Вместо "Полицейского с Рублёвки"

Неделя, прошла всего лишь неделя, а от этого парня уже проблемы. Почему Славе никто не сказал, что за этими пьющими и курящими подростками так сложно присматривать? И какого хуя ему вообще вперили именно это? Будто бы другие растворились в воздухе. Первый раз об этом доложили неделю назад из того места, где учился пацан. Робкий, тихий женский голос сказал, что один из учащихся не раз появлялся с фингалами под глазами и синяками на скулах, руках и иногда даже на шее. Когда же её спросили, когда именно это началось, она сказала, что при поступлении они у него тоже были. Парнишка хорошо учился, кстати, учителя хвалили его, говорили, что у него друзья есть в Оксфорде, но отец не может оплатить обучение за границей. А ещё у него были… проблемы с однокурсниками. Ну, как проблемы. Они считали, что он слишком «хорош» для этого места. Задирали его, не давали прохода. А парень проходил мимо задир с безразличием, даже не поворачиваясь в их сторону. Друзей у него там не было, если не считать хороших отношений с преподавателями. Те сказали, что с ним приятно общаться, что он слишком умён, чтобы обращать внимание на хулиганов. Пацана звали Мирон Фёдоров. Ему было семнадцать и его постоянно избивал ежедневно набухивающийся в хламину отец. Мать умерла от передоза. Что сказать, несладкая жизнь. Слава шмыгнул носом, с подозрением покосившись на прошедших мимо гражданских, что так же покосились на него в ответ. Карелин хмыкнул, продолжая идти вперёд. Он не был уверен, что идёт правильно, но прогулки по улицам города ночью не такое уж и плохое занятие. Разве что спать хотелось жутко. В тот же день, где-то ближе к вечеру после звонка взволнованной женщины Славу отправили проверить, что там с этим пацаном. Как оказалось, это был не просто фингал под глазом. Ещё разбитая губа и порез на щеке. Слава был почти уверен, что должен поговорить с парнем, но его батя сказал, что ему учиться надо, а так Карелин его видел только когда Фёдоров шёл из кухни с чашкой чая. Худой, но не дрыщ, как все ботаны, Слава даже сказал бы, что внешность у него довольно, мм, интересная. Особенно вкупе с этим долгим, пристальным взглядом тёмных, внимательно изучающих служителя закона глаз. И, либо из-за этого, либо из-за чего-то ещё, в Славе проснулось чувство… он не мог дать названия ему, так как никогда раньше такого не испытывал. Это была не жалость и даже не сочувствие. Просто что-то… светлое. А теперь родители этого долботряса заявили, что он сбежал из дома. Угораздило же его это сделать в выходной Славы, он только думал, что отоспится! А теперь ходи, рыскай по всему району в поисках этого шалопая. Вот придурок. Слава, не видя конца разным вывескам, неоновым и неосвещённым, уже хотел было ехать обратно в отдел, получать люлей за то, что не нашёл, и ползти баиньки, благо захватил машину, что стоит через два перекрёстка отсюда. Не со спокойной душой, но, как говорится: «Утро вечера мудренее». Вытащил телефон, чтобы чекнуть, сколько времени он шатается по улицам и, оглянувшись в поисках каких-нибудь намёков на скорый вандализм, замер, вцепившись взглядом в тонкую фигуру, стоявшую у какой-то тачки с мажорным номером. Где-то сверху, иногда мигая, светилась синяя неоновая вывеска, означающая нахождение тут же какого-то клуба. Фигура чиркала зажигалкой, позволяя Славе разглядеть лицо и полностью убедиться в правильности собственных предположений, сделанных пару секунд назад. И что, позвольте спросить, с ним делать? Карелин, раздражённо скрипнув зубами и не отрывая глаз от Мирона, ещё не заметившего приближающейся опасности, чуть ли не бегом преодолел расстояние между ними, будто бы боясь, что парень сбежит, стоит ему увидеть Славу. На деле же парень лишь растерянно похлопал глазами, когда его схватили за шкирку, заставляя попятиться и упереться бедром в чужую машину. — Ты зачем из дома сбегаешь, шпана? — прошипел Карелин, тут же натыкаясь на немного презрительный взгляд и вздыхая в попытке умерить пыл. — Ладно бы днём, а сейчас я очень злой, потому что спать хочу. — Так и иди себе спи, а меня в покое оставь, — промямлил подросток, не вынимая сижку изо рта. Слава чужую майку не отпустил, лишь закатил глаза. — Я бы и рад, но работа у меня такая. Подростков вроде тебя ловить и по домам сажать. — Ага, ночью. А днём — то же самое, только с убийцами и за решётку? — Какой ты проницательный, — усмехнулся Карелин, протерев глаза. Мирон смотрел всё ещё настороженно, хоть и уже не так враждебно. Подростки всегда такие замкнутые? — В общем, я везу тебя домой. — Да ни за что! — тут же встрепенулся Фёдоров, пытаясь отпихнуть Славу и отцепить его руку от своей одежды, словно дикий кошак. Славик видел, как такие возле его дома дрались за кусок колбасы, кажется. — Я лучше за решёткой немного посижу! — Могу устроить, только срок специально побольше попрошу сделать, — хмыкнул Слава, посмотрев парню в глаза, в которых плескалась донельзя заразная необходимая решимость, порождённая неимением других выходов. Карелин нахмурился, задумавшись на пару секунд. Но он тоже ведь не праведник. И если у него есть возможность пойти спать всё-таки со спокойной душой, то он ей воспользуется. — Пусти, бля! — упирался Мирон, скалясь и агрессивно