернув её края по сторонам. — Я думал, такой вариант окажется лучше, чем… воткнуть в тебя нож, — продолжает мужчина, не отвлекаясь от своего дела. Он заводит ладонь под красную футболку поляка и плотно приложив к телу, начинает медленно вести её вверх. Польша мигом осознал, что к чему. Он боялся манипуляций с грудью, даже больше чем с членом, ведь это было для него более невыносимой пыткой. Не медля, парень пытается убрать руку Германии, прежде чем она достанет до его левого соска. Всё было тщетно, сопротивление оказалось бессмысленным и даже нелепым, его сил и близко не хватало, чтобы защититься от всех этих ласок. Неторопливым движением ГИ проводит большим пальцем по нежной коже и намеренно задевает сосок бедного поляка, что хотел было подать голос, но тут же подавил это желание. — Прошу, не трогай, — умоляюще попросил парень, что лишь послужило для Империи сигналом о его чувствительном месте. — Похоже, тебя это сильно беспокоит, — отвечает тот и не предвещая ничего хорошего, вновь улыбнулся. Ведь эта новость только ещё больше вызвала у него похотливый интерес к его телу. ГИ высовывает руку из-под футболки и задирает её парню аж по шею, чтобы максимально оголить его грудь. В то же время, другой рукой он освобождает уже обтёкший член парня из тесноты штанов, что теперь упирался ему в низ живота. Вместо того, чтоб что-то с этим сделать, на момент, Польша решил представить, как это было бы, если ГИ остался жив и ему не пришлось делать это через кого-то. В таком бы случае, перед ним предстал: высокий, обычно величественный, но и очень пугающий своей жестокостью, мужчина, одетый сплошь в чёрную военную форму, за спиной которого красовалось ружьё, что он вечно таскал с собой. Поляк мигом вышел из мыслей, когда почувствовал, что его предплечья крепко держали, прижав к полу, лишая возможности вырваться, а сам немец наклонился к его телу, начиная открывать рот. Оказалось, его зубы тоже изменились, став заметно острее, а язык длиннее, но не настолько, чтоб казаться сильно странным или даже аномальным. Польшу всегда пугала его «пасть», ведь Империя, у которого, на самом деле, зубы куда острее, ещё никогда не применял её для подобных дел. — Niemcy, poczekaj! Совершенно, не слушая, что ему говорят, одержимый, надавливая, проходится языком по его соску, обжигая горячим дыханием и оставляя мокрую дорожку, что потом стала холодной. Польша с непривычки начал пытаться освободиться, но в ответ Империя сжал руки ещё сильнее, аж до боли, и перешёл к следующим действиям. Он вновь провёл языком, а после вцепился зубами. Польша чуть вскрикнул, сначала от неожиданности, но потом начал ощущать и неприятную боль от этого. Не выпуская сосок из зубов, мужчина продолжал играться с ним языком, внимательно следя за реакцией поляка, что, то тише, то громче, постанывал. На глазах парня вновь появились слёзы, а тело непослушно дрожало и он кое-как ёрзал под своим мучителем, не находя себе места. Совсем скоро Империи надоедает это и он разжимает зубы. — Больно… — скорее сам себе, тихо прокомментировал Польша. Немец ослабил руки, поднялся выше и чмокнул того в щёку, будто извиняясь за перенесённые страдания, но, к сожалению, это оказалось лишь обманным чувством перед более сильными пытками, но тот ещё не знал об этом. Находясь рядом с таким «монстром», вряд-ли вообще можно предугадать какое-то его последующее действие. Империя принялся целовать шею Польши, иногда стараясь сделать засос, вызывая у того еле слышный стон, но почти сразу прекращал это и опускался ниже. Добравшись до ключицы парня, он облизал её и тут снова сжал пальцы, сразу давая понять бедняге, что сейчас ему снова станет нетерпимо больно. Почти касаясь губами его кожи, Германия вновь открывает рот, но гораздо шире прежнего, выставив острый ряд зубов на показ, что являлось плохим знаком… — Что ты удум… Парень не успевает договорить, как в его кожу впиваются зубы и слова сразу переходят в крик. Невыносимая боль пронзает его левое плечо насквозь, но Империя продолжал медленно сжимать челюсти, не позволяя расслабиться ни на миг. Словно яд, боль начала спускаться к локтю, а после и кисти. ГИ был нисколько не лучше волка из сна: он так же догнал его, повалил и теперь не выпускал из своих клыков. Польша то