В плену желаний

Мартин хмуро смотрел перед собой, взвешивая в своей голове важное решение, способное перевернуть его жизнь. Два дня назад у него было восемнадцатилетие, которое он бурно отметил с друзьями в кругу милых, вечно вешающихся на него омег. Так уж вышло, что в свои года Мартин был сформирован как истинный альфа, высокий, широкоплечий, с копной огненно-рыжих вьющихся волос, квадратным подбородком, и высокими скулами, с тронутой легким загаром кожей. Этакий принц на белом коне, местного разлива. Мартина всегда забавляло это выражение, оно очень точно описывало его. Характером он тоже вышел царским: напористый, горячий как огненная бурлящая кипучей энергией лава, ершистый и в меру наглый, такой, каких обожают большинство романтичных течных омег. Всю свою спесивость он компенсировал легким романтизмом и вполне мягким ненавязчивым дружелюбием наравне с обходительностью. А так как последние одиннадцать лет воспитывал Мартина один лишь папа-омега, то поведение было у альфы на высоте. Своего отца-альфу Мартин не знал и, если быть до конца откровенным, знать не желал. Тот был богатым выродком какой-то благородной семейки, изнасиловавшим четырнадцатилетнего, только потекшего папочку парня, в следствии чего сам Мартин и получился. Об этом ему как-то рассказал его дед-альфа. Он был военным старой закалки и всю спесь с обидчика сына выбил, но добиться свадьбы так и не смог. Богатенькие родичи выплатили приличную сумму на воспитания бастарда и шустро переехали в другую страну. А Оскар, папа-омега Мартина, остался на попечении отца-альфы, схоронившего мужа. Сам дед умер, когда Мартину стукнуло семь, оставив сыну и внуку уютную трешку в центре и неплохие накопления на карте. Несмотря на все это, папочка Мартина, тогда еще молоденький и щупленький двадцатиоднолетний омега, в институт даже не поступивший, только что считай школу и секцию по бальным танцам окончивший, устроился работать преподавателем этих же бальных танцев в престижную школу для богатеньких детишек. Мартин же был записан на всевозможные секции и кружки, от бокса до фортепиано. И в школу, где папочка его работал был переведен как сын сотрудника и очень смышленый для своих лет ребенок. К папочке его часто лезли всякие преподаватели-альфы. Оскар видный омега, что тогда, что сейчас. Высокий, метр восемьдесят, с копной блестящих, всегда пахнущих шоколадом и корицей длинных черных волос, густых и мягких как шелк. Изящный, скорее даже жилистый, бледнокожий и миловидный, с породистым на диво утонченным лицом настоящего аристократа. И с большими золотыми глазами, единственным сходством с отцом-военным и сыном. Его папочкой всегда восхищались все местные альфы, как учителя, так и его одноклассники, с неприкрытым желанием рассматривая изящного преподавателя танцев. Омеги же часто Оскара задевали, ученики фыркали да шептались в сторонке, кидая обидные словечки, а вот преподаватели-омеги откровенно изводили черноволосого, называя подстилкой. Это Мартин узнавал от своих сплетников - одноклассников, и часто огрызался, вступаясь за отца, сам же Оскар внимания ни на кого, кроме сына не обращал и с альфами старался держать отдаленный нейтралитет. Мартин рос умным и прилежным ребенком, купался в любви и заботе отца и во внимании омег-одноклассников, однако какой-либо интерес к ним не проявляя. В начале было не до омежек из-за учёбы, потом из-за отца. В какой конкретно момент рыжик понял, что реагирует на запах папы, он не знал, просто в один из вереницы дней у него встало на мельтешащего на кухне за готовкой папу. Мартин тогда испугался и убедив себя, что все из-за подростковых гормонов, поспешил скрыться в комнате, не контактируя с папочкой еще три недели после. Потом все, вроде, наладилось, он нашел себе смазливого омежку, жуть как похожего