царапая чужую руку. — Пущу, когда ты переступишь порог своего дома, — безразличным тоном заявил Слава, таща его вперёд. Машина недалеко уже. — Тогда вслед за этим я переступлю свой подоконник и выйду в открытое окно! — Мне насрать, ты живёшь на втором этаже. Переломаешь только руки-ноги. — Головой вперёд. — Шею свернёшь. А жить будешь. — Ты — бесчувственный, аморальный ублюдок, котор… — Хорош кидаться длинными словечками, я просто спать хочу. В подтверждение собственным словам, полицейский тут же широко зевнул, остановившись на пару мгновений. — Слушай, пожалуйста… — голос пацана изменился. Карелин невольно прислушался, стараясь, чтобы его взгляд был не слишком удивлённый, когда он обернулся, но при этом продолжая тащить парня за ворот майки к своей машине. — Пожалуйста, мне нельзя возвращаться домой! Ты не знаешь, что он со мной сделает, когда я вернусь… Слава уже слышал этот испуганно-жалостливый шёпот. Вот только не мог вспомнить, где и когда. Он остановился, осматривая парня. Чёрная майка, лохматые, но очень короткие волосы и виновато-напуганный взгляд. Так смотрит провинившийся школьник, отводя глаза и пряча руки за спину. Теперь выбор между сном и помощью парнишке было сложнее сделать. — И что ты предлагаешь сделать, отпустить тебя? Чтобы ты сбежал, заныкался, а с меня потом три шкуры содрали? — потёр переносицу Карелин, выжидающе поджав губы и чуть прищурившись. — Я… мог бы переночевать у… вас… — нерешительно пожал плечами Фёдоров, отводя глаза. Слава громко хмыкнул, насмешливо приподняв бровь. — О как. Может, тебе ещё и апартаменты с видом на море? Знаешь, мне теперь тоже кажется, что было бы лучше, останься ты сегодня в отделе. — Ну, тогда отвезите меня туда. Можете сказать, что я тачку вашу угнать пытался. Карелин задумался, облизывая губы. Оставлять парнишку с пьяными бомжами в одной камере или отвозить к такому же пьяному, но в разы более злющему и неадекватному, если судить по этим тёмным глазам, папаше? Слава не подписывался на такие сложные решения. — Слышь, я, конечно, всё понимаю, но, уж прости, ты усложняешь мне тут всё, мой мозг не способен принимать такие судьбоносные решения в полудрёме, — раздражённо рыкнул работник полиции, запихивая парня в свою машину. — Но… — Сиди, я сказал! Мирон обиженно, но в большей степени разочарованно уставился на Карелина, которому даже стало совестно на долю секунды. Пацан демонстративно отвернулся, складывая руки на груди и не препятствуя закрытию дверцы авто. Слава обошёл транспорт, садясь с другой стороны и буркая, что парень должен пристегнуться. Тот даже бровью не повёл, продолжая открыто игнорировать Карелина. Последний вставил ключи, собравшись уже заводить тачку, но тут ему позвонили. Судя по отвратительной мелодии, это был начальник. Слава, чуть скривившись, бросил Фёдорову «Сиди здесь» и вышел из машины. — Да, Сергей Петрович. — Карелин, ты нашёл пацана? — судя по усталому тону, ему было похуй. Похоже, он был вполне миролюбивом расположении духа. Даже никаких оскорблений в начале, никаких криков по типу «Карелин, безмозглая ты членомразь!..». Конечно, это не является показателем неприязни, просто иногда ему нужно отыграться на ком-нибудь после разговоров с начальством, но Слава всё понимал. Так что не брезговал отвечать в том же тоне, ругаясь первосортным слэнговым матом. И за это каким-то неведомым образом заработал приличную такую благосклонность начальника. — Да, Сергей Петрович, — повторил Слава, протерев глаза. Очень хотелось зевнуть, но он рисковал таким неуважением в разговоре накликать на себя гневное ворчание в состоянии полусна, это почти схоже с опьянением. Нагрубишь и не вспомнишь. — Так что его, к родителям везти? — Замечательно. Да. — А может, ну там, в обезьяннике пусть отсидит ночь? — мастерски изображая полнейшее наплевательство, как бы между прочим спросил Слава, рассматривая свои пальцы. — Он говорит, что ему от бати достанется, а у него и так еле живое место на руках найдёшь. — Неужто в тебе совесть проснулась, Карелин? Этот день следует записать в календаре как праздничный, — Слава закатил глаза на эту насмешку, уже жалея, что спросил. — Если бы. Но мы не можем держать его тут ни насильно, ни даже при его собственном желании. Ему ещё восемнадцати нет. Вот если бы он… — Тачку угнал? Он мне то же самое сказал. — Смышлёный, хах. — Ну, может тогда за курение? Или за… — Слава не успел договорить, запоздало слыша звук заводимого мотора. Оборачивается он уже когда машина, сверкнув фарами, выехала на дорогу, скрываясь за ближайшим поворотом. — Твою мать. — Что такое? — Этот гадёныш угнал мою тачку. И пока Сергей Петрович, от души хохоча пару минут и отпуская шутки по поводу того, «каков герой» Славик, у которого угнала тачку какая-то мелочь, Карелин, раздражённо скрипя зубами и ожидая, пока он успокоится, максимально кратко и вежливо попросил не говорить другим о том, что его машину стащила несовершеннолетняя шпана и, не дождавшись ответа, сбросил, набирая Ваню, своего друга и иногда собутыльника. — Вань? Да, привет. Понимаешь, тут кое-кт… — Что ты блять сделал? — прервал его Светло и по степени серьёзности в его голосе можно было подумать, что Слава на его глазах поджёг дерево, на котором жалобно мяукал котёнок. Карелин