привыкал к просто жуткой боли, то снова повышал крик, когда давление нарастало. Вдруг зубы ГИ соскочили на миллиметр вглубь, от чего парень дёрнулся и замолк, пытаясь отдышаться, немного при этом скуля. Кожа не выдержала зверского давления зубов и те всё же проткнули её, что и стало причиной этого соскока. Мужчина разжал немного окровавленные острые зубы, выровнялся в спине и наконец освободил руки парня. Польша сразу взялся за пострадавшее плечо, боясь задеть саму рану, что отпечатывала каждый зуб красным пятном, с которого немного сочилась кровь. — Я думал, будет сильнее… — будто немного разочаровано этим, говорит мужчина, вытирая нижнюю губу от слюны вперемешку с кровью поляка. Ещё полминуты Польша, лежит, держась за плечо, из-за боли, что продолжала пульсировать сама собой. Вскоре, она угасла и парня отпустило. — Зачем, ты так?.. — Хотел оставить на тебе свой след. — В таких случаях делаются засосы, а не пытаются сожрать! — возмущается парень, трясясь в лёгких конвульсиях после пережитого. — Засосы, рано или поздно, проходят, а от этого ты уже не избавишься. Считай, на тебе поставили клеймо, — совершенно спокойно объяснил одержимый, смотря прямо в серо-зелёные глаза поляка и опускает взгляд ниже. — Что ж. Как насчёт того, чтобы перейти к основному? — О чём ты?.. — Не притворяйся столь глупым. Он стягивает с парня штаны и тот сразу смыкает ноги, пытаясь хоть как-то прикрыться, после мужчина выпрямляется, став на колени и начал расстегивать свой ремень. Услышав угрожающее брясканье пряжки, Польша запаниковал: — Постой! Ты, что хочешь вот так сразу это сделать?! — на глазах начинали наворачиваться очередные слёзы, а всё тело дрожало (пока что, лишь от страха). — Империя, пожалуйста. Это зашло слишком далеко… ГИ это немного подбесило, ведь он и так, считай, пощадил его. — Значит, так! — воскликнул он приказным тоном и наклонился над жертвой. — Выбирай: или нож, или это. Нельзя было злить зверя… Польше аж дух перехватило и он на какое-то время перестал дышать, перепугано вжавшись в пол и не отводя от Германии взгляд. Наконец, парень вновь задышал, продолжая молчать. — То-то же. — Это ненормально. Ты не в себе! — Смешно. Грубо повернув его на левый бок, на котором он и лежать толком не мог из-за укуса, Империя, у которого самого уже стоял от предвкушения, расстегнул ширинку штанов и достал немалое достоинство, что, как и тело, принадлежало Германии. «Благо, размерчик не подвёл», — промелькнула нескромная мысль у ГИ. Смущённый Польша не хотел этого видеть и просто послушно лёг, смотря на нож, который был так близко и далеко одновременно. А даже если был бы близко, то что? Ударом ножа он убил бы не ГИ, а Германию. Смирившись, парень попытался лечь удобней, надеясь, что ему будет от этого легче всё перенести. Одержимый широко раздвигает тому ноги, удерживая правую, возле левой стороны своей талии, попутно присаживаясь поверх той, что осталась лежать, прижав этим её к полу ещё сильнее и не оставляя никаких шансов на побег. Такая «открытость» сильно ударяет по стеснительности Польши: было до жути стыдно находится в подобной позиции, тем более раздетым, от чего ему постоянно хотелось прикрыться. Тут он почувствовал тугую спираль внизу живота, теперь ему точно нужна была разрядка. Он не мог поверить, что все эти ужасы могли его возбудить, однако тело говорило о другом. Оно так легко и предательски поддалось Империи… ГИ успешно сохранял совершенно спокойный и холодный вид, хотя у самого в этот момент сердце бешено стучало от волнения. Он приставил головку к анальному отверстию парня и немного приподнялся, чтобы вставить орган, но почувствовав давление, Польша снова запаниковал:  — Германия, пожалуйста! — умоляюще воскликнул парень, останавливая его, приложив руку к низу его живота и не давая этим приблизится к себе. — Тц, — мужчина возмущенно закатывает глаза и вздыхает. — Что ещё? — Если уж на то пошло… то, может, ты что-то сделаешь? Я и-имею ввиду, подготовить… Равнодушней взгляда бедный Польша ещё не выдел. — Будет больно — кричи. — И ты п-прекратишь это? — Нет, просто хочу слышать, как ты мучаешься, — добавляет тот, поглаживая его по ноге, ближе к паху. — Да успокойся ты, — он наклоняется к уху поляка, от чего тот закрыл глаза и обжигая