на папочку и отлично провел с ним течку, а когда его папочка учуял на нем чужой запах, нахмурившись заперся в своей спальне тихо плача и скуля, Мартин едва ли сам не разрыдался. Подобные догонялки продолжались уже не первый год. Мартин залипал на упругую задницу папы, бил морду потенциальным ухажерам и настойчиво избегал контакта с родителем. Оскар же стараясь отвлечься от до дрожи притягательного запаха сына флиртовал с альфами своего возраста, принюхивался к долго не ночующему дома сыну и запирался в своей спальне, приглушённо рыдая в подушку. И так бы все и оставалось, только в этот раз все было иначе. Мартину исполнилось восемнадцать, и по случаю дня рождения и выпуска из школы он неплохо провел время с друзьями, после втрахивая смазливого черноволосого омежку в пружинистый диван, а когда придя домой столкнулся с отцом, что-то в выверенной схеме событий пошло наперекосяк. Оскар, который по закону жанра должен был отправить есть на кухню и запереться в спальне, лишь хмуро осмотрел сына и, судорожно схватившись за мобильный, кому-то позвонил. Долго ворковал в трубку и явно собирался уйти. Из подслушанного разговора выходило, что у отца намечается течка и в этот раз он планирует провести ее с каким-то альфой, а не с подавителями, как раньше, что знатно резануло по душевной организации Мартина. Рыжий шустро скрылся в своей комнате и сейчас сидел с отсутствующим видом, обдумывая все произошедшее. Ситуация выходила скверная, его папочка, самый добрый, любимый и желанный, открыто предложил себя чужому, наверняка грубому и недостойному Оскара мужику, который наверняка сделает его хрупкому омежке больно. Это бесило Мартина до дрожи, запах о-папочки, и так сводящий с ума сейчас в преддверии течки дурманил голову сильнее, толкал на грех, но Мартин отчетливо понимал, что родителя не отдаст. Рыжий любил своего папу и далеко не детской сыновьей любовью, родителей не хочется разложить на столе, или ближайшей поверхности и трахать так, что искры из глаз сыпаться будут. Мартин хотел именно этого. И хотелось не просто трахать черноволосого, до сих пор моложавого омегу, а поставить метку, присвоить и заклеймить. Чтобы только его и ничей больше, чтобы с узлом и с детьми, чтобы как пара. Придя к согласию с совестью и нравами, привитыми о-папой и дедом, Мартин рванул в спальню папочки. Оскар нашелся за туалетным столиком, расчесывающий густой шелк волос. Одет он был все еще в домашнюю одежду, но парадно-выходная лежала на кресле рядом с кроватью. Учуяв терпкий запах коньяка и сигар, исходящий от замершего на пороге сына, Оскар повернулся к отпрыску, откладывая расческу. - Что-то случилось, Тинни? – как обычно воркуя, прощебетал отец, смотря на сына подернутыми приближающейся течкой глазами, влажными, блестящими и возбужденными. На щеках играл бледный румянец, губы были искусаны и выпускали прерывистое, чуть учащенное дыхание. - Не зови меня так! – громко и властно рыкнул рыжий, рассматривая отца, что вздрогнул от его рычащего голоса и невольно свел вместе обтянутые легкими черными штанами колени. Плечи омеги напряглись, а дыхание еще немного участилось. – Не ходи никуда, останься дома, – требовательно рычал Мартин, подходя к подрагивающему отцу, феромон которого усиливался, с каждой минутой приближая период зачатия. Оскар задушенно проскулил, и ущипнув себя за изящное бедро, попытался привести мысли в порядок. - Это еще с чего бы? Ты уже взрослый мальчик, справишься без меня дня четыре, – пожурил сына брюнет и невольно застонал, когда грубые пальцы альфы зарылись в его волосы, сжимаясь в кулак на макушке. Мартин предостерегающе зарычал и, подавшись вперед прижался губами к губам отца. Омега удивленно вздрогнул, приходя в движение и принимаясь отпихивать явно потерявшего ясность ума сына, но Мартин лишь сжал его волосы крепче, да ворвался языком в горячий влажный рот прерывисто дышащего омеги. Целуя крепко и влажно, вылизывая податливый неумелый рот неопытного, вечно занятого воспитанием своего ребёнка Оскара, альфа приходил в восторг. Он знал, что после насильника-отца в теле его любимого, жадно отвечающего на поцелуй папочки больше никого не было. Что он единственный, и таким и останется. - Вот именно ...