осёкся, даже остановившись на пару секунд. — Чё я сделал? — Что ты блять сделал? — чуть ли не раздельно по словам повторил Ваня. На фоне был слышен чей-то приглушённый смех. — Почему Сергей Петрович ржёт так, как будто школьника сводили на стендап Поперечного? — Откуда мне знать. — Знаешь ведь, — устало вздохнул его друг, пробурчав что-то неразборчивое. — Ладно, хер с ним. Чего тебе? — Там кое-кто у меня тачку угнал. — Так он из-за этого так надрывается? — Петрович? Ну, наверное… — Ну-ка выкладывай. — Ну… — Карелин нахмурился, укусив себя за палец. — Её угнал тот парень. Мирон, кажется. Светло тоже ржал с полминуты. Ну, он друг, ему можно. — Серьёзно, Слав? Подросток? У тебя… — Хорош. —…спиздил машину подросток? — Ваня, ты меня слушаешь? — Слава раздражённо потёр переносицу, оглядываясь и думая, что теперь ему хотя бы не придётся отвозить этого парнишку к родителям или ещё куда. Можно пойти домой и уснуть прям на коврике. — Мне нужно, чтобы ты нашёл мою машину, желательно к завтрашнему утру. — Слышь, Карелин, имей совесть, — возмущённо фыркнул Ваня, шурша чем-то у себя. — Я те чё, машиноискатель? Я как бы тоже спать хочу. — Да просто разошли сводку, ладненько? Сами найдут, сомневаюсь что эта мелочь собралась уезжать из страны. Да и там всё равно бензина мало было. — Ты непривычно вежлив. — Сам в ахуе. — Ладно давай. Сделаю, что смогу, так сказать.

***

Не то, чтобы Слава был в полнейшем недоумении, скорее, это было удивление в некотором роде. Потому что у самого подъезда его дома стояла, даже без новых царапин, его недавно угнанная тачка. В которой бессовестно дрых этот гадёныш, развалившись на задних сидениях. И, ну, Слава не мог честно сказать, что ему прям очень уж хотелось будить его. Не потому, что, типа, «ну, спит, пусть спит и дальше», а потому, что так он выглядел ещё более… милым, что ли. И не таким буйным. «Хотя язычок у него что надо», — с ухмылкой подумал Слава, зевнув, и открыл дверцу машины, хватая парня за шкирку, как тогда, когда Карелин нашёл его, и потянул на себя, стараясь не ударить головой. Мирон, проснувшись, почти на автомате попытался зацепиться за что-нибудь, чтобы не дать вытащить себя из машины, но, естественно, у него не вышло. Точнее, он просто не сообразил за что именно можно схватиться, дезориентировано озираясь. Более осмысленным взгляд у него стал только когда Карелин, ни слова не говоря, запихнул его на первое сидение, обходя тачку и, даже не смотря в сторону парня, пристегнулся, заводя мотор. — Теперь легче выбрать, верно? Слава потёр пальцами переносицу. Эти подростки что, бессмертными себя считают? — Я мог бы тебя засудить нахуй, за угон. А за решёткой ночью ты мог бы посидеть за то, что при мне сижку вытащил. Ты хоть понимаешь, какой штраф я могу заломить за твою выходку? — возмущённо пробурчал Слава, всё ещё не смотря на Фёдорова, который тут же нахмурился. — А ты заломишь?... Карелин замер, не спеша давить на газ. — Я подумаю. — Ты ведь не сделаешь этого, верно? — вкрадчиво спросил Миро, с неким интересом уставившись на Славу, чуть прищурив глаза. — Будешь меня раздражать — без угрызений совести вообще пойду и сдам. — Ладно, я понял, — слегка приподняв руки в примирительном жесте парень, отворачиваясь к окну, слегка мечтательно, но сонно улыбаясь. Он не знал почему, но ему было не плевать на этого высокого, хамоватого мента. Наоборот, он чувствовал жгучий интерес, любопытство, который чувствуешь, когда изучаешь нечто неизвестное, что раньше никогда не видел. Так и со Славой — почему-то Мирон был уверен, что не встречал таких, как он. В нём было пополам «наглости и красоты». Да, его даже можно было назвать… ничего таким. Вроде как совесть у него была, но… что-то подсказывало Фёдорову, что, если нужно будет сделать выбор между работой и чистой совестью, Карелин выберет первое. Даже если не сможет потом уснуть. То же самое происходило и сейчас. И Мирону было дохуя интересно, что же выберет Слава. Это было типа… проверки. Миро сам ещё не решил, на что. Как ни странно, он всё-таки просто посадил его в обезьянник, умолчав о том, что он-то и трогал машину Славы. К счастью, никто всерьёз ещё не начал поиски, потому что почти все походили сейчас больше на сонных мух, как и сам Слава, собственно. Его друг, кажется, что стоял рядом, пока Карелин закрывал решётчатую дверь за парнем, сказал, что звонили родители Фёдорова. Тот поёжился, едва услышав об этом и, кутаясь в тонкую куртку, сел в самый угол на удивление пустующей камеры, не обращая внимания на слегка обеспокоенные взгляды со стороны полицейского. Это, конечно, было довольно лестно, но всё же. Миро ещё нет восемнадцати. Фёдоров чуть улыбнулся своим мыслям, закрывая глаза и пытаясь сесть поудобнее. Он не спал вторые сутки, так что в сон клонило жутко, хоть так и не скажешь. Но не прошло и трёх минут, как он снова сопел себе спокойно. — И вот этот вот угнал твою тачку? Он такой… мелкий, — придирчиво хмыкнул Светло, склонив голову чуть вбок. — Это он ещё молчит. — А, так у него зубки есть, судя по твоему недовольному тону? — ехидно уточнил Ваня, плетясь за другом, направившимся к выходу из здания. — Кусается, но не сильно. Даже забавный. — Ну ты даёшь, Карелин. Смотри — не влюбись. — Пошёл в пизду.