дыханием, тихо произнёс. — Тебе понравится. В миг, от этих слов прошёлся мороз по коже, а после вновь нахлынула волна жара. Казалось, тело сошло с ума, впрочем, как и всё здесь… Польша открыл глаза, когда ГИ взял его дрожащие руки в свою и начал медленно входить. Парень инстинктивно напрягся. Пытаясь сдержаться, он выгнулся, болезненно постанывая, но это было слишком невыносимо и он сразу сдался, вскрикнув и задрав голову. Слезы выступили из глаз, стекая к полу, как и кровь с раненой ключицы. Совсем не подготовленные к такому, мышцы плотно сжали член немца, от чего тот тихо простонал. Наконец, Империя вошёл до упора и выпрямился, трудно выдохнув. Он предполагал, что внутри поляка будет очень туго, тем более без всех тех подготовок, но чтобы настолько. Это было слишком даже для него. Польше казалось, что там, внутри него, всё разорвалось. Хотя, на самом деле, от этого было не так уж и далеко. Плач застрял где-то в горле, мешая нормально дышать. Хотелось свернуться в клубок, спрятавшись от всего этого мира и боли, но такой возможности не предлагалось и он просто подогнул ноги, как смог. Несмотря на то, как трудно было ему вставить, ГИ было уже невтерпёж и пытаясь удержать себя от жестоких желаний грубо отыметь поляка, он отпустил его руки и начал по малу двигаться. Поляк застонал, уже не сдерживая себя, чувствительное нутро слишком хорошо улавливало каждое малейшее движение в нём. — Стой!.. Стой, прошу!.. Империя! — в отрывках, успевал произнести он. — Расслабься, хоть немного. — Не могу… «Не могу выдержать. Больно!» — вот, что по-настоящему он хотел сказать, но не смог. Почти рыча от удовольствия, ГИ начал увеличивать темп, от чего парень закрыл рот руками, но это не помогало от вырывающихся громких стонов и вскриков, причиной которых являлась острая и резко наступившая боль. Немец заметил, как поляку стало гораздо больнее и более того, что двигаться в нём стало немного легче. И он догадывался, почему. Мужчина опустил взгляд и высунул член на половину. Жуткие догадки подтвердились: на его органе и вокруг анального колечка, что крепко охватывало его, немного виднелись алые разводы и небольшие потёки от крови, что послужила в свою очередь заменителем смазки. Очевидно, он всё-таки порвал беднягу. И Империя что-то тихо сказал на своём языке. Поляк хотел было спросить, что произошло, однако тут же Германия продолжил с трудом туго двигаться и его стон усилился. Не зная, куда деть руки, парень с силой сжимал пальцы в кулак: ему очень хотелось вцепиться во что-то ногтями, но такой возможности не было. В идеале, как он считал, стоило бы вернуться к предыдущей позе, что бы он мог обхватить и царапать спину своего партнёра. Тут Польша останавливает себя в мыслях: с чего это он, вдруг, начал задумываться над тем, как легче и удобней будет им обоим заниматься сексом? А тем более с кем? С тем, кого он избегал и кто всегда приносил ему лишь только боль и страдания? Все мысли и чувства перемешались, не давая закончить и сообразить из этого что-то целесообразное. Через меньше чем десять минут, когда Польша с величайшим трудом попытался расслабиться, двигаться стало значительно легче и немец перешёл к быстрым движениям, придерживая его левой рукой за бедро. Внутри было настолько горячо, что, казалось, такая температура не есть нормальной для здорового человека. Сам дом и коридоры, что вечно пустовали в мёртвой тишине и одиночестве, теперь были наполнены безудержными стонами. — Империя!.. Я не могу больше! — Да ну? — удивился тот, не останавливаясь и трудно дыша, приоткрыв рот. — Быстро ты. Глубокими движениями Империя задевает простату парня, от чего того словно пронзает электрический разряд и ощущение, что он вот-вот кончит. Однако, это чувство было так же обманным: каждый раз, когда ГИ до упора входил в него, ему казалось, что его сейчас «отпустит», однако ничего так и не происходило и это лживое чувство особо мучало его. — Ну, и что же ничего не происходит? — будто со смешком, поинтересовался немец, протянул правую руку к члену поляка и обхватил его пальцами. — Похоже, тебе нужно немного помочь. Не спеша Империя начал дрочить парню, даже не стараясь нарочно попасть в их ритм, однако, вскоре это происходит само собой. То ли Польше уже стало всё равно, что