Убийственный взгляд

- Посмотри на нее! - Посмотри на ее одежду! - Она - чокнутая! - То, как она одевается... дальтоник что ли? - У нее нет друзей, верно? - Конечно нет. Она настоящая эмо. - С такой-то расцветкой?! - Она отвратительна. - Выскочка. - Все время сидит в углу, обедает одна... - Она никому не нравится. - Наверное, думает, что она лучше нас. - Точно нет. - Она - никто. Даже меньше, чем никто. - О, а знаешь... я учусь с ней в одном классе в Академии, и угадай, что... - О-о-о, что? - Угадай, кого она выбрала в учителя? - Кого? - Демона-урода! - Не может быть! - Серьезно! Громкие, беспечные голоса, прерываемые смехом, колющие презрением, отчетливо разносились по двору, где воздух дрожал от жары и шума. Девушки, чьи платья льнули к телам, словно взволнованный любовник, сбились в стайку; их недостаток грации компенсировался энергичностью. Юноши, чьи руки обхватывали и тискали девушек, шептали грубые комментарии в промежутках меж хриплых и оскорбительных взрывов хохота, что вырывался из их глоток. Мацури хорошо знала эту компанию и боялась их. Она опустила голову и чуть сильнее сжалась на качелях, так, что подошвы стали волочиться по песку. Жестокие слова, с давних времен сопровождающие неуверенных в себе людей и их взгляды, проникли в ее жизнь. В мыслях Мацури бранила себя за то, что позволила этим словам повлиять на нее, блуждать в ее разуме даже после того, как подростки удалились. Но в глубине души, в том тайном убежище, о котором была осведомлена только она одна, Мацури вынуждена была признать, что от этих слов чувствует себя маленькой и слабой. Опустошенной. Возможно, тем детям не следовало обижаться, а возможно, это она должна быть достаточно сильной, чтобы не позволять оскорблять себя… но их слова всегда ранили Мацури. Почему люди так с ней поступают? С ней, чья чувствительная и нежная натура никогда не сможет причинить никому вреда; с ней, для которой насилие было чуждо. Мацури не понимала. Она действительно не могла причинить вред. И хоть предполагала общий принцип, но у нее было лишь воображение, чтобы придать этому форму - и даже во сне, когда девушка представляла ситуации, в которых едкие слова срывались с ее губ, она просыпалась со свинцовым грузом вины на душе. Призраком, который преследовал ее весь день. Но чувство вины было призраком, к которому, казалось, привыкаешь. Поэтому Мацури обычно старалась не обращать на это внимания. Она будет сгорать день, может два, от чувства унижения и какой-то смутной, тихой ярости. А потом те исчезали, как исчезают порезы и синяки: медленно, слегка побаливая, когда к ним прикасались - в потаенном месте, где она их и хоронила, запирала в глубине новорожденных кошмаров. Девушка встала, развернулась и пошла прочь. Освободившиеся качели отскочили назад, резко зазвенев цепями, и закачались вслед. Она оставила их пустоте, которая была знакома любому предмету, подвешенному в летнем воздухе. *** В этот день на улицах Суны почти никого не было, но тех, кто встречался, она не узнавала и не приветствовала их. Земля под ее сандалиями была преисполнена жаром, а ветер, хоть и мягко дул ей в лицо, был не намного прохладнее. Мацури чувствовала, как солнечные лучи падали на голову и спину, омывая ее саму и улицу по которой она шла, чистым и, одновременно, нещадным сиянием. То, как она одевается... дальтоник что ли? «Мне нравятся эти цвета» - подумала девушка. Одна рука скользнула вверх, нащупала шарф, такого же желтоватого цвета, как волосы ее матери - бледно-лимонного оттенка; опустилась вниз вдоль бирюзовой рубашки с белой майкой под ней, и фиолетовой юбки, которая почти доставала до темных гольф, и… черт возьми, ей не нужно было оправдываться. Даже перед голосами, которые жгли ее сердце. Но дело было в том... что она именно это и делала. В глазах Мацури все поплыло, цвета слились в хаос очертаний и оттенков. Она снова подняла