***
Оставшуюся часть вечера Франкенштейн бился, силясь понять, где каждый раз совершает ошибку. Он пересматривал все свои записи, сравнивал, но все тщетно. Время ускользало, а слуга так и не смог понять, где вложил недостаточно усилий. Новый образец, уже № 43.13, был готов только в четверть пятого часа утра. Сняв пробу самостоятельно, он понял, что с треском провалился — некоторые образцы имели вкус и пооригинальнее! Измученный, он решил, что ляжет спать. Не встречать же утром господина уставшим и злым. Лабораторный халат был снят резким движением и брошен в неизвестном направлении. В спальне мужчина опустился на кровать. Из кармана вынул фото, где был запечатлен Благородный, ставший для грешника спасением и исцелением тысячелетие назад. Блондин внимательно всмотрелся в карминовые глаза, смотрящие на него с бумажной карточки. — Простите, Мастер… Я недостоин того, чтобы служить вам, — прошептал он, находясь на грани истерики. Учёный перевел взгляд на будильник, показывающий 4:22. С тяжелым вздохом мужчина пристроил на тумбочке фотографию Мастера, с которой был неразлучен с тех пор, как дети принесли ее ему. Рубашка и брюки остались скомканными на стуле где-то неподалеку, о чем дворецкий пожалеет утром, когда будет искать чистую выглаженную одежду. Но сейчас, когда голову занимали другие вопросы, не хотелось заострять на этом внимание. Лег в одном белье, даже не удосужившись закрыться одеялом. По прошествии двадцати минут мужчина уснул с мыслью о том, что Регис был в какой-то мере прав. Стоило бы поискать приличную рамэнную и выкупить. Вместе с персоналом.* * *
Проснулся от звука будильника. Утро — по расписанию: привести себя в порядок, подать завтрак Мастеру, проследить, чтобы остальные не спалили кухню вместе с домом, пока готовят что-то себе и, наконец, ровно в 7:20 выпроводить всех из Франкенхауса и остаться там одному. Потому что он больше не школьный директор. Мысль о последнем порадовала по-особенному: теперь у него больше времени, чтобы придумать, как угодить Мастеру. Мужчина незамедлительно сел за ноутбук. Пальцы молниеносно вблили запрос “Адреса ресторанов-рамэнных в Сеуле”. Вот так силой современных технологий средневековый охотник на вампиров стал охотником на поваров и даже нашел их “места обитания”. И почему только он сам до такой удобной штуковины не додумался, будучи молодым? Нашел ручку и переписал в блокнот. Можно было бы и понадеяться на свою память, но ученый понимал, что давно уже не молод, голова могла и подвести. Быстро собравшись, он вышел, желая вернуться только с какими бы они не были, результатами. Первым в списке был ресторан, расположенный в самом шумном месте Сеула — районе Гагнам. В огромной толпе там легко было потеряться, со всех сторон пестрели яркие вывески и рекламы, гомон сотен голосов оглушал. Невольно Франкенштейн сравнил его с воплями Черного Копья. Найти маленький ресторанчик среди всего оказалось несколько проблематично, но вполне реально. Внутри ресторанчик выглядел вполне прилично; играла приятная мелодия. Франкенштейн выбрал столик в глубине зала, дабы избежать неровных вздохов в свою сторону, и занял за ним место. Официантка — миловидная кореяночка с заразительной улыбкой — подоспела к нему меньше, чем за минуту. Вероятно, польщеная посетителем с кавайной внешностью. — Что будете заказывать, молодой человек? — У вас в меню ведь есть рамэн? — Да, конечно. Какой вам? — Весь, что есть. Официантка, хоть и косо на него посмотрела, записала заказ и удалилась. Франкенштейн вынул единственную имеющуюся у него фотку Мастера и поставил напротив себя. Заказ долго ждать не пришлось. Еще один плюсик заведению. Его выбору было предоставлено четыре различных вида этого блюда. Вежливо поблагодарив, он ловко подцепил хаси лапшу. Как истинный дегустатор, он сначала долго присматривался к изделию, потом принюхался. Казалось, съедобно. Неспеша попробовал на вкус... И ничем рамэн даже в его школьной столовой не был хуже того, который подавали в данном ресторанчике. Но тешить свое самолюбие блондин вовсе не собирался. Кинув взгляд на Мастера, он принялся за следующую порцию. Потом — за следующую. В конечном итоге он все-таки не поменял свою точку зрения о том, что в е-рановской столовой рамэн не хуже. Прошло несколько дней. Франкенштейн обошел все запланированные рестораны и забегаловки, перепробовал рамэн различных вкусов: там была приправа более острой, почти невыносимой, в том помягче, а в этом и совсем не было ничего подобного. Но он все продолжал поиски того самого вкуса, который предоставил бы на пробу своему Мастеру. Воодушевленный, вечерами он возвращался с приятной усталостью и лишь улыбался на заинтересованные взгляды господина. Но один случай перечеркнул все его воодушевление раз и навсегда.***