***

Конечно, Славу потом приставили к этому пацану, причём он не сомневался, что намеренно. Но уточнять не решался. В принципе, это довольно легко — каждый день ходить проверять жив ли там пацанёнок, а потом спокойно сидеть и ничего не делать, потому что у него вроде как «и так есть задание». С той ночи, когда Слава оставил Миро «отдыхать» в отделении, они разговаривали всего раз за последующие пять дней. И разговор этот был не колючим, не ядовитым, не с подколкой через каждое слово… Как будто и не было ничего. Карелину было интересно, откуда Фёдоров знал, где он живёт, о чём, собственно и спросил. А парень спокойно ответил, что он уже ловил его после десяти и сказал, что проводит. Только не уточнил, что проводит до своего дома, а не до квартиры пацана. Но, дом Фёдорова находился всё равно в паре дворов оттуда, так что невелика потеря. В основном Карелин либо провожал Мирона с учёбы до дома (опять же, только до своего) или вваливался почти ночью, чтобы убедиться что он не слинял опять от отца. И постепенно начал привыкать к пацану. Типа…это стало чуть больше, чем просто работа. Это стало входить в привычку. А Карелин, с его-то быстротой адаптации ко всем причудам жизни, вполне себе уже включил прогулки от школы до своего дома с Мироном в свою повседневность. За пять дней. И, если бы парень снова попросил бы переночевать у него, чтобы не идти к родителям, то Карелин без раздумий открыл бы дверь подъезда. И предложил бы чашечку чая. Ну и хуй в рот заодно… Он не влюбился, нет. Просто… этот парень ему нравился. Именно тем, что был не таким, как все. И, да, из-за этого ему хотелось засадить пацану так, чтоб яйца звенели. И, естественно, однажды это должно было произойти. В общем-то Слава не мог винить эту школоту за наезды на Мирона. Как минимум потому, что сам так делал в старших классах. Потом, конечно, его некоторое время грызла совесть, но он свыкся с мыслью, что иногда может быть той ещё сволочью. Но он вполне мог винить самого себя за то, что, как только в отдел снова позвонила встревоженная, с высоким птичьим голоском, женщина, сбиваясь, рассказавшая, что «те невоспитанные хулиганы снова подрались с Мирошей», то сразу же, закатив глаза, выбежал из здания, буквально за десять минут доехав до места учёбы Фёдорова. Там шёл урок и, хоть Славе было далеко не двенадцать лет, всё равно было как-то стрёмно гулять по тихим и пустым коридорам — постоянно было такое чувство, что сейчас дверь откроется и на него с криками «Карелин, опять прогуливаешь, ну-ка марш в класс!» набросится какая-нибудь ОксиПетровна. Он перезвонил той немного истеричной учительнице с соловьиным голосом, уточнил, в каком кабинете учится Миро. И ему было даже, наверное, почти приятно видеть этот немного недоумённый взгляд ещё секунду назад записывавшего что-то пацана. Сухо поздоровавшись, он с безразличным видом рассматривал то потолок, то стены, то оторопевшую от такого преподавательницу, но абсолютно игнорируя затихших подростков. А потом, когда женщина, которая, видимо и звонила тогда, чуть заикаясь, что-то пролепетала, обращаясь сначала к Славе, а потом к Фёдорову, у которого, надо заметить, была стёрта кожа на одной скуле, а ещё были синяки на шее. Но двигался он так же, как и обычно, когда Карелин приходил к нему на хату, и делал он это так то ли отстранённо, то ли у него спокойствие такое, но если бы не эти царапины и синяки, так и не сказать, что его кто-то вообще пальцем трогал. Он молча собрал вещи, нечитаемо смотря сквозь книги и еле заметно улыбаясь. Слава этого, правда, не заметил, беззаботно рассматривая помещение. Затем, так же сухо попрощавшись, Карелин вышел вслед за парнем, засовывая руки в карманы и быстрым шагом направляясь к выходу. Не хотелось здесь задерживаться. Отовсюду веяло ностальгией, заставляющей кривится от воспоминаний. Поэтому Слава не заметил, что обогнал Фёдорова, а тот уже несколько раз позвал его по имени, видимо, пытаясь привлечь внимание. Карелин не останавливаясь развернулся, подходя к не двигающемуся с места парню, что с нечитаемым взглядом уставился на Карелина. — Чего, — продолжая источать безразличие, буркнул он, борясь с желанием схватить пацана за шкирку и потащить ко входу. Парень продолжал смотреть, не отводя глаз. Славе даже казалось, что он не моргает. Почему-то ему отчётливо казалось, что от него чего-то ждут. Чего-то мелкого, незаметно нужного. А потом Миро, медленно подняв руку, словно боясь спугнуть животное и затаив дыхание, коснулся чужой руки чуть выше локтя, переводя свои тёмные глаза на неё. И, хоть Слава нахмурился, не понимая, что не так с этим парнем, ему это прикосновение не казалось чем-нибудь… неправильным. Наоборот. Оно было, наверное, даже ожидаемым. Будто с самой их первой встречи это должно было произойти. Правда, это ощущение быстро прошло и Карелин стряхнул чужую ладонь, на что Фёдоров не обиделся, похоже. Видимо, ему хватило, хотя, зачем, почему, какого хуя… Слава, не задав такие вопросы, оправдывал себя тем, что ему просто лень. А пацан с самого начала какой-то ёбнутый был, бракованный, походу. Ему не хотелось его понять. Славе хотелось сильно