руку, поднесла пальцы к щеке, а отняла их от нее - мокрыми. Единственные прохладные участки тела на кончиках пальцев, испаряющиеся в дыхании пустыни. О, она плакала не из-за них. Это было не так. Но она плакала. Она… - Мацури? Она моргнула. Ноги замерли на полушаге, вынудив споткнуться. Это был он. О, Боже. Мацури неуклюже восстановила равновесие и обернулась косолапым пируэтом. Потревоженные пыль и песок клубами поднялись у ее ног. Он был в нескольких шагах позади нее. Остановившись, глядел на нее сверху вниз, и его лицо, казалось, затмевало солнце; полуденное сияние окружало его, как ореол. Волосы падали на лоб, отбрасывая на кожу слабые серые тени. Его взгляд был направлен прямо на нее. У Мацури мелькнула мысль об их голубизне, о том, как они, казалось, пылают, окаймленные чернотой, заставляя безмолвно замереть. Она почувствовала пустоту внутри. - О... Гаара-сенсей... гм... Голос дрогнул, затих и оставил ее. Покраснев, девушка закашлялась и медленно вытерла глаза, получив передышку в темном убежище, которое давали ей закрытые веки. Мир в ее голове, существующий во внутренней ночи. Хотя, должно быть, он увидел слезы. Как долго он здесь? Слышал ли он… Она никому не нравится. Урод. Урод… Она никто. И, к своему ужасу, она разрыдалась всерьез, там, в темноте за своими ладонями. *** С Гаарой ничего подобного ранее не случалось. Когда он согласился сходить на рынок за "кое-какими вещами", Гаара не ожидал обнаружить Мацури скитающейся по улицам. Удивленный - в хорошем смысле, как он посчитал: лицо Мацури, казалось, что-то осветило в нем - мальчик поприветствовал ее. А она заплакала. Что он должен был думать?! - Гм, - сказал он, - Гм... И даже сам себя не услышал. - Мацури...? Его ученица чуть приподняла голову и по-совиному уставилась на него из-за растопыренных пальцев, словно сквозь тюремные решетки. Слезы хлынули из ее темных глаз, потекли по щекам, запятнав их болью. Внезапно он осознал, что ненавидит видеть девушку столь страдающей - это ощущалось почти как собственная боль, как что-то острое, извивающееся внутри него. Она была его ученицей, и она плакала, и… и он этого не хотел. В конце концов, предположил он, все венчается эгоизмом. Но сейчас не время думать. Сейчас… Что он должен сделать?! Чувствуя себя крайне неловко, Гаара медленно протянул руку и осторожно коснулся плеча своей ученицы. Парень почти ожидал, что девушка убежит, но та не отступила; ее кожа была горячей под его пальцами. Он мог чувствовать кости сквозь кожу и рубашку, ту силу, которую хранила ее тонкая фигура. Он не мог сказать, почему девушка подошла ближе, но она это сделала, и ее глаза снова закрылись. - Я... - выдохнула Мацури - Я... я так зла... Гаара услышал, как она слегка задохнулась на последнем слове. Ее плечо дрожало под его ладонью. - Прости, - произнес он. Это было все, что он придумал сказать; но даже тогда у него отказал голос. Она покачала головой - отрицание? прощение? согласие? - и Гаара, чувствуя себя опустошенным и растерянным, потянулся сквозь солнечные лучи и крепко обнял ее. *** Ее квартира была маленькой, некрашеной, непривлекательной. Повсюду громоздились коробки: издалека они казались скоплением углов, не совместимых с гравитацией, сопоставимых с некой загадочной архитектурой, которую могли создать только ящики, сваленные после переезда. На них были раскиданы свидетельства присутствия жизни: свитера и рубашки на одном, куклы на другом, кастрюли и сковородки на третьем. Между коробками стояла мебель – тумбочка, стол, кровать - а скомканная одежда была беспорядочно разбросана вокруг. Кухня, через которую можно было пройти, вела в гостиную, что выходила в небольшой коридор; а оттуда можно было попасть в ванную, спальню и кладовку. Гаара молча наблюдал, как Мацури опускается на диван. Она все еще дрожала, ее спутанные волосы упали на щеку, словно хотели защитить девушку от всего мира. Они