Спросите Кристиана

Янтарная жидкость плескалась на дне стакана. Кристиан опустил голову на сложенные руки, уставившись на мутное стекло тусклым взглядом. В баре было достаточно темно - там, снаружи, только начинало светать, сизыми перьями дня перекрывая угольно-чёрное оперение ночи, но свет в баре уже вырубили. Экономия-с. Крис движением щелбана звякнув по уже пустой, а потому ненужной стекляшке, молча толкнул стакан к баристе. Это был только третий повтор, а органы уже скрутило. Точно паль. Да и язык мерзко стягивало мнимой плёнкой. И Кристиан рад бы сблевать, но ему так не хочется снова очнуться с чистым разумом. Нахер здравый рассудок. – Будьте добры, – Гордон обратился к бармену тихо, чтоб язык унизительно не заплелся, – налейте мне в этот раз не отравы, как в прошлые разы. Тогда я, возможно, влив в себя всё ваше пойло, даже не сдохну. Хотя... К черту, продолжайте. Может, оно будет и к лучшему. Последнюю фразу Крис произнёс практически про себя, все же не уверенный, что постороннему следует видеть, что за мусор летает у него в сердце сейчас перекати-полем. Бариста средних лет и довольно сурового вида пронзительно осмотрел Кристиана, ворчливо вздохнул и достал другую бутылку. Явно старше и грязнее прошлой, но налитая из этой жидкость даже запах имела более приятный. А на языке наконец разлился тот терпкий вкус, что присущ не самому вычурному, но все же нормальному алкоголю. Скажем, приятелю не подаришь, но самому втихую в каком-то забытом богом баре употреблять можно с грехом пополам. Хотя почему пополам? Крис был уверен, что всё его времяпровождение сейчас можно было бы охарактеризовать как один сплошной грех. Боже, с каких пор он - такая чёртова развалина? Общение, собственный смех, интерес к чему-то, чужие вопросы - всё это было словно за стеклянной мутноватой стеной. Брат был, напротив, счастлив. Крис это краем глаза приметил, уже наученный замечать даже те детали, что кажутся ему ненужными сейчас. Теренс ходил едва ли не в припрыжку, а взглядом смущенным то и дело стрелял в Кёрсона. Постоянной грызни на лекциях и в коридорах будто никогда и не было. Университету стало в каком-то смысле спокойнее - и прекрасно. Хотя в нем и без этой парочки хватало одиночек-отморозков, что любили привлекать к себе внимание общественности якобы бунтарскими и конфликтными ситуациями. На деле - просто подростковое самовыражение, проще говоря, выпендреж. Может, и хорошо то, что хоть где-то эти дети, повзрослевшие раньше времени, могут вернуть беспощадно отнятое "научной революцией", как её называли по телевидению и в журналах. Разве "гребаный конец света" выговорить не проще? Что ж, для Криса с апокалипсисом всё не то, чтобы очень поменялось. С братом по-прежнему морозят друг друга, разве что теперь Терри драться не лезет, заменив юношеский запал на устойчивую прохладу. По-прежнему в жизни Кристиана присутствует игра на публику, большие компании, расположение со стороны учителей... Разве что теперь он может пить. Возможно, не самое полезное для него обновление. И когда ему было на что-то так сильно плевать, как сейчас? Простой вопрос знакомой - "чем ты увлекаешься" - вверг в ступор, который и привёл Криса сюда. Да, у него есть интересы, но разве сейчас он по-настоящему увлекается чем-то из них? Лишь делает вид. По привычке. Эта новость пугала... бы. Трезвого. Пьяные ведь - самые храбрые. Наверное, это единственная причина, по которой придумали бары и алкогольное опьянение. Приятно ничего не бояться. Но не тогда, когда ты и другого ничего не чувствуешь. Крис поднёс к губам рюмку и медленно опрокинул её в рот. Психика искала, на чем сосредоточиться помимо неприятных истин. Хотя, возможно, парню было противопоказано в принципе даже останавливаться и начинать рефлексировать. Потому как вот к чему это приводило. К тому, что он - в хламину. Видит бог, даже самый качественный алкоголь в этом баре не поможет не чувствовать накатывающую тошноту, если Крис попытается сейчас встать со стула. Да и зачем ему вставать? Опять направляться в свой кукольный домик-мир, натягивать обврро... обворовожительную улыбку, чтобы вечером опять сорвало крышу, а нервы раздробил неизбежный срыв? Гордон уже так, если честно, устал от собственных истерик, повторяющихся каждую ночь. От своих слез. Он устал быть собой, а другим быть не умел. Когда приклеиваешь маску, будь готов, что когда-нибудь она не оторвется. Разве что вместе с кожей. Кристиан Гордон не готов и никогда не был. Так что сейчас алкоголь сдирал с него кусочки кожного покрова, оставляя голые кости. Но будь он проклят, если не заставит себя надеть эту маску вновь, как только придёт время. Если она не заставит себя надеть. Каково понимать, что уходя куда угодно, даже в "дивный новый мир", ты всегда берёшь себя с собой? Каково ненавидеть свою жизнь в ещё зелёные, но уже успевшие сгнить, двадцать два года? Каково быть рабом и собственным тюремщиком? Спросите Кристиана Гордона.