сжать бледные худые запястья и увидеть реакцию. Ругань, шипение, скулёж, всё было бы лучше, чем напускное в своём большинстве равнодушие. Он понял, что до сих пор не так уж часто видел, как Мирон улыбается. Искренне. Только один-два раза. После этого он часто забирал пацана с уроков или ждал его после школы. Естественно, на хулиганьё это произвело ужасающий эффект и они почти отстали от Фёдорова. Разве что теперь могли шептаться за уголками, точа зубки. Но на это уже Славе было откровенно похуй. Статус работника полиции давал ему привилегию на особое отношение от гражданских. Они либо его до жути уважали, либо до жути боялись. Ну, были ещё третьи, они были хамами. Такими же, как и сам Карелин, так что с ними обычно у него тёрок особых не было. После школы он не сразу отвозил парня домой — слишком уж заплывшая рожа была у его бати и как-то жалко было пацана отвозить к такому пьянице. И ведь не докажешь ничего — сам Мирон слишком боялся отца, чтобы сказать, что синяки на руках у него не от того, что он навернулся с лестницы. И, когда Карелин однажды забирал его с уроков, Фёдоров сказал, что точно знает — за что бы его отца не посадили, он будет винить во всём его, своего сына, и Миро понимал, что после этого он не переживёт ещё одной встречи с ним, а встреча будет, он не сомневался, — несмотря на свое вечно набуханное состояние, когда-то его отец был поприличнее и обзавёлся полезными связями. Поэтому Карелин иногда увозил его подальше, в какую-нибудь забегаловку на углу центра или в библиотеку, или даже как-то раз взял им билеты на Мстителей. Но в основном, когда они пили кофе платил Мирон. Славе было плевать, откуда у него такой неплохой заработок, ему было важно только то, что перед ним свежий кофе. А ещё раз в пару месяцев Миро мог уйти из дома на выходные и не вспоминать о своём доме целых два дня. Когда он рассказал об этом Славе, тот лишь пожал плечами, мол, заебись. Но потом понял, к чему клонит пацан. — Ты хочешь… ты… Я не могу сформулировать предложение, потому что всё ещё не понимаю, — жуя мармеладку, чуть нахмурился Карелин, разглядывая отвернувшегося к окну Мирона. У него был красивый профиль, ничего не скажешь. А на скулы так странно падал свет, что жутко хотелось протянуть руку и провести по ним, очерчивая контур. А ещё ресницы. Карелин давно заметил, что они слишком пушистые, из-за чего часто находил себя за тем, что бессовестно пялится на подростка. — Я спросить хотел — можно у тебя перекантоваться на этих выходных? — пробурчал Мирон, крутя в руках стаканчик с горячим чаем. Он не любил кофе. — Я те чё, отель бесплатный? — на автомате возмутился Карелин. Конечно, они знакомы. И, наверное, друзья. А может и не совсем. Но… Просто Слава не хотел набухаться и, вернувшись домой, обнаружить там ещё не спящего парня и выложить ему, как и где хочет отыметь и что ему нравится, как выглядят синяки на руках Фёдорова. Но отказ значил бы, что он не доверяет парню, так что ли? А у него и так друзей не три вагона и тележка. Ну вот что ему оставалось делать. Карелин, задумчиво растягивая мармеладку в руках, неопределённо кивнул. — Ну да, можно, наверное. И снова, здравствуйте. Видимо, фаза боязни мусоров у этой хулиганской шпаны пропала и они с новой силой начали лезть к Фёдорову. С «новой силой» — значит, с «дать кулаком по морде». И Слава, сам не понимая по каким таким причинам, был в полнейшем бешенстве, стоило ему увидеть свежие царапины на бледном лице и кровь из кривоватого теперь на вид носа. Он тут же, чуть ли не брызжа слюной, заявился к директору, заставив Миро подробно описать избивших его уебанов. Хотя и описывать не надо было — он всё равно знал их имена, но Славе было необходимо знать, что этим долбоящерам пропишут по такое число, что они у каждого угла будут бабулькам помогать. И только потом Слава, местами романтик, понял, что это не забота. Он просто ёбанный, мать его, собственник. — Ты хороший, — уверенно заявил Мирон, на что Карелин лишь удивлённо приподнял брови. — И не только потому, что запомнил моё имя. — Потому что спас тебя от надоедливых хулиганов? — уточнил Слава, почему-то не замечая за собой, что ему не хочется грубить парню или на каждое его слово отзываться едким сарказмом. — Помимо этого, — уклончиво ответил пацан, доставая откуда-то сигарету и зажигалку. Видимо, Карелин слишком сильно утонул в его взгляде, чтобы замечать вообще что-то вокруг, в том числе и сигареты. — Тебе нет восемнадцати, засунь откуда взял, — фыркнул Слава, покачав головой. Фёдоров выжидающе посмотрел на него несколько секунд, а затем кинул курево в ближайшую мусорку. — Ну так… почему я хороший? — А? — отвлёкшись на проехавшую мимо машину, рассеянно встрепенулся парень. — Ну, я не знаю. Может, тем, чем не похож на других. — Так я теперь ещё и на других не похож? Миро закатил глаза. — Ты начинаешь выделываться по каждому поводу. — Именно поэтому я хороший? — улыбнулся Слава, старательно путая парня. Тот обречённо вздохнул. — Ты переиначиваешь мои слова. — Но ты же улыбаешься, — пожурил Карелин. Фёдоров беззлобно фыркнул, рассматривая вывеску знакомой забегаловки. — Зайдём за чаем?