В очередном ресторане, которому Франкенштейн вполне доверял, опираясь на отзывы посетителей, его встретили особенно тепло. Убранство внутри и приятный аромат специй тоже подозрений не вызывал. Уже традиционно он выбрал самый дальний столик, чтобы не отвлекаться ни на что. Лапшу тут подавали лишь одного вида, разгуляться было не с чем. Пока ждал, так же как и всегда, поставил напротив себя изображение Мастера. Подавали в фарфоровых блюдах, неплохо сервированных. Красиво и утонченно. Уж слишком. Параноик внутри Франкенштейна был готов кричать во всю глотку, что не стоит пробовать, но был осажден. Другим людям ведь стоит доверять хоть иногда? Только зацепил рамэн, как в нос ударил запах специй. Все-таки что-то не то. Поэтому Франкенштейн предпочел не затягивать и сразу попробовал. Копье внутри ученого протестующе зарычало, сам он распахнул глаза. Рука дотянулась до салфетки, в которую мужчина и выплюнул ту отраву, которую в заведении предлагали. — Уф, Мастер, это точно не для вас… — сказал Франкенштейн, нервно отворачивая фотографию. Вокруг блондина заклубились фиолетово-черные всполохи силы. Работникам заведения в тот вечер очень сильно повезло, что они остались живы…***
По прошествии нескольких дней после упомянутого случая коттедж снова опустел по известной причине. Домочадцы просто опасались быть перекормленными лапшой. Или того хуже — быть ею отравленными. Ведь мало ли что могло обратить на каждого из них гнев безумного ученого. Оставшийся с ним наедине Рейзел не смог долго просидеть за чаем. Ноблесс чувствовал все переживания своего человека, почти каждую победу и поражения. В такие моменты Франкенштейн сам не осознавал, что свои эмоции он выливает Мастеру через связь. И его усталость медленно передавалась Рейзелу весь вечер. Как бы далеко Франкенштейн не зарывался, когда работал, Кадис мог найти его где угодно, хоть достать из-под земли. Благородный открыл дверь лаборатории. У Франкенштейна снова кипел очередной образец, а сам он волновался по каждому малейшему колебанию температуры, успевал перебирать бумаги, что-то сверял. Рейзел беззвучно подошел и положил руку мужчине на плечо. Франкенштейн вздрогнул, после чего выправился и выполнил полупоклон. Рейзел немного выждал, чтобы тихим ровным тоном коротко вымолвить: — Убери тут все. Приказ. Франкенштейн несколько растерялся: — Что? Мастер, я ведь… — это было немного не то, чего ожидал учёный. Внутри больно кольнуло. — Я знаю. Ты и без того всегда стараешься ради меня, — он сделал небольшую паузу и посмотрел в чистые голубые глаза Франкенштейна, — Ты столько всего сделал... О большем я даже и не мечтал. Мне этого всего не нужно. Я чувствую твою любовь и твою заботу. А изысканного мне и не надо. — Мастер... — ложка выпала из рук Франкенштейна, а сам он почувствовал, как у него защищало в глазах, но учёный быстро спохватился и вернул себе прежний вид. Однако, от внимательного Рейзела ничего не могло ускользнуть. — Если ты так переживаешь, я попробую, — голос Рейзела стал несколько мягче. Уголки его губ дрогнули, когда он увидел, как с молниеносной скоростью среагировал дворецкий: — Минуточку, Мастер! — и Франкенштейн снова закрутился. Ноблесс, в чьих глазах мелькнуло упоение, скромно сел на стул. Он наблюдал за волнением и трепетом человека, за тем, как щепетильно он относится к малейшим своим движениям и деталям. Очень скоро перед Рейзелом появился сервировочный столик с подносом, где теплилась только что приготовленная порция традиционного корейского блюда. Блондин откланялся и отступил на два шага назад. В воздухе витал приятный ансамбль из игривого сочетания специй и основных ингредиентов. В знак благодарности Кадис кивнул. Франкенштейн нервничал, как когда-то давно, когда преподносил ему кушанье в первый раз. Но даже видя это, Рейзел тянул, желая подождать, пока рамэн достаточно разбухнет. — Не хочешь отужинать вместе со мной? — будто бы невзначай предложил Ноблесс, оказав на блондина колоссальное влияние одной простой фразой, — Мне будет приятно. Франкенштейн занял место напротив, всё не прекращая выжидать. Рейзел, кажется, решил загипнотизировать тарелку, чтобы рамэн быстрее достиг желаемого размера. Учёный предпочел гипнотизировать Мастера, хотя прежде почти никогда не позволял себе так откровенно его рассматривать. Оба почувствовали, как замерло время вокруг них. Но вот, Рейзел, неспеша, одними губами, взял лапшу. Так же стал жевать. Мужчина опустил взгляд. — Вкусно, — бархатный голос мастера прервал тишину, а его слова породили в душе ученого странное чувство, — Очень вкусно. Попробуй сам. Франкенштейн послушался. А в ответ на откровенно изучающий взгляд Истинного улыбнулся, зажмурившись, как довольный кот. Кадиса накрыло волной светлых чувств, исходящих от его верного слуги, и у него самого на душе стало очень тепло. Внутри Благородного разожглось внутренне солнце.И испокон веков, разжечь его мог лишь один, лишь человек. Франкенштейн.