долго сидели в тишине, девушка свернулась калачиком на одном конце дивана, а он сидел, скрестив ноги, на другом. - С тобой все в порядке? - наконец спросил Гаара. - Да, - выдохнула Мацури. Гаара безмолвно протянул ей платок и смотрел, как та вытирает им лицо. - Спасибо, - прошептала она. - Хм, - это все, что Гаара смог придумать в качестве ответа. Чувствуя себя бесполезным, он сложил руки на коленях и просто наблюдал, как успокаивается дыхание Мацури. - Нет, - заявила она после секундного молчания. - Хм? - Я сказала - нет, - девушка подняла голову, и ее темные глаза встретились с его взглядом. - Я имею в виду, я... Я не в порядке. Вздох. - Я... - она опустила носовой платок, скомкав его. - ...очень зла. Гаара внимательно изучал ее. Раньше выражение лица Мацури было напряженным, замкнутым - кожа вокруг глаз сморщилась, линия губ - угрюма и неулыбчива. Теперь ее лицо прояснилось, а уголки губ вернулись в обычное положение. Поток слез, обильный прежде, исчез; все, что осталось - это следы сохнущих дорожек, спускающихся по щекам. Он вспомнил, как обнимал ее. Вспомнил свои руки на ее спине, вспомнил, как те содрогались от ее боли, разделяя дрожь, которая пронизывала тело девушки. Длинная череда выступов позвонков под тканью рубашки. Как ее лицо прижималось к его лицу, теплое мягкое прикосновение к коже. Запах мягких волос, лежащих на его щеке - слабый след пыли и песка и сильный чистый запах мяты. - Ты хочешь поговорить об этом? - спросил он. Его голос прозвучал слабо в безмолвии квартиры, на фоне немого свидетельства распакованной жизни. - Разговор... помогает. Иногда... Что он пытался сказать? Гаара отвернулся, к окну, в которое лился солнечный свет. Он едва мог вести разговор с братом и сестрой - с самыми близкими ему людьми; и вот теперь рекомендует своей ученице поделиться мыслями, что она скрывает, с мальчиком, которого знает всего месяц? На месте Мацури он не смог бы этого сделать; сама мысль об этом была смехотворна. И все же… "Кто еще, - задался вопросом Гаара, - у нее есть?" Ее родители были мертвы, а те дружеские отношения, которые девушка сохранила с другими ребятами, были, в лучшем случае, слабыми, хрупкими узами из числа приветствий и кратких разговоров. Никто не ел с ней за обедом, не выбирал ее в качестве спарринг-партнера и не приходил к ней поболтать. Никто не искал с ней дружбы. Никто не разделял ее переживаний. Никто. - Вы... Гаара, вырванный из своих мыслей, вздрогнул, услышав тихий голос Мацури. Склонив голову, она теребила подол рубашки. - Вы бы выслушали? Гаара кивнул. Если не он, то кто? Ее рука поднялась к щеке; пальцы медленно откинули волосы назад. Коричневые пряди казались черными на фоне ее кожи. - Они... - ее голос прозвучал с нотками бунта; она сглотнула и прокашлялась. - ...расстроили меня. - Они? Мацури неопределенно махнула рукой, и волосы снова упали на щеку. - Они… ну, вы знаете… дети из моего класса. Те, кто всегда тусуются вместе… они говорят… - она стиснула зубы. - Они говорят... гадости. Обо мне... о... о вас... Что-то промелькнуло на лице Гаары. - Обо мне? Он понял, что девушка говорит о детях, чьи деды и дяди служат в Совете. О тех, кто знал самую подробную информацию, которые шептались с наибольшей дерзостью, кто смотрел на мир с насилием в одной руке и презрением в другой. А что такое презрение, как не самое настоящее насилие, направленное на сердце и душу, вызывающее не кровь, а слезы? Слезы… Разводы на щеках Мацури, смешанные с влагой, которая еще не высохла, были видны в свете, проникающем снаружи. Мерцание в ее глазах, темных, как ночь, и таких же одиноких. Ибо ночь - это время, когда мир погружается в осязательное восприятие и деятельность ума; ночь - это время, когда человек одинок, отделен от мира. Ночь - это когда планета вымирает, и ты можешь выйти из своей комнаты и обнаружить, что даже утром никого нет. Когда люди лежат