делают с его телом, то ли он всё же смог привыкнуть, но ему, наконец, удалось расслабиться и он даже начал ощущать в этой боли своё удовольствие. Стоны стали более протяжными и не настолько высказывающими его мучения. Но, несмотря на всё это, Польшу никак не отпускало чувство стыда. Вряд-ли, после этого он сможет спокойно смотреть Германии в глаза, даже если тот не будет этого знать, помнить. Ну и разумеется, если он вообще останется в живых. Из мыслей о возможной смерти Польшу резко вытягивает сильный толчок и неожиданно наступившая эякуляция, на которую он уже и не рассчитывал. С небольшим вскриком, что сразу же перешёл в стон, поляк кончает на пол и немного попадает на руку Германии, от чего тот прекратил свои действия вовсе, ощущая, как внутри парня всё пульсировало. Польше действительно полегчало после этого, но как же ему стало не по себе, когда немец посмотрел на свою ладонь, по которой стекала вязкая белая жидкость. — Прости, — сам не зная зачем, извиняется смущенный поляк, смотря куда-то в конец коридора, лишь бы не встретиться с Империей взглядом. Ничего не объяснив, одержимый начал высовывать из Польши свой орган, что был весь в смазке и немного кровавых разводах, тот сжал зубы пытаясь сдержаться и не показывать всю боль, что ощущал от этого. Дыхание вновь сбилось, но когда ГИ закончил, он облегчённо выдохнул. Внутри всё сильно пекло, он считал, что больнее уже не будет, однако всё оказалось не так. — Сейчас простишься. Немец, встал с его ноги, взял её и так же, как и правую, прижал к своему боку, развернув этим Польшу обратно, к себе передом. Теперь они находились в позе, что поляк считал для себя удобной, его ноги находились у Германии на пояснице, но также это значило, что всё только продолжается. Было, конечно, гораздо удобней, однако Польша обнаружил для себя, что в таком расположении все чувства обострялись раза в два минимум и даже собственный пульс был чётко ощутим по всему телу, особенно, в нижней половине. Сердце сильно стучало от волнения, будто они ещё ничего не делали до этого. ГИ взял поляка за талию и придвинул поближе. — Теперь моя очередь, — сообщил одержимый, крепче удерживая парня и вновь начиная вставлять в него свой немалый член. Польша взялся за плечи своего мучителя и тот усмехнулся на его покорность. Все тело пробирала дрожь и жар. Всё те же попытки сдержать стон в руку, которой он снова прикрыл рот. Всё повторялось, как в первый раз, но ещё более насыщенно из-за обострённой чувствительности. Парень вздрагивает, подавляя желание вскрикнуть, и немец сразу понял, что зацепил его простату, которую теперь задеть стало гораздо проще, поскольку давление именно на её область усилилось. И с этим знанием, Империя сразу перешёл к полу-быстрому темпу, старательно задевая особо чувствительное место своей жертвы. Польша уже не знал сильно плохо ему, что аж хорошо, или настолько хорошо, что становится плохо. Он запрокинул голову и просто не мог сдерживать стон, с силой сжимая плечи Германии, а перед глазами всё плыло из-за слёз, что лишало возможности нормально видеть. Парень уже не обращал особого внимания на болящую спину, затылок и ключицу, а также порезанное плечо, хоть и продолжал всё это ощущать. На какое-то время Империя вовсе замолк, делая своё, ведь начал вспоминать события прошлого. Столько войн, боли, желания уничтожить, а теперь тот, кого он так желал, находился просто под ним, раздаваясь в стонах и вскриках от удовольствия. — Ты вовсе не изменился, — сказал немец, всё продолжая двигаться, рассматривая самого поляка. — Ты тоже… (такой же жестокий) Хоть Польша и не договорил, ГИ сам прекрасно знал, что тот имел ввиду и как бы в наказание, начал делать достаточно глубокие движения, практически от начала и вбиваясь до самого упора. Ощутив весь контраст чувств, Польша начал учащённо дышать и стонать, попадая в ритм каждого толчка. Удивительно, но он начал получать, что не на есть, самый настоящий оргазм. И Империя продолжил: — Я помню время, когда мы то нормально общались, то тебя что-то вдруг не устраивало. — Не устраивало?! Кажется, в этот момент Польша хотел дать ему по лицу и перечислить, пожалуй, весь список претензий, на что тот снял его руки с плеч и наклонившись над ним, прижал их к полу за