Ледяное тепло

Сидим с ней на кухне. Пьём горячий чай и просто молчим вместе. Моя любимая девочка. Как я счастлива делить с ней это лёгкое молчание, эту прозрачно чистую пустоту. В ней гораздо больше смысла, чем во всех словах. Она замечает, что я открыто влюблённо разглядываю её лицо.   — Я рада, что ты приходишь ко мне, — говорю тихо.   — Я знаю, знаю. Просто молчи, — нежно и тепло отвечает.   И мы правда молчим. Чай кончился и я налила воды в чайник. Пускай, она лишь моё воображение. Выливаю напиток из её полной кружки и делаю новый. Пускай, моя Настенька и заменяет мне людей, пускай, я и схожу с ума.   Поправляю её волосы. Не чувствую под пальцами ничего, но слышу тихий смешок и вижу честную улыбку. Самую честную из всех, что видела. Люди так не могут. Настоящие люди. Мечтаю её ощущать. Трогать и гладить. Её худую спину, острые плечи, мягкие бёдра. Мечтаю лежать вместе и чувствовать Настю с закрытыми глазами. Жду сумасшествия, как самого желанного подарка на новый год.   — Почему ты постоянно думаешь обо мне, меня же нет, — утверждает почти без вопроса. Моя глупышка.   — Потому, что я люблю тебя, вот и всё.   — Но почему я?   — Ты пришла сама, помнишь? Я лишь тонула в одиночестве и позволила своему воображению нарисовать тебя рядом.   — Это бред. Ты сходишь с ума. Тебе нужна помощь, — говоришь серьёзно, но мягко. Совсем не повышаешь голоса.   — Возможно, но я не хочу.   Эту тему мы больше не поднимали. Каждый раз, когда я режу вдоль бедренную артерию или вены на руке, ты молча смотришь с таким выражением лица, будто всё так и должно быть. Вот я жива, а вот уже нет. Какая разница?   Помню шутку про то, что одна девочка не оглядывается по сторонам, когда переходит дорогу. Собьёт машина — заебись, не собьёт — тоже заебись. У нас примерно так же, только машина — это ты, а моя смерть это сумасшествие. И я не собираюсь смотреть ни направо, ни налево.     Твоё тепло неописуемо. Оно есть, но физически тебя не существует. Будто кто-то говорит по телефону, что даёт мне пять.   Блять. Ты раздеваешься. Ты делаешь это каждый день, но каждый новый, словно первый. Аккуратно меняешь одежду на мою или какую захочешь. Ты же воображаемая, можешь носить всё, что угодно.   Никогда не хотела секса с тобой, Настя. Считаю это слишком грязным и пошлым, для наших отношений. Но красоту тела невозможно игнорировать. Словно произведение искусства, античную статую, разглядываю твои выпирающие тазовые косточки, лодыжки, ключицы, молочную, бледноватую кожу. Ледяное тепло.     Снова сидим вместе. На этот раз в гостиной. Ты в своём любимом кресле, закинув ноги на подлокотник, а спиной прислонившись к другому и стене. Я у твоих ног, на диване, что стоит вплотную. Телевизор включён, но он не нужен. Ведь ты у меня, а я у тебя. Кажется я слышала такую песню. Или нет? Какая разница, ведь смысл ясен.   — Я люблю тебя, Настюш. Больше собственной жалкой жизни. Если б могла, сразу бы тебе её отдала. Не думала бы даже, — заворожённо выдаю, даже не до конца осознавая, что говорю правду.   — Ну что же так сразу. Мне право отрадно, — обожаю бесконечно твои старомодные замашки, — однако не слишком ли высокая ставка?   — Ничуть, — вздыхаю, но продолжать не смею. Не в пору мне тебя нагружать. Да и беспокоить эмоциями тоже.   Ты всегда отстранённая такая, будто не со мной совсем. Да только мне большего и не нужно вовсе. Будто песня переключается с классики на рок, ты меняешься в настроении. Такая дерзкая и властная, а я вместо тебя в облаках. Просишь кофе и я покупаю, заливаю кипятком. Только для тебя, Настя. Сама то я его не люблю. Говоришь без умолку. Споришь, хотя я ничего и не говорила. Горячая, запальчивая такая. А мне хочется тебя ударить. Ударить и почувствовать твою кожу хотя-бы так. Или уходи, или будь уже, сука, настоящей! Нет! Вон такие мысли. Просто накипело, успокаиваю я себя. Мы и смерть неразлучны. Я каждый раз хочу и делаю, а ты каждый раз просто смотришь. Будто это ничего не значит для тебя. Но я то знаю, ты готова к смерти, ведь ты часть моего сознания и прекрасно знаешь о каждой моей мысли, о каждом воспоминании.  — Юль, — ты никогда меня так не звала, — Давай умрём? — ты затихла.  — Ты правда хочешь? — спрашиваю недоверчиво. Вдруг шутит.  — Не знаю. Вдруг я смогу хоть что-то почувствовать сама, без тебя? — с надеждой блеснули глаза.  — Не сможешь.  — Как же?  — Нет. Мы закрыли тему и больше попыток самоубийства я не совершала. А зачем? Что жизнь, что смерть, а тут хоть вдвоём. Твой запал прошёл и осталась лишь обречённость. Ты стала тихая, но не такая, как была раньше. Просто серая и мутная, как в самом начале, когда ты ещё её определилась со своей внешностью.  — Что с тобой? — осторожно начинаю.  — Да ничего. Ты стала пить те таблетки, я права? — поднимает от пола взгляд побитой собаки. Мы вместе лежим на кровати, лицом к лицу.  — Они тебя подавляют? — спрашиваю уточняюще.  — Да. Я перестала их пить. Мигрень усилилась и Они стали приходить чаще, но это стоит общения с тобой. Кстати о НИХ. ОНИ — это образы людей, которых я когда-то знала или видела. ОНИ обычно похожи на монстров или жуков. Мне очень страшно в ИХ присутствии. По одному, или группами приходят в мой дом, квартиру, комнату, кровать, под одеяло и щепчут, говорят, кричат. Бред или пугающую правду. Ужасно. Обнимаемся перед сном. Ты такая красивая, Настенька. Мы как обычно молчим и делим мои мысли на двоих. Я знаю, что ты можешь разговаривать, но так же я знаю, что ты видишь меня насквозь и без этого. Такая тесная связь, что я плачу. Стоп. Я плачу? И ты. Ты тоже? Киваешь. Мы чувствуем. Чувствуем. Чувствуем! Ощущаем! Слёзы не остановить. Обнимаем друг друга я так крепко, что болят руки и рёбра и чувствуем тепло. Валикова Юлия Владимировна Дата смерти: 15.02.2019 Время: 3:35 Причина: асфиксия во время сна. Люди говорили, что она заснула с головой под подушкой и задохнулась, но это было не так. Это та цена, которую ей пришлось заплатить, чтобы почувствовать.