***

— Сие есть моё скромное пристанище. — Ты хочешь охмурить меня сонетами? Тогда, может, Шекспира ещё прочитаешь? — Слышь, иди в пизду. Сам себя сонетами охмуряй, романтик херов. Слава стянул кроссовки, держась за стенку и, не стесняясь присутствия парня в своей квартире, оставил их так и валяться на пороге. Фёдоров же топтался на входе, будто боясь стянуть обувь и ступить на пол за пределы входного коврика. — Ну чё ты завис? — вывел будто бы из оцепенения пацана Карелин, уже изловив в своей берлоге животину и теперь почёсывая её за ухом, довольный тихим урчанием. И, стоило Миро заинтересованно глянуть на кошака, попутно оставляя кроссовки педантично составленными у стены, (в их числе были и славины, кстати) Карелин почти гордо усмехнулся, объясняя подошедшему пацану: — Это Гриша. Он кот. Фёдоров чуть улыбнулся, несмело протягивая руку и касаясь пушистого уха животного. Тот, никак не реагируя на незнакомое существо, продолжил щуриться, махая хвостом. Поэтому Миро, приободрившись, взял кису себе на руки, поглаживая по спине. — Привет, Гриша-кот. — Он настоящий русский кот, он может пельмени жрать. Правда потом ему плохо становится. — Спасибо, Слав, — почти шёпотом сказал Мирон, имея в виду не что-то определённое и поднимая на Карелина тёмные глаза, заставляя хотеть ещё раз услышать своё имя, сказанное так тихо, с таким процентом благодарности, что охуеть. Ещё чуть-чуть и можно было бы спокойно ставить на колени и получать полнейшую покорность в ответ. И Карелин бы так и сделал… Но при дневном свете у него всё ещё присутствовала совесть. — А. эм… Д-да, конечно… Вон там комната, в общем, можешь кинуть свои… вещички. Не хоромы, но для сна годится, — растерянно и в какой-то мере стушёванно объяснил Слава, отводя глаза. Теперь, когда шпана была размещена и, вроде как, довольна, оставался вопрос о том, что делать с предложением Светло «надо бухнуть на выходных». Естественно, был повод, как без него. Он три месяца как расстался с той стервозной сучкой, что не любила кошек и вообще друзей Вани. Она была идеальным существом, подходящим под слово «мегера». Эта тварь однажды чуть не утопила кошку Вани — Коху, когда та перегрызла ей провод от фена. И Слава не сказал бы, что животное сделало это случайно. И, естественное, он шёл туда с твёрдым намерением напиться и остаться у друга, даже оставил Миро ключи и сказал, чем кормить Гришу, пока его не будет, на что Фёдоров немного грустно улыбнулся и, не ответив ничего, достал из рюкзака книгу, что они захватили по дороге в его любимой библиотеке, обосновавшись на кухне, куда за ним быстро посеменил Гриша. Славе было почти жаль оставлять Миро одного. Они ведь могли фильм вместе посмотреть, поболтать… Но Слава действительно не был уверен, что в нём есть столько выдержки. Так что пусть парниша будет просто в безопасности. И от пьяного и агрессивного бати, и от часто заглядывающегося на его зад копа, который тоже иногда подбуханный ходит. Слава почему-то никогда не думал, что может нарушить закон именно таким способом. Выебав подростка. Конечно, ему не раз улыбались молоденькие студентки, кучками ютившиеся возле всяких кафе, особенно которые были близко к институтам, но им всем было по восемнадцать. И, да, он спрашивал. Потому что чаще всего подходил с тупым подкатом: «Восемнадцать есть? Тогда почему парня не вижу?». Он согласен, это было наитупейшая фраза, на которую могла бы повестись девушка. Но, так или иначе, это срабатывало, и не раз. С Миро всё было не так. Наверное потому, что он — не весело щебечущая о чём-то легкомысленном восемнадцатилетняя красотка, а худой, бледный, словно мраморная статуя и молчаливый парнишка, которого избивает отец и единственный близкий человек которого — работник правоохранительных органов. А у последнего скрытые пидорские и садистические наклонности, по-видимому. Мирону это точно нахер не сдалось. По крайней мере, Карелин так думал. Он как-то сомневался, что избитому жизнью и людьми, худому до невозможности подростку нужна не любовь и забота, а грубые прикосновения и краснеющие укусы на шее. Да даже если и так, то разве Миро позволит ему это сделать? … Ну, да, скорее всего. В смысле, для единственного человека, который хоть как-то пытается ему действительно помочь он, вполне возможно, сделает всё, чего захочет Слава. Даже когда они сидели в забегаловке и Карелин пил часто покупаемый ему Фёдоровым кофе, в глазах парня легко угадывалось желание угодить. Карелин не пользовался этим, что вы. Просто соглашался почти на всё, что предлагал ему пацан. И чувствовал некую целостность. Будто теперь всё на месте, всё по полочкам, всё так, как и должно быть. И в такие моменты Слава даже заслушивался тем, что с некой особой интонацией рассказывал ему