его головой. Империя стал делать меньше движений, но совершал это резкими болезненными рывками. Сжимая зубы, чтоб стерпеть эту боль, Польша посмотрел на одержимого и сквозь трудное дыхание и стоны, добавил: — Мы практически никогда… нормально не общались… Я… позволял тебе слишком много, а ты… злоупотреблял моей добротой… — Да, но ты украл часть меня… — тихо и со злобой произнёс ГИ, наклонившись к его уху. Сильный финальный толчок и немец кончает, намеренно продолжая немного вбиваться, как можно глубже. Горячее семя разливается глубоко внутри и по телу пробегает приятная дрожь, а голос срывается в продолжительном удовлетворённом стоне, что, казалось, раздался на весь дом. После вновь кончает и Польша, себе же на живот. Мужчина останавливается, наконец, позволяя себе немного расслабиться и отдышаться, и отпускает руки поляка. Тот сразу обхватил его и слабо вцепился ногтями в спину, прижимая немца к себе и дрожа в лёгких конвульсиях от оргазма, что, казалось, ещё не прошёл (ему даже не хотелось, чтобы ГИ выходил). Империя не позволял себе лечь на него, чтобы не испачкаться. Немного отдышавшись, одержимый чуть поднялся, находясь практически лицом к лицу парня. На какой-то момент их взгляды встретились, но будучи весьма смущённым, Польша почти сразу не выдержал и опустил взгляд. Империя вновь поцеловал его, что тот мигом подхватил и даже немного приподнялся к нему, тогда немец вновь завёл ладонь за его голову, но теперь стараясь не задеть рану и оба закрыли глаза. В этот раз парень сам проявлял к этому интерес, что привело к страстному глубокому поцелую, но это продлилось недолго. Несмотря на стресс, из-за сильной усталости Польшу начало клонить в сон. Парень желал и пытался продолжить поцелуй, однако в последний момент ГИ уклоняет голову, убирает от него руки и выпрямляется, став на коленях. Он опустил голову, кратко вздохнув, ведь понимал, что на этом всё закончится. Он больше не ощущал привязанности к дому и его ограничений, не чувствовал злобы, желания убить и уничтожить поляка. Он получил то, чего действительно хотел. Он стал свободен, но какой теперь в этом смысл? Без особого желания их обоих, Империя вышел из Польши, от чего тот тихо простонал сквозь стиснутые зубы. Парень уже почти отключался и поэтому не чувствовал, как мышцы снова напряглись, выводя излишки спермы, с почти незаметной подмешанной в неё кровью, из его анала. Мужчина нисколько не желал затягивать этот момент и с выражением лица, словно он совершил ошибку всей своей жизни, о которой немного жалел, вытащил из заднего кармана джинсов обычную салфетку (у Германии была привычка складывать после обеда салфетку в карман. Зачастую, потом он об этом забывал. ГИ прекрасно знал об этой привычке, как и многих других. Многих, но далеко не всех). Империя вытер со «своего» члена смазку с кровью и спрятал его обратно. Свернув салфетку, сжав в кулаке, мужчина встал на ноги и подтянул штаны. Вновь ширинка вжикнула, а после раздалось уже знакомое брясканье пряжки ремня, что одержимый затягивал, приводя себя в подобающий вид, в котором был до всего этого. Кинув на Польшу какой-то жалеющий взгляд напоследок, он, ни сказав больше ни слова, обернулся и не торопясь, словно сомневаясь в своих действиях, пошёл к лестнице. Польша положил голову на бок, смотря на уходящего, тратя последние силы на то, чтобы не отключится, но когда немец начал спуск, перед глазами всё поглотила кромешная тьма… Идя на первый этаж, попутно проводя ладонью по периле, Германия выглядел крайне взволновано, а точнее ГИ. Ему не хотелось верить, что это конец. Жизнь призрака, конечно, скучна, но какая-никакая, а жизнь! А эта ночь, так вообще — праздник, за всё его существование. Он ощутил, что и сам начал слабеть, это никак его не радовало, но так должно было быть, ведь его душа покидала тело одержимого им родственника. Время вышло и оставались последние считанные секунды до последствий. Империя не особо знал, что именно произойдёт, однако понял, что сглупил, не пойдя к кровати или чему-то мягкому. Но деваться уже было некуда. С трудом мужчина добирается до кухни и выкинув салфетку в мусорное ведро, подходит к окну. Проблемы физического тела. Как давно ГИ их не испытывал, он уже и забыл эти неприятные чувства. Опершись