ничком под своими одеялами, как трупы, которым еще предстоит умереть, в ожидании, что их существование растворится в тайне сна. Наблюдая за ученицей, Гаара почувствовал, как при виде этих разводов в его сердце закралась мощная смесь эмоций. Одна была гневом, другая - слабой, ноющей болью, и, одновременно с ними, присутствовала печальная, покровительственная нежность к робкой девушке, которая плакала перед ним. Часть его - значительная часть - хотела отшатнуться от этих поразительных новых чувств, убежать, не иметь с этим дело - что он вообще должен был сделать? Его попытки в утешении были немногочисленны и направлены исключительно на брата и сестру: тихая похвала стряпне Канкуро после того, как Темари резко раскритиковала ее; кивок одобрения новому платью Темари, когда Канкуро ее дразнил. Скромные слова, скромные жесты. И все же они имели значение. Может быть, они будут иметь значение и здесь. И… И, Гаара понял, что никто при нем раньше никогда не плакал. Даже потенциальные убийцы из ужасно яркого и безлюдного мира его прошлого никогда не плакали. Проклятия, да - из них наиболее популярно было «демон-урод» (в конце концов Гаара пришел к выводу, что у подавляющего большинства наемных убийц прискорбно отсутствовало чувство оригинальности), - которые звенели в пустынном пейзаже. Но плакать, как сейчас плакала Мацури с израненной и кровоточащей душой? Никогда. Никто не был достаточно смел, чтобы подойти так близко. И он остался. И отдал Мацури все свое внимание, свои мысли и свою заботу. На самом деле это было не рациональным решением - просто его сердце так решило, а тело повиновалось. - Это глупо, - проговорила девушка. - Это действительно глупо, что слова могут делать такое со мной... но я… я плачу... много, так что, не знаю, возможно, я просто слишком остро реагирую... или что-то в этом роде... Она снова вытерла глаза, а затем сунула большой палец в рот и быстро, осторожно прикусила его. - Но - почему, я имею в виду... зачем они это делают? Гаара снова встряхнулся от размышлений и спокойно посмотрел на нее. - Что они сказали? - О… э-э..., кое-что обо мне. - И обо мне, - бесстрастно добавил мальчик. - Oни... - Мацури вынула большой палец из рта и обхватила руками колени. - … знаете, не стоит говорить о вас такое. Это… неправда. Его охватило холодное удивление. - Неправда? Должно быть, эмоции отразились на лице – он почувствовал, как расширились его глаза, – потому что девушка ответила с неожиданной горячностью. - Вы - не урод, Гаара-сенсей! Действительно странно наблюдать за тем, как энергия нахлынула на ее лицо, как под кожей и скелетом бушует воодушевление. Это уже не печальное захлебывающееся слезами существо - а творение страсти и пламени. - На самом деле вы очень-очень хороший! При этих словах рот парня немного приоткрылся. Он действительно не ожидал этого; и его очевидный шок, казалось, только подпитывал энтузиазм Мацури. - Это правда, Гаара! – эмоционально продолжала она. - Я имею в виду, вы помогаете мне каждый день, вы терпеливы... и не злитесь на меня, когда я все путаю - я хочу сказать, я так неуклюжа, что все время все порчу… - Ты не неуклюжа, - еле слышно выдавил Гаара. Девушка замолчала на полуслове и густо покраснела. - Я-я... эм, спасибо - но я, эм, думаю, что я... неуклюжая... Боже, простите, я стесняюсь… - Мацури опустила голову на руки, еще сильнее краснея. Ты не неуклюжа … - Я действительно стесняюсь... - повторила она. - Я всегда была застенчивой... - Застенчивой, - одними губами произнес Гаара. - Это ощущение... ох, люди... люди пугают тебя... потому что они могут видеть что-то личное, потаенное... - она закрыла глаза. - Ощущение, что они тебя осуждают... Гаара был в состоянии только молча смотреть на нее. Он чувствовал себя разорванным на части, беззащитным; казалось, что Мацури передавала своей речью то чувство, которое давным-давно таилось в сердце