хааахааа… я уже взрослый… а ты - мой омега…папочка…- рычаще прошептал в покрасневшее ушко альфа, оторвавшись от желанных губ тяжело дышащего омеги, сопротивление которого быстро испарилось под натиском течки и давнего застарелого желания оказаться обласканным своим собственным ребенком, как бы постыдно это не звучало. - Аххааха.. – застонал Оскар, когда горячие сухие губы приникли к чувствительному местечку за ухом и принялись выцеловывать и ласкать тонкую изящную шейку, насыщенно пахнущую шоколадом и корицей. Говорить сейчас с сыном не хотелось, в голове, почти затуманенной течкой и сшибающим с ног запахом альфы, метались панические мысли о греховности подобной связи, о моральных устоях и много еще о чем. Однако с каждым движением горячего влажного языка Мартина по шее, мысли спутывались в клубок и терялись в туманящей неге. Думать больше не хотелось, хотелось, наконец, отбросить все и отдаться в горячие сильные руки, что крепко сжимали узкую талию и мяли большими ладонями упругие бедра. Мягко опустившись на кровать, Мартин потянул отца за собой, заставляя трепещущего омегу упереться коленями о кровать по бокам от сильных бедер рыжего. Не дожидаясь действий стеснительного, но уже охваченного течкой родителя, альфа принялся стягивать тонкую темную водолазку с худощавого идеального тела, попутно выцеловывая открытые нежные участки бледной кожи. Оскар тонул в ощущениях и ласках, скулил и подавался ближе на каждое прикосновение, отчаянно желая насадиться зудящей, уже хлюпающей задницей на член альфы, что туго натянул ширинку джинс, грозя ее вырвать. Стянув ненужную кофту и припадая к горячим влажным от поцелуев губам, Мартин резво поднялся на ноги, упер омегу в трюмо, стоящее позади длинноволосого, и шустро пробрался в штаны скулящего мужчины. Оскар подвывал и жадно скулил в глубокий жаркий поцелуй, отчаянно двигал губами и посасывал язык альфы, шалящий у омежки во рту. Мартин же крепко сжимал упругие ягодицы и массировал сжимающуюся текущую дырочку выгибающегося брюнета. Рыжий касался пальцами белой кожи и давил сильнее, оставляя отметки, синяки, как признак подчинения этого брюнета себе. Альфа упивался стонами и скулежом податливого трепетного омеги и ставил засосы на шее все больше. Сильное загорелое тело прострелила искра удовольствия. Оскар, смотрящий на него плывущим взглядом, трясущимися руками сжимал и поглаживал вставшую плоть сквозь джинсы и нетерпеливо облизывал губы. Мартин ставит засосы, кусает соски и дуреет от запаха собственного родителя, и, кажется, своего истинного, его ведет от терпкого аромата шоколада, что забивается в ноздри, щекочет рецепторы и смешивается с его собственным феромоном. Оскара унесло уже давно. Его руки шарят в штанах сына и елозят по груди, прикасаются к соскам и путаются в волосах, омега задыхается, но продолжает льнуть к альфе и раздразнивать его сильнее, потирается ягодицами о горячие ладони, крепко сжимающие упругий зад, размазывая вязкую смазку по сильным пальцам, и сипло стонет, протяжно скулит на высокой ноте, откидывая лохматую голову назад, давая доступ к незащищенному горлу. Рыжий толкает Оскара на кровать и забирается на нее следом, смотрит на распластанное томное тело, на закушенную полную губу и на теребящие собственный сосок тонкие пальцы, и сходит с ума. Мартин действует на инстинктах и, стянув штаны с худых, подтянутых