об подоконник обеими руками, пытаясь удержаться в равновесии на ослабших ногах, стало трудно дышать и опустив голову, он зажмурил глаза, сжимая острые зубы. Состояние напоминало озноб, было очень плохо и мучительно. Он открывает глаза, надеясь на то, что ему полегчает. Как вдруг его резко, просто, моментально отпустило, но в этот же момент сознание отключилось и перед глазами всё потемнело. Руки и всё тело в край лишились какого-либо контроля и сил. Последнее, что Империя чувствовал, это как он падал вниз… Следующее утро. Низко над полями, с ещё непрогретой холодной землёй, густо укрытой травой, что вчера Польша проезжал на своём любимом велосипеде, клубился густой туман, пронизываемый ещё слабыми лучами восходящего солнца. Даже цветы лишь начинали распускать свои яркие лепестки, встречая его. Кое-где мелькали только проснувшиеся мелкие полевые птички, небольшими перелётами перебирались в высоких зарослях от куста до куста в поисках еды. Идеальная дорога трассы всё так же пустовала, в умиротворяющей атмосфере, скрываясь вдалеке за туманной белой пеленой. И лишь молодая листва деревьев спокойно шелестела от нежно навевающего прохладного ветерка. Всё настолько гармонично и безмятежно, что никто бы никогда и не подумал о ужасах, что творились той ночью в одиноком доме в далёком, скрытом от всех, месте… Лежа на холодном полу, под окном на кухне, Германия, спустя долгое время не обладания телом, наконец, буквально пришёл в себя. Трудно открыв свои обычно доброжелательные голубые глаза, которые теперь выражали сильную усталость и недосып, мужчина повергся в сплошное недорозумение, увидев в полуметрах от себя ножки стульев и обеденного стола, за которыми виднелась открытая дверь. Весь прозябший, немного дрожа, он поднялся с пола и сонно всё вокруг осмотрел, потирая себя по предплечьям, чтоб хоть как-то разогнать по телу кровь и согреться. Он совершенно не мог понять, как здесь оказался и сделал весьма вопросительное выражение лица, мол: «Что вообще вчера было?», ведь он абсолютно не помнил, не знал, что происходило с того момента, как он уснул. Эти несколько часов словно нагло украли из его жизни. Собственно… так это и было. Одни сплошные вопросы и ни одного ответа. Немец поднялся с пола, встав на слегка ослабшие ноги, от чего в голове вмиг всё закружилось и он оперся руками об поверхность стола, трудно выдохнув. Направив взгляд на раковину, мужчина попытался дойти до неё и так же опёршись об её края, включил холодную воду. Умывшись, словно пытаясь отрезветь после выпивки, Германия выключил кран и выпрямившись, посмотрел на своё отражение на зеркальной дверце небольшого настенного шкафчика, что находился прямо перед его лицом, попутно отряхивая мокрые руки. Вдруг, с каким-то сомнением, он открыл рот, осмотрев свои зубы. Всё оказалось вполне обычное и нормальное. Но он слабо чувствовал какой-то странный дискомфорт, что и заставил его совершить эту проверку. Не обнаружив ничего странного, Германия закрыл рот и провёл по верхним зубам языком, продолжая удивляться всем непоняткам происходящего. Вдруг, вспомнив, что находится здесь не один, он, уже более-менее нормально, доходит к проходу и останавливается в нём, увидев спускающегося со второго этажа Польшу, который практически незаметно прихрамывал, а его лицо высказывало попытки скрыть боль, что он ощущал. В руках он сжимал свою рубашку, под которой так же лежало что-то ещё. Вспоминая события, случившиеся несколько часов назад, поляк настолько глубоко задумался, что сначала даже не заметил хозяина дома, который молча ожидал, когда его увидят. Но, когда до конца лестницы осталось три ступеньки, парень случайно всё же заметил немца, слегка вздрогнув от неожиданности, и остановился. Он уже не понимал, кто есть кто и как ему обращаться. Однако, в его голову быстро приходит простая, но гениальная мысль: весьма типичная фраза-слово, которой сейчас никого не удивишь, запросто смогла бы это разъяснить. — Утречка… — неуверенно, но пытаясь сделать вид, что всё хорошо, начинает Польша. В ответ поступает то же самое слово, но с удивлённой интонацией, человека с множеством вопросов и поляк облегчённо выдохнул, узнав в этой неуверенности своего доброго товарища, но серьёзного начальника — Германию. — Эм, Польша, а