Гаары. - Ощущение, - тихо сказал он, - что ты не хочешь видеть людей... или быть рядом с ними... - Потому что они рассматривают тебя... - И ты ненавидишь это, они должны оставить тебя в покое... - Почему они смотрят на меня? Я просто хочу быть здесь… - В моем собственном восприятии существования, а не в их… - Потому что я не знаю, понравлюсь я им или нет... - Я не хочу, чтобы они думали обо мне - судили меня по своим стандартам… - Как уродину… - Демона… - Девушку без друзей… - Изгоя… - Лишенную матери… - Да, сироту… - Ту, кто прячется в углу, потому что не хочет, чтобы люди смотрели на нее, потому что они глядят... ох, они глядят... - ... недобрым взглядом, - закончил Гаара. Они смотрели друг на друга, безмолвно, - голубые глаза напротив черных. Мацури показалось, что лицо Гаары… стало другим: как будто безэмоциональная маска, которую он носил, раскрылась. Не намного, но достаточно для того, чтобы увидеть что-то более нежное, теплое, под почти заумным выражением, которое он придавал лицу. Это было лицо, которое она видела, когда юноша дотронулся до ее руки после того, как она перевязывала сильно поцарапанное колено. Лицо, которое она видела, когда он склонился над учебниками, объясняя ей тонкие аспекты гендзюцу. Лицо, которое она увидела почти месяц назад, когда он сказал ей выбрать оружие. Бессознательно ее взгляд упал на джохьё, аккуратно сложенный на столе рядом с фотографией в рамке. Гаара, должно быть, проследил за ее взглядом, потому что заговорил в своей обычной сдержанной манере: - Кто они? - М-м? Мацури взглянула на него, и Гаара встретился с ней взглядом, прежде чем коротко указать на фотографию. - Двое взрослых позади тебя. - Ох, они... Мацури соскользнула с дивана, чуть не споткнулась о ковер и схватилась за стул, чтобы удержать равновесие. Кровь прилила к щекам, она схватила рамку и поскорее вернулась обратно на диван. Гаара слегка пожал плечами – такое случается – и, прежде чем она успела ответить, обратил внимание на фотографию в ее руках. Стройная улыбающаяся женщина с короткими светлыми волосами, прислонилась к стене. Рядом с ней, обняв за плечи, стоял невысокий мужчина, чьи длинные каштановые волосы, поддернутые сединой, были собранны в хвост. Между ними стояла Мацури, не намного младше, чем сейчас. Гаара видел, что все они счастливы: их лица светились изнутри, словно от внутренней зари. - Мои родители, - объяснила Мацури, довольно оживленно. Она закусила губу и быстро заморгала. - Мои мама и папа... У нее перехватило дыхание, и Мацури закрыла глаза. - Моя мама любила яркие цвета... Влага просочилась меж ее ресниц, но слова срывались с губ девушки. - Ее звали Ая, когда она была маленькой, умерла ее младшая сестра. Поэтому она носила яркие цвета, потому что они ей нравились, на память. Она хотела радоваться жизни и тому, что доставляло ей удовольствие. Это делало ее счастливой. Эмоции родителей... они оказывают большое влияние на детей. - Мацури вытерла глаза краем ладони. - И она это знала. И всегда старалась быть весёлой, улыбаться. Чтобы взглянуть на вещи со светлой стороны. Вот почему... вот почему я ненавижу это, когда те дети дразнят меня из-за одежды. Она выбрала ее. Всю. Я... Палец девушки опустился вниз и коснулся улыбающейся женщины. - ... не была в магазине с тех пор, как она умерла. Она замолчала, и Гаара не стал настаивать на продолжении. Он оставил ее наедине с мыслями и обвел взглядом комнату. Смерть родителей, должно быть, произошла не так давно, потому что одежда все еще подходила ей по размеру; отсюда и распакованные коробки, хаос. Вероятно, ее отправили в генинскую квартиру, когда у нее не было денег, чтобы оплатить счета за дом. Его взгляд остановился на кастрюлях и сковородках. Ночью, подумал он, эти коробки будут казаться уродливыми, черными и чуждыми, в доме, стены которого были такими же сырыми, как скорбь Мацури. Гаара снова посмотрел