идеально ровных, почти женских ног с узкими маленькими стопами, подается ближе к брюнету, волосы которого веером разметались по белоснежным простыням, и трется о вставшую плоть омеги. Обхватывает два вставших члена, свой и Оскара, сжимает не сильно, но ощутимо сдавливает. Водит ладонью по пульсирующим достоинствам и хрипло вздыхает, водит рукой все интенсивней и резко разжимает ладонь, отпуская налитые кровью члены. В дырочке отца хлюпает, и большая капля смазки кляксой падает на простыни, обильно смачивая тонкий хлопок. Мартин облизывает губы, щурит глаза, водя тонкими пальцами по головке члена темноволосого, наблюдая за метаниями неопытного и неискушенного ласками мужчины. Оскар истекает смазкой, ёрзает и скулит совсем неподобающе. Он раздвигает ноги и подается ближе к сыну, прижимаясь ягодицами к сочащемуся смазкой члену, имитируя толчки, и сдавленно сипит. Альфа понимает его без слов и притягивает истинного ближе к себе. Рыжий прикасается пальцами к сочащейся дырочке и собирает выделения. Растирает их по пальцам, нюхает и слизывает с руки, жмуря глаза от удовольствия. Смазка чуть сладковатая, отдающая горьким шоколадом, вкус идентичен запаху омеги, но ведет от него просто не по-детски, так, что аж скулы сводит от напряжения. Омега скулит и несвязно требует взять его и оттрахать, ноет как ребенок и тянет худые руки к усмехающемуся альфе. Желание стать ближе, срастись с любимым тянет камнем вниз и, не сдерживая безумной усмешки, альфа не предупреждая входит двумя пальцами в мечущегося по кровати брюнета. Тот распахивает пьяные от запаха золотые глаза в удивлении и раскрывает рот в очередном будоражащем стоне. Оскар стонет, раздвигает ноги шире и прогибается, насаживаясь глубже, сильнее, поджимает губы и закусывает щеку изнутри, лишь бы не стонать слишком громко и бесстыдно. Но стоны прорываются и заполняют комнату гулкими вскриками и тихими ахами-вздохами мечущегося словно в бреду, мужчины. Рыжий разводит пальцы в стороны и сводит ножницами, имитируя движения, ласкает нежные стенки, что-то ищет, прощупывая омегу изнутри, наблюдая за его страстными метаниями. Темноволосый скулит несдержанно и просяще, тут же ощущая, как его альфа проталкивает третий, а затем и четвертый пальцы и разрабатывает всхлипывающего от ощущений Оскара еще усерднее. Омега скулит и мечется, его мышцы спазмируются и деревенеют, он весь как натянутая стрела и вот-вот кончит, но Мартин резко извлекает пальцы из ануса с пошлым хлюпающим звуком и рычит довольно в хныкающее лицо потерявшего связь с реальностью омежки. Оскар мычит и распахивает глаза, невидящим взглядом скользя по лицу сына. Он непонимающе бродит взглядом по ожидающему анфасу парня и хмурит тонкие брови, закусывает припухшую губу и моляще просит засадить ему поглубже. Мартин же продолжает изучающе рассматривать брюнета и слишком плотоядно облизываться. Омега мечется по постели, дергает руками и ногами в беспорядочных конвульсиях и хнычет обиженно, чувство пустоты и тянущей неудовлетворенности не дает сосредоточиться. Он тихо порыкивает, сглатывая тугой ком неудовлетворенности, поднимается с кровати на трясущихся руках-ногах и, повернувшись к заинтересованно следящему за парой Мартину спиной, встает на четвереньки. Альфа удивленно приоткрывает рот и выгибает бровь, наблюдая за манипуляциями неопытного, но такого соблазнительного папочки. Омега опирается на одну руку и почти ложится на грудь, заводя другую руку за спину и немного отодвигает одну из ягодиц. Рыжий сглатывает и тянется рукой к бедру мужчины и слегка поглаживает оное. Оскар шумно выдыхает и, обернувшись к сыну, просяще смотрит похотливыми золотыми глазами в такие же глаза напротив. Альфа, собирая пальцами сочащуюся из дырочки смазку, решительно входит в тугое отверстие пальцами, слегка