Миро, иногда очень оживлённо жестикулируя. В такие моменты у него буквально глаза загорались и он, даже не заметив, скинул как-то свой стаканчик с чаем, на что обратил внимание только Слава, но тут же вернулся к чуть ли не захлёбывающемуся словами, но всё очень чётко и быстро тараторющему подростку. Он был похож на тех героев книг, в которых главный герой в конце умирает, наглотавшись таблеток или выбрав самое высокое здание для полётов. Вот прям всё по списку: мать умерла, батя бьёт, сверстники сторонятся, сам парнишка умный, хоть сейчас в институт отправляй, книжки читает, сам что-то пишет, плюс странные отношения с единственным другом, который появился три-четыре месяца назад… Хоть сейчас садись и бестселлер пиши. Но таких ведь историй много, она не будет сильно отличаться от других. — Так чего там с тем пацаном? — выводит Карелина из глубоких мыслей Ваня, подперев голову рукой и сонно уставившись на друга. Тот, смотря куда-то сквозь стол, моргнул, переводя взгляд на Светло. Они сидели уже не один час. Кажется, было не меньше половины первого. — Что? — Ну-у, тот пацан, — мотнув головой, потёр глаза Ваня, пока Слава вычислял по храпу из соседней комнате, кто пил с ними до этого. Кажется, это был Замай. — Который у тебя тачку угнал. Карелин посмотрел на идиотски лыбящегося друга так, как смотрят на предлагающего скушать пирожков мужика с пушкой наперевес. — Ты в курсе, что у тебя, когда ты пьяный, отсутствует инстинкт самосохранения? — Он у всех бухих отсутствует, — махнул рукой Светло, не давая Славе перевести тему. — Ну так что там с ним? — Я откуда знаю, я те чё, карточка медицинская? — Да я же знаю, что его с батей на тебя повесили. Ты же должен ходить и проверять, живой он там или не совсем. — Ну хожу, — нехотя пожал плечами Карелин, водя ногтём по заляпанному столу. Кажется в углу кто-то разлил бухло. — Ну и? — Что ты прицепился к этому пацану, он что, из шоколада сделан? — взъелся Слава, недовольно заёрзав. Уж про что-что, а вспоминать, что сейчас у него в квартире, наверное, беззаботно спит подросток, не хотелось. — Тиш, тиш, Славик, я ж прост спросил, — приподнял руки в защитном жесте Ваня, икнув. — Неужто он так сильно тебя бесит? — Да не, нормальный пацан. — Ага. — Хороший даже, наверное. Книжки умные читает. Да и поболтать с ним приятно. — М-м. — Иногда слишком заумное что-то задвигает, но так вполне сносный. Я даже привык к нему. Тихий, спокойный. Такой захочет — муху не обидит. — Ну, твоя машина мухой и не была. — Захлопнись нахуй. В общем, домой Слава вернулся подбуханный и в довольно разрушительном расположении духа. Его внутренний собственник был почти доволен, когда, вешая в коридоре куртку, он заметил чужие кроссовки в углу стены. Значит, Миро ещё здесь. Хотя, куда бы он делся. Карелин, исходя из мыслей о том, что мелкий спит, как можно тише прошёл на кухню, наливая себе воды в одну из тех кружек, что стояли почему-то чистыми на столешнице. Миро что, посуду ему помыл? В любом случае ему нужно было сейчас кое-что. И нужно ему это было не потому, что хотелось, вот прям сейчас вставило, нет, даже не потому, что он был пьяный — уж с чем, а с небольшой пьянкой он может справиться. Он делал это, потому, что мог. Ну и потому, что его наполовину лишённое логики сознание шипело ему, что ему просто необходимо увидеть его реакцию. Осторожно приоткрыв дверь, благо она была не скрипучей, в собственную спальню, Карелин увидел не то, что ожидал — Миро, в странной позе усевшись на кровати, одной рукой держал книгу, полностью поглощённый текстом, а другой умудрялся гладить кота, подмявшего под себя одну из ног Фёдорова. Последний не сразу заметил, что дверь открыта и на пороге стоит хозяин квартиры, так как сидел ко входу почти спиной, да ещё и в наушниках. А когда Карелин подошёл ближе, парень испуганно дёрнулся, разворачиваясь и снимая гарнитуру, мгновением позже приветливо улыбаясь. — Ты вернулся. Карелин, задумавшись на секунду, утвердительно кивнул. Вернулся с попойки. Но без совести на этот раз. Он, чуть прищурив голубые глаза и не разрывая зрительного контакта с пацаном, как-то неуловимо быстро подошёл ближе, уже опираясь двумя руками и коленом о край кровати, оставляя считанные сантиметры между его лицом и лицом застывшего и, похоже, почти не дышавшего Мирона. Карелин краем глаза выхватил строчку из книги: «…Стоять на своем часто значит проявлять упрямство*…». О, Слава умеет проявлять упрямство. Фёдоров чуть заметно поморщился. — Господи, Карелин, от тебя перегаром несёт за километр. Ты пьян? — Только наполовину. — Тогда, надеюсь, дойдёшь сам до душа? — стараясь выровнять дыхание, тепло улыбнулся парень. Слава и с места не сдвинулся, разглядывая свободную чёрную майку, в которой сидел