на фотографию. На женщину, одетую в сиреневую и нежно-розовую одежду, в длинных коричневых сапогах. Ая, мать - та, которая, должно быть, обнимала свое дитя; которая, должно быть, качала Мацури на руках; которая, должно быть, успокаивала и лелеяла того ребенка, которым когда-то была Мацури, и считала ее драгоценной. Должно быть, она любила Мацури. Гаара закрыл глаза. Он знал, каково это - лежать без сна в постели, тоскуя по голосу, который никогда больше не вернется, пытаясь найти его в пустоте равнодушных ночей. Забраться в постель, подушка и одеяла которой пахли мылом и свежестью, свернуться калачиком на матрасе поверх отпечатков некогда лежавшего здесь тела. Искать снова и снова, и обнаружить только пустоту. Поиски, в которых каждый шаг ранил до крови. - Почему ты не сделаешь с ними что-нибудь? - спросил он вслух. - Э-э? Гаара открыл глаза и слегка нахмурился, глядя в окно. - Чтобы заставить их остановиться. Заставить их замолчать. Мацури пожала плечами. - Я не могу. Мальчик нахмурился. Взволнованная Мацури запустила руку в волосы. - Я имею в виду, - сказала она, - я представляю, как подойду к ним и скажу, чтобы они прекратили, что это больно, но вижу, как они смеются... хохочут до упаду. - Хохочут до упаду? - Гаара попытался представить, как это может сделать человек, но ничего не вышло. Мацури, должно быть, догадалась, о чем он думает, потому что пожала плечами и пояснила: - Очень сильно смеются. - О, - невозмутимо ответил Гаара. - Хм. - Да. Пауза - Мацури? - Да, Гаара-сенсей? Он хотел, чтобы она отбросила это уважительное обращение - в глубине души он чувствовал себя не достойным этого. - Разозлись на меня, - приказал он. Девушка моргнула. - ... а? - Сделай это. - Хорошо, Гаара-сенсей... - Мацури сморщила личико. - Нет. - Гаара сурово оглядел ее. - Разозлись на меня. - Гм... да, Гаара-сенсей... - Нет, я имею в виду, разозлись на меня. Очень сильно, - сказал Гаара. Мацури хлопнула глазами. Гаара вздохнул и махнул рукой в сторону. - Пойдем со мной. Мацури поспешила встать, когда Гаара поднялся, и последовала за ним в ванную. Их шаги – легкие у него, торопливые у нее - эхом отдавались в тихом доме. - Они тебя злят, - заявил мальчик, открывая дверь. - Да... - Ты хочешь, чтобы они прекратили? - Да уж. - Тогда... - Гаара включил свет. - Представь их мертвыми. Глаза Мацури расширились. - Что? Гаара спокойно вошел в комнату и направился к зеркалу, которое висело над раковиной. Мацури последовал за ним, чувствуя себя совершенно сбитой с толку. Ванная, как и остальная часть дома, была неокрашенной. Душевая кабина была отгорожена перегородкой, а рядом с ней находился унитаз. Между ним и низкой детской раковиной находился комод, перед которым и встала Мацури, повернувшись к сенсею. - Что вы имеете в виду… Гаара пожал плечами. - Смотри в зеркало. Наблюдай за мной. Мацури послушно смотрела, как Гаара скрестил руки на груди, слегка склонил голову и уставился на свое пыльное отражение. Девушка даже слегка отступила от странной интенсивной энергии, горящей в глазах ее сенсея, прежде чем Гаара расслабился и вернулся в свое обычное бесстрастное состояние и взглянул на нее. - Теперь попробуй ты, - сказал он небрежно. - К-конечно. Она сложила руки на груди, глубоко вздохнула и уставилась в зеркало. - Это действительно помогает представить их мертвыми, - заметил Гаара после нескольких бесплодных секунд. - Я… - Ш-ш. Он рассеянно потянул себя за рукав и, казалось, на мгновение задумался, прежде чем снова сосредоточиться на ней. - Повторяй то, что я говорю, Мацури. - Конечно, Гаара-сенсей. И она чуть не отскочила назад, когда его глаза встретились с ее и, казалось, прожгли внезапной и сильной враждебностью. - Я убью тебя. В течение долгого времени капли в раковину падали, казалось, значительно громче. - Давай, Мацури. - призвал Гаара нормальным, мягким, «я-не-убью-тебя» тоном. Он наклонился над