раздвигая проход и имитируя движение. Омега стонет на высокой ноте, и рыжий не сдерживается, подается ближе, утыкается носом в одну из ягодиц ближе к сочащейся дырке и дышит глубоко, как наркоман, улыбается пьяно, рассматривая пьяным взглядом тело под ним. - Ты же у меня такой невинный, откуда знаешь о подобном? – хрипло шипит альфа, рассматривая зардевшегося мужчину, лицо которого шустро скрывается за завесой длинных темных волос. Оскар скулит и податливо двигает задом на пальцах сына, но раскрывать секреты не спешит. Мартин резко толкает пальцы во влажную дырку и глухо рычит в раздражении. – Я жду. - Твой отец...ааххххх… он меня так брал… - сипит Оскар и всхлипывает обиженно. Мартин замирает на миг и растерянно оглядывает подрагивающие плечи, ссутуленную спину и спрятанное за волосами лицо. В груди расползается ненависть к альфе, зачавшего его, и нежность к лежащему под ним мужчине, самому любимому и желанному на свете. Мартин убирает волосы отца в сторону, зацеловывает плечи и лицо, приникает губами к губам и шепчет, как любит скулящего под ним омегу, как хочет от него детишек и пометить его. Оскар лишь успокоенно вздыхает и захлебывается очередным стоном. Рыжему хочется хоть в чем-то быть первым, и он, проказливо усмехаясь, подается к сочащейся распухшей дырочке губами. Собирает влагу и держит бедра дрожащего отбрыкивающегося от него папочки. Оскар взвизгивает и пытается прикрыть отверстие руками, смущенно пыхтя и попискивая. Альфа же, сжав одной рукой худощавые ладошки, а другой зафиксировав бедра отца, принимается жадно вылизывать скулящего мужчину, по телу которого проходит крупная дрожь. Оскар хрипит и стонет надсадно, а Мартин тычется горячим языком в припухшее отверстие, обводит покрасневший вход и ввинчивает язык в жаркое нутро, щекочет кончиком гладкие стеночки и вслушивается в сипы омеги. - Хва..тит..ахахааа…о боже!..аааххахах – громко вскрикивает Оскар и подается бедрами ближе к горячему языку альфы, ближе к острой волне наслаждения. Мартин отстраняется, трет пальцами влажное местечко и сыто облизывается. Его папочка не только сексуальный, но и вкусный, что спешит озвучить рыжий, с умилением наблюдая краснеющие кончики ушей что-то невразумительно булькнувшего омеги. Мартин, наблюдающий за метаниями не на шутку возбужденного брюнета, весело усмехается, убирает руку от сочащейся дырочки и, положив одну свою ладонь на бедро мужчины, другой направил член в сочащееся смазкой розовое местечко, резко врываясь в охнувшего омегу и заполняя его собой до конца. Оскар гортанно стонет и прогибается в пояснице, насаживаясь глубже, стараясь почувствовать альфу в себе сильнее. Рыжий стонет сквозь зубы и плавно двигается в черноволосом, увеличивая амплитуду движений. Он вбивается в худощавую фигуру брюнета, целует его, почти кусая, и ставит засосы по всему телу. Оскар хнычет в простыни, сгребая их в маленькие кулачки, и скулит отчаянно-довольно. Прогибается сильнее, едва ли не до хруста костей, и вскидывает голову, ощущая, как раздувается член внутри него. Омега готов кончить от ощущения наполненности и постоянной стимуляции простаты, но не успевает закончить, Мартин обхватывает основание его члена и, несильно сжимая его пальцами, выходит из брюнета. Омега почти воет и непроизвольно толкается задницей назад, стараясь насадиться на член рыжего, но получает лишь обжигающий кожу шлепок и ласковый укус в загривок. Альфа резко хватает его за бока и переворачивает на спину, входя под другим не менее удобным углом, и вбивается так же резко и напористо. Оскар обвивает ногами спину любимого, прогибается в пояснице и насаживается до упора, полностью принимая парня в себя. В груди расползается горячее чувство единения со своей парой. Мартин вбивается, с силой трахая брюнета так, что у самого