ты не знаешь, случайно, почему я проснулся на полу, в кухне? Парень опускает взгляд, не зная, что сказать. К счастью, это также значило, что тот действительно ничего не помнит и нужно было что-то придумать и как можно быстрее. Самым лёгким оправданием, запросто, послужил бы алкоголь. Но тут было своё особое, ещё одно «но!»: Германия никогда и ни под каким предлогом не злоупотреблял, да и просто выпивать не особо любил, а точнее просто не любил. Так что «напиться» к аргументам и близко не годилось. Однако, лучше этого варианта в голову больше ничего не приходило, легче уже просто сделать вид, будто вообще ничего не знаешь. Что он и решил сделать. — Я не знаю. Ты вообще странно себя вёл… будто пьяный. В неверенье этого абсурда, Германия вскинул брови, но ненароком перевёв взгляд в сторону, увидел последствие того о чём он и малейшего понятия не имел. — А-а… это что? — крайне удивлённо спрашивает немец, требуя объяснений, попутно указывая на нож, торчащий из стены и с трудом высовывает его от туда. — Да это… мы в… ну… Это… это сделал я… — Ты? — Но ты меня сразу простил! — воскликнул парень и протянул ему второй нож, что принёс сверху, держа под рубашкой. Тот взял его и поляк сразу с опаской отошёл на пару шагов: какой-то страх у него, всё же остался со вчерашнего. — Почему же я ничего не помню? — в ответ Польша пожал плечами. Германия провёл пальцем по оставшейся в стене щели. — Ты заплатишь мне за это, — парня очень насторожили эти слова и буквально пугали. — Придётся вычесть из твоей зарплаты, — продолжил он и Польша облегчённо вздохнул. После немец посмотрел на самого парня. — А что, собственно, с тобой? Вид Польши, действительно, оставлял желать лучшего: растрёпанные волосы, мятая одежда, под которой скрывались многочисленные ссадины, укусы и засосы, порез на плече и эта рубашка в его же крови, что он держал свёрнутой, чтобы пятен не было видно. — Да такое… трудно спалось. Прости, мне так неудобно просить, можно у тебя ванну принять? — Да… только… Короче, там, на втором этаже, справа от лестницы. — Спасибо, — он сразу направился обратно наверх. — Но только постарайся быстрей! — воскликнул вслед немец и продолжил, словно сам себе. — Не хочу опаздывать на работу. Они оба заметно волновались, один от того, что ничего не понимает, а другой от того, что слишком много знает без возможности это рассказать и много чего в их диалоге осталось не сказанным. Пока Польша с жуткой болью обмывал своё израненное тело, сдерживаясь до слёз, чтоб ненароком не подать голос, он вспоминал, как очнулся. Это произошло примерно за 20 минут до того, как проснулся Германия: оставшись лежать на полу, повёрнутым лицом в сторону лестницы, поляк открыл свои серо-зелёные глаза и с шоком осознал, что всё было на самом деле. Он до последнего хотел верить, что это был лишь просто страшный сон, но всё вокруг говорило о другом. От ножей и удара в живот до оргазма и страстного поцелуя, это отнюдь не сон и даже не фильм, это то, что он пережил в реальности. Потом настала неприятная часть, когда он начал двигаться и всё заболело, а после нужно было каким-то образом встать не забывая учесть, что внутрь него хорошенько кончили. Избавляясь от всех доказательств, итог вышел один: рубашку однозначно теперь нужно выкинуть… И только после всего этого парень добрался до спальни и забрал свой телефон, мирно лежавший всё это время на кровати. Тот, за которым, бежа ночью, Польша попал в ловушку. Он даже не включал его, а просто положил в карман и пошёл на первый этаж, где и встретил только очнувшегося Германию. Через полчаса, когда Польша смыл с себя, что мог и ещё через десять минут, за которые они позавтракали по предложению Германии, они оба вышли из дома. Немец закрыл двери и они направились к его машине. Открыв её, он указал поляку, чтобы тот садился спереди, а сам пошёл к ступенькам дома, взяв его велосипед и прикатил к багажнику, после чего положил тот внутрь, закрыл и направился к своему водительскому месту. Он сел за руль, даже не заметив, что Польша уже избавился от своей рубашки вовсе и, будучи в футболке, терпел утреннюю прохладу, надеясь, что тот не учует от него слабый запах сожженной ткани. Не задаваясь лишними вопросами, немец заводит мотор и чёрный