раковиной и плотно закрутил ручку крана влево, устранив утечку. - Скажи «я убью тебя». - Гм... - она сглотнула. - Я убью тебя? - Нет... Я убью тебя. Сделай сильный акцент на убийство; выдели это голосом. - Гаара похлопал себя по шее. - Произнеси это горлом. - Я… убью тебя... - Нет, - Гаара терпеливо сложил руки на груди, словно в школе. - Я убью тебя. Мацури глубоко вздохнула. - Я убью тебя. - Я убью тебя. - Я... убью тебя. - Я убью тебя. - Я убью тебя. - Я убью тебя. - Гм... - Ты можешь сказать это. - Гаара кивнул девушке. - Я знаю, что можешь. - Я ... я убью тебя. - Это действительно помогает думать о них как о мертвых, - повторил Гаара. – Пробуди свой гнев, Мацури. Обнажи свою ярость и боль, словно клинок. Это твое оружие. - Мое оружие? - повторила Мацури. - Но... Глаза Гаары, казалось, потускнели, потеряли фокус и обратились внутрь. Мацури закрыла рот, проглотив вопрос. - Извините, Гаара-сенсей. - прошептала она. - Не стоит. Гаара слегка нахмурился, глядя в зеркало, и пожал плечами. - Слова, Мацури - величайшее оружие, ибо ими наносят самые страшные раны, - он прикрыл глаза. - Ты же знаешь. Разве не это сегодня произошло? Мацури тоже закрыла глаза. Она знала это слишком хорошо. В смутной темноте до нее донеслись слова сенсея. - Подумай о своем унижении, Мацури... твоя боль, твой ужас, твой гнев. Представь, как ты плачешь... почувствуй себя защитником этого страдающего "я". Почувствуй материнский гнев за ту часть себя, которая истекала кровью у них на глазах. Она представила, как несколько месяцев назад стояла на коленях у могилы матери и шептала ранним утром слова, которые нечаянно услышала. Ища утешения в камне и воспоминаниях, потому что больше не к кому было обратиться. Голос Гаары был там с ней, как земля и песок под коленями; как ночной холод охлаждал ее одежду и кожу; как гладкий гранит проливал редкую росу под ее пальцами. - А теперь скажи: «я убью тебя». Ее голос исходил от гранита, песка и солнца. - Я... я убью тебя. - Ты умрешь. - Ты умрешь. - Гори в аду. - Гори к чёрту. - Ад. Разрушив чары, Мацури моргнула и открыла глаза как раз в тот момент, когда уголки губ Гаары слегка дрогнули. - Ад, Мацури. У чёрта совсем не такое звучание. - Ой, - сказала она слабым голосом. - Хорошо. Губы Гаары растянулись в улыбке. - Сложи руки на груди, немного опусти голову и постарайся не моргать, - тихо приказал он. - Попробуй выглядеть... садистски. - Садистски, Гаара-сенсей? - Да, как будто ты хочешь вырвать их сердца, - Гаара снова пожал плечами. - Как будто ты стоишь с ножом, и режешь длинные красные линии на их плоти, и все время смеешься… что, вероятно, не является хорошими навыками общения, но чёрт с ними… Он замолчал, изучая лицо девушки. - Серьезно, Мацури, просто сделай вид, словно ты имеешь в виду именно это. Праведный гнев - это ужасная сила, и она у тебя под рукой. Все, что тебе нужно сделать - понять это. - Гаара на мгновение сжал руки в кулаки, хотя его задумчивое выражение лица не дрогнуло. - Просто посмотри на них как на бесчувственных, ядовитых, задиристых недоброжелателей, каковыми они и являются, и наказывай их за это. Мацури кивнула. - Хорошо, Гаара-сенсей. - Попытайся, - он протянул руку и заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо: та раздражала его все это время. Она повернулась к нему в ответ на прикосновение, и он улыбнулся чуть шире. - И еще, Мацури... говори это с улыбкой. - Гаара отступил на шаг, позволяя ей полностью встать перед зеркалом. - Улыбайся так, словно тебе будет очень весело. Это срабатывает каждый раз. Поверь мне. - В самом деле? - В самом деле. Она повернула голову, чтобы взглянуть на него - серьезно, но улыбаясь из-под прядей каштановых волос. - Спасибо, Гаара. - Мацури... - он протянул руку, коснулся ладони девушки, и сжал ее в легчайшем объятии. - Не за что. *** После этого никто никогда больше не издевался над Мацури.