искры из глаз сыплются, вгоняя член по самое основание и вынимая почти полностью, оставляя лишь головку. Он перехватывает правую лодыжку вскрикнувшего мужчины и резко дергает вверх, проникая под другим углом, издавая пошлый звук шлепка мошонки о ягодицы. Альфа вбивается не останавливаясь, а омега кричит, срывая голос от переполняющего его восторга и невиданного ранее удовольствия. Он стонет и скулит, подаваясь навстречу толчкам Мартина и, извиваясь, захлебывается слюнями и стонами вперемешку с мольбами не прекращать движение. Рыжий резко выходит из податливого растянутого тела и переворачивает омегу вновь на живот, приподнимая за бедра и ставя в коленно-локтевую. Утыкает его лицом в мятые покрывала, и заставляя ухватиться за перину. Брюнет стонет и прогибается сильнее, поражаясь своей гибкости и ненасытности, но стоит ему почувствовать в себе член альфы, как весь мир меркнет для него и сужается до этого волшебного чувства наполненности и долбящегося сзади Мартина, приносящего просто крышесносное наслаждение. Оскар кричит, не щадя голосовых связок, вскидывает иступленно голову и откликается на каждое прикосновение. Он чувствует себя распоследней блядью, но теплые мягкие руки любимого трепетно проводят по его груди и талии, и эти мысли улетучиваются, растворяясь в сладком запахе и невероятных чувствах. Мартин наматывает длинные пряди на кулак и резче вбивается в стонущего мужчину, голос которого вибрирует и срывается, упругая попка сжимается, принося альфе наслаждение. Оскар стонет и прогибается сильнее, расставляет ноги шире в надежде почувствовать парня глубже. Альфа рычит громко и хищно, толкается жадно, доставая до матки, расположенной у пупка, и если прижать ладонь к дрожащему животику омеги, то легко можно почувствовать долбящийся в распаленное тело член. Мартин движется быстро, рвано и рассеяно он вбивается на грани своих возможностей и в какой-то момент ощущает, как образуется крепкий узел, готовый повязать его папочку, запечатать упругую трепещущую попку скулящего омежки. Оскар что-то пытается говорить, вертится и скулит, размахивая руками, пытаясь остановить альфу, но Мартин продолжает втрахивать уже повизгивающего папочку в мягкий матрац. Оскар стонет громко и сжимает его тесно-тесно, что узел на конце разрастается, заполняя растраханый вход собой, в самом конце Мартин подается ближе и впивается заострившимися клыками в нежную кожу шеи, осознавая, что мир перед глазами рушится, заполняя каждую клеточку его тела невероятной легкостью и блаженством, что драгоценный, содрогающийся под ним омега теперь полностью принадлежит ему. Оскар блаженно поскуливает и проводит ладонью по трепещущему животу, на котором начал проявляться бледно-рыжий узор, означающий начало беременности. Омега смеется громко, переходя на стоны и всхлипы, и льнет к своему уже альфе счастливо нашептывая слова любви. Мартин накрывает ладошку омеги своей и выцеловывает острое плечо отца, радуясь, что все у них хорошо. Теперь он своего любимого не отпустит чего бы это ему ни стоило. - Я люблю тебя… - тихо шепчет альфа, потираясь кончиком носа о порозовевшую щеку омеги. Оскар неуверенно кивает и выдыхает признание в любви в ответ, смущенно прикрывая золотые глаза. Мартин хихикает на милый вид папочки и смущенно неуверенно тянет непроизносимое раньше: – Любимый… Мужчина вздрагивает, растерянно осматривает лицо своего истинного и ласково тычется в порозовевшую скулу рыжего покусанными губами. Альфа мурчит как сытый кот, наглаживает рисунок лилии на животике отца и вылизывает припухшую метку на шее. Омега расслабленно стонет и довольно улыбается, с нежностью накрывая ладонь своего альфы бледными пальцами. - Теперь я тебя не отпущу… - доверительно шепчет омега, и альфа согласно кивает. Это кто кого еще не отпустит…