Фольксваген мягко выезжает из двора злосчастного двухэтажного дома на дорогу, что прилягала к уже знакомой трассе. Всю дорогу они промолчали, каждый думая о своём. Была идея включить радио, однако оказалось, что любой лишний звук сейчас их сильно нагнетал и даже раздражал, поэтому после первых же 20-ти секунд песни, что там транслировалась, Германия выключает приёмник. Польша смотрел в окно, лишь бы не словить взгляд Германии и хотя забыть о всём, разглядывал знакомые бескрайние поля, заглядываясь то на их просторы, то вглубь травы, высматривая мелких птиц. Но, словно вспышками, он всё ровно видел короткие отрывки событий ночи. Это были даже не избиения или падение, а моменты, когда он начал получать удовольствие. «Неужели, правда, было хорошо?» — неожиданно подумал он. Пресекая эти мысли, изгоняя из своей головы, парень приложил ладонь к порезанному плечу, продолжая сохранять молчание. Он прекрасно понимал, что нуждается в помощи врача, но не мог сказать… Сам Германия не отводил взгляд от дороги, внимательно за всем следя, но он продолжал задаваться вопросами у себя в голове, иногда кусая нижнюю губу (ещё одна привычка, когда он задумывается). Однако, видя не менее обеспокоенного Польшу, проехав полпути, он решает повторно его опросить, надеясь, что в сей раз хоть что-то разъяснится. — Сложно не заметить, что ты чем-то взволнован. Что-то случилось? — Всё в порядке. — Польша, я просто хочу знать, что было, — его голос становится значительно уверенней. — Ты меня уже спрашивал. Я сказал всё, что знал! — лживо оправдывается поляк, обернувшись к немцу, но поняв, что от нервов повысил голос, повернулся обратно, пытаясь скрыть стыд за своё поведение. Германия вздыхает, возвращая внимание на дорогу. Он не начал осуждать поляка за его срыв, но то что от него явно что-то скрывают, его никак не радовало. — Прости. Не знаю, что на меня нашло. — Я ничего не помню, поэтому и пытаюсь узнать почему оказался на полу. Польша всё же решился встретиться с ним взглядом и устало ответил: — Поверь, тебе беспокоится нет о чём… На этом их разговор прервался и вновь настало неловкое молчание, с которым они доехали до самого офиса. Прибыв на стоянку, Германия ставит машину возле выезда и глушит двигатель. Учитывая немалое количество людей, с которыми им сейчас придётся повстречаться, оставаться в угнетённости и недосказанности было совершенно никудышным вариантом и как-то общепринято: не высказывать своих личных проблем; Германия и Польша сделали вид, якобы всё как всегда и у каждого из них всё нормально. Они вышли из машины и поляк попросил достать свой велосипед, на что немец любезно откликнулся, но после они подумали, что доставать его сейчас нет смысла и решили, что лучше тот полежит в багажнике до конца рабочего дня. Зайдя в здание офиса, им сразу пришлось приветствоваться то с Беларусью, то с Кореей и много ещё с кем. Лживая улыбка и счастливый взгляд, умело скрывающие личные переживания, не сходили с лиц обоих. Они вместе поднялись по ступенькам и лишь придя на третий этаж, их пути расходились. Польше нужно в свой кабинет, Германии в свой и они на секунду остановились, посмотрев друг на друга. Было сложно не заметить, как Польша вмиг покраснел от смущения, что Германия сразу увидел, но уже не стал этим интересоваться. Не сейчас. К тому же мимо, в это время, проходил Финляндия, нечего другим знать о их разборках. И немец, своей привычной, вечно спешащей куда-то, походкой, направился в сторону своего кабинета, пока парень в неловком молчании продолжал стоять на месте. Однако он легко отвлёкся от этого напряга, когда, уходя в глубь коридора, Германия не разворачиваясь, махнул рукой и воскликнул, на последок: — До встречи, Polen! — Ещё увидимся! — с улыбкой отвечает поляк, разворачивается и начинает идти. Но, пройдя два шага он тут же останавливается. Глаза, от шока осознания, открываются шире и казалось, что все звуки вокруг просто исчезли. — «Polen»?! — тихо в голос, повторил парень. Сердце бешено застучало и он тут же обернулся, сбито дыша. Немец продолжал идти, вскоре скрывшись в темноте неосвещённого коридора, а Польша всё также стоял, сдерживая внутренний ужас от этого и искренне надеясь, на то, что он просто ослышался… Таков конец этой истории… Или нет?