Миро. — Слава? — Сними. Парень опешил, чуть нахмурившись и отложив книгу в сторону. Что-то ему не нравилось, куда это всё идёт. — Что снять? Тебе раздеться помочь? Ты вроде не выглядишь настолько бухим, чтобы… — Майку свою сними. Прямой приказ в буквальном смысле выбил весь воздух из лёгких парня. Ему почему-то казалось, что у Славы язык не сможет повернуться приказать ему сделать что-то. Или ему просто не хватало фантазии. Хотелось сказать что-то, но сколько бы едких ответов мозг не придумал, горло будто бы безболезненно сжали чьи-то руки, не давая сказать и слова. Только в неком оцепенении приоткрыть рот, словно рыбка, выброшенная на берег и уже почти дохлая. А Славе, похоже, терпения было не занимать. Потому что он продолжал пялиться на его майку, видимо, ожидая ответа или каких-нибудь действий от Миро. В голове будто избитым щенком промелькнула мысль о том, чтобы подчиниться, сделать, что попросит Слава. А потом… Парень с нечитаемым выражением лица отрицательно покачал головой, поджав губы. Слава немного удивлённо приподнял брови, всё ещё не сводя с чёрной ткани глаз. — А чё так? Не хочешь мне угодить, солнышко? — Мирон скривился: слышать нечто настолько приторно нежное от Славы было почти противно. Лучше уж недовольное, но мирное ворчание по поводу… Фёдоров зашипел, стиснув зубы, когда Карелин, схватив его за худые запястья, крепко сжал их, с размаху повалив парня на кровать. Фёдоров беспомощно оглянулся, задрав голову. Нет, нет, нет, Слава, только не ты… Парень снова зашипел, пытаясь вырвать руки, но куда уж ему, слабому подростку, до работника полиции. А ещё, стоило ему запрокинуть голову, то чужие зубы тут же сомкнулись на бледной, но и так не без синяков, коже. Фёдоров промычал что-то, пытаясь ногами спихнуть Карелина с себя и с кровати. Он не так себе это представлял. Если уж на то пошло, то он вообще себе такого не представлял. Ему был интересен Слава, как человек, который отличается чем-то от других и ему хотелось быть рядом просто потому что рядом с ним он чувствовал себя в безопасности. До этого момента. — Что такое, Мир? Слишком больно укусил? — пожурил Слава и Фёдоров, ощущая дикую сухость во рту, подумал о том, откуда в подбуханном Карелине столько силы. Или он сам сопротивляется не в полную силу? Хрен его разберёшь. Как и дурацкие подколки Славы. Было не то, чтобы противно, было… больно. И морально, и физически. Ещё до того момента, где Карелин, усердно сопя, перевернул парня на живот, залезая рукой в штаны. Было такое чувство, будто грудную клетку сжали и попытались вырвать сердце прямо сквозь рёбра. Миро не мог сказать, что любил Карелина так же, как и не мог сказать, что он ему безразличен. Но это был, блять, единственный человек, который видел, как он улыбается. А теперь этот человек бессовестно пользуется тем, что Фёдоров словно побитая бездомная собачка преданно таскается за ним. И вот это уже было мерзко.

***

Слава не слышал, как парень, чуть пошатываясь, сполз с кровати ночью, подбирая майку и джинсы где-то возле стены. Губы были мокрые и солёные на вкус, хотя Миро и не помнил, как плакал. А может, это кровь так ощущается на языке? Может, Слава слишком сильно укусил его. Но покоцал он его сильно, ничего не скажешь. Уже проступившие за пару часов синяки на руках и бёдрах были отвратительно похожи на те, что оставались после пьянки отца. Те, что на боках хотя бы можно было скрыть под майкой. Алеющие засосы, чуть ли не под самым подбородком, а большинство из них ещё и сопряжались с укусами, с которых ещё не сошла краснота. Один даже заходил на ключицу. Искусанные в кровь, по-видимому, губы и жуткая боль в животе. Словно там поковырялись большой ложкой и оставили как есть, решив, что и так всё заебись функционировать будет. Ноги ещё немного подрагивали, но идти он вполне мог. А ещё этот отвратительный запах дохуя страстного секса, который неприятно забирался в самые ноздри, заставляя кривиться от воспоминаний. Мирону очень хотелось отключиться где-нибудь в самом начале и не присутствовать при получении этих синяков и засосов. Хотелось забыть. Соскрести эту часть воспоминаний с разума, оторвать кусок мяса и выбросить на съедение голодным кошкам, которые, в представлении Фёдорова почему-то все сейчас были идентичными Грише. Ещё раз глянув на довольно посапывающего хозяина квартиру, свесившего руку с кровати, Миро, погладив на прощание кота за ушком, тихо ушёл, оставив ключи на столе в кухне. Через три дня Слава, ходивший мрачнее туч над Питером, узнал о смерти подростка в одном из самых неблагоприятных районов. Это был передоз и Славе было почти жаль. Жаль, что он так и не смог помочь ему. Что он снова всё испоганил. Но очень надеялся, что там, где сейчас Миро лучше, чем его прежняя жизнь.