Не сложится

У Саши невъебически длинные ноги и он в них почти путается, забираясь на бетонную плиту забора. Рюкзак летит в пыль под дерево. Саша складывает подбородок на колено и материт на чём свет стоит всё что только можно. Хочется, вообще-то, материть себя и свои проклятые шестнадцать. В кармане есть зажигалка, но нет ничего, что можно было бы поджечь, и Саша просто мрачно ей щелкает, грея ладонь над светлым огоньком. Гена запрыгивает в два раза легче, прокопавшись в карманах сумки побольше — зато у Гены есть начатая пачка кента. — Еба, Сань, поздно уже? — Как будто тебя ебёт, — хмыкает Саша. Гена задумчиво жуёт фильтр, поднимая брови, и щёлкает своей зажигалкой, никак не добиваясь результата. Саша поджигает кончик его сигареты своей, просто чтобы поджечь хоть что-нибудь. Очень хочется говорить, говорить, говорить, а говорить-то и нечего. Гена задумчиво дымит куда-то в сторону. Гене семнадцать. Саша знал, что однажды вляпается в это дерьмо и вляпался. Он даже не удивлён. У него вообще никаких проблем с этим — в определённый момент он засыпает обычным ребёнком, который играет в войнушку, а просыпается уже парнем, с отнюдь не платоническими чувствами к своему другу. Не к Генке тогда ещё, они тогда вообще даже не знакомы. Сашиного бывшего зовут Мишей, и Миша хороший парень, но что-то у них не задаётся. И Саша встречает свою девочку Свету, и Миша — своего Олега. Саша не ебёт, сколько им было, когда они разошлись. И когда Свету бросил тоже не помнит — помнит, что был ужасно уставшим, потому что нервная Светка искренне заслуживала любви и человека, который бы помог ей вернуться в нормальное состояние, а в Саше этого всего не было. Он вообще её и не любил толком. Вообще как-то не довелось нормально, взаимно полюбить за свои шестнадцать. Сейчас ему так безбожно нравится Генка. Рыжие волосы, торчащие из-под кепки, тени, которые бросают длинные ресницы на щёки. Генка трогательный и в то же время быстрее, выше, сильнее — даже руки у него жилистые. Саша мельче ростом и в плечах, но Генка такой прозрачный, что, кажется, его очень легко удержать на руках. Саша ни разу не пробовал, потому что Гена, наверное, был бы против. Вообще, в него просто хочется вжаться и никогда не отходить. Сашу давно выебало во все дыры в мозгу чувство назойливой любви. — Ген, — начинает он, и хочет бы не заканчивать, но оно как-то само делается, — давай целоваться? Гена вскидывает брови, выдыхает свой дым. — Давай, конечно, но нас не отпиздят ли тут? — Да тут нет никого нихуя, жопа парка и стройка за стеной вообще. — Окей, но мы сидим слишком на заборе, нет? Думаешь, нормально? — Похуй, Ген, мне хуёво и настроение целоваться. — Мне говорили, что нормальные парни так не делают, — через ухмылку. — Ген, — придвигаясь ближе, — мне похуй? Саша думает, что джинсам, поди, пизда, но это как-то всё вообще до лампочки, потому что Гена так замечательно всегда не против поцеловаться с кем-нибудь где-нибудь. Он перекидывает ногу через стену так, чтобы усесться как на физкультурном козле. Патлы лезут медными прутьями в глаза, и Гена лукаво смотрит из-под них, всё ещё улыбается. Снимает кепку. Саша своими ногами не рискует кидаться, поэтому просто поворачивается вполоборота. Подаётся чуть вперёд, предлагая, и Гена, — самостоятельный мальчик, — целует первым. Холодными горькими губами с чуть ощущаемой корочкой. Саша не чувствует ничего, кроме удовлетворения и лёгкого страха слететь с забора. Цапает пальцами за ворот чёрной ветровки, а потом за горячую шею, не чтобы удержать даже, а чтобы красиво. Небо над ними темнеет, рваные тучки уже посинели совсем. Вообще Саше хорошо, наверно. Гена придерживает чуть выше скулы и опирается рукой на Санины колени. Они целуются долго — пару раз Гена отстраняется чуть, даёт вдохнуть и себе, и Саше, а потом всё снова. Влажно, прохладно и жгуче — от никотина и мятной жвачки. Больше Саше хорошо оттого, что Гена улыбается куда-то в Сашин приоткрытый рот и ему тоже в кайф. Когда всё же пускают друг друга, окончательно замерзнув, Саша вытирает губы, чтобы не обветрились. На самом деле, у него есть гигиеничка, но всё равно не хочется. — Ебать, я так тебя люблю, мэн. — Выпаливает он, собираясь потом сказать, что это шутка, и вообще по-дружески, всё такое. Но Гена смотрит серьёзно-серьёзно, убирает волосы за ухо. Поднимает свои длиннющие ресницы. — Отвечаю, у нас с тобой ничего не сложится, чел. Давай-ка не будем друг друга пытать этим? — Ген, да я вообще не... — Не, Сань, серьёзно. Ничего хорошего. Я надоем тебе, как только ты станешь мне интересен и хоть немного понятен. В пизду это, Сашка. В пизду. — Блять, Ген. — Мягко в плечо рукой, глазами в землю, щеками в ярко-красный. — Сорян. Саша ещё раз проходится взглядом по Гениным чертам — он всё ещё замечательный. Серьёзный, уставший. И он абсолютно-абсолютно прав. Саша даже не будет спорить — хорошо бы сейчас просто не заплакать, давай, Сань, че как целка. Гена на него смотрит внимательно тёмными глазами. Сам чуть-чуть неуверен, наверное. Хочет же, как он это сказал, заинтересоваться и понять? Но действительно, в пизду. — Мы завтра поссоримся, да, Ген? — Пидорство, как видишь, до добра нас не довело. — Значит, да? — Да, чел, да. — Пизда, — искренне сообщает Саша. — Последний поцелуй? — просит Гена сам. — Ебучая королева драмы. — Ебу дал? — Нет. — Минет, бля. Они целуются, перед тем, как спрыгнуть вместе со стены и разойтись в хер знает куда и хер знает как навсегда. У них точно ничего не сложится. Ну не просрал бы ведь Саша просто так свой первый шанс на взаимную любовь в свои шестнадцать, так ведь?