Бездна взывает к бездне

Sub Urban — Cradles Желание не поддаётся объяснениям. Это смесь навеянных фантазий и засевшего внутри тёмного ощущения, так и норовящего протянуть руку к чему-то прекрасному. Хорошо, когда желания ограничиваются чем-то понятным и разрешимым. Но происходящее сегодня точно не попадало под такой критерий. Каминари едва вышел из душа, остановился посреди комнаты, недовольно сложил руки на груди. Бёдра его были обернуты жёлтым полотенцем, по телу, покрытому мурашками, стекали крупные капли душевой воды. Шинсо сидел на своей кровати, уткнувшись в телефон, где на ютубе очередной спортивный специалист обсуждал итоги прошедшего матча. Недовольное лицо Каминари можно было понять. Он ведь не прозрачный, так почему обратить на него внимание является такой уж непосильной задачей? Долго не думая, он сделал то, что без внимания не смог оставить бы даже Шинсо: скинул с себя полотенце. — Оденься, — ответ был мгновенным. Шинсо не оборачивался, не менял выражения лица. Лишь слегка поднял глаза, взглянув на Каминари боковым зрением, а потом снова уткнулся в телефон. От Каминари за версту разило алкоголем. Денки не двигался. Шинсо тоже. Убери, убери ты этот телефон, мать твою. Поверни голову, взгляни на меня, я стою прямо перед тобой. Ты мудак. Хренов мудак! Я ненавижу, когда на меня не обращают внимания, ненавижу, когда меня игнорируют. Я здесь. Я в этой комнате. Разуй глаза. Но ничего из этого выговорить он так и не смог. Лишь недовольно хмыкнул, поднял брови и щёлкнул выключателем, погрузив комнату во тьму. Мол, не нравится — не смотри. Кажется, одеваться он не собирался. Последним рывком был путь в пять шагов от двери до кровати, но преодолеть его сейчас казалось пиздецки нереальным. Самое крутое в пьяном состоянии — мысли. Мысли абсолютно правильные, настоящие, не поддающиеся сомнениям и оценкам. По ощущениям гладкие, мягкие, приятные. Их зачастую хочется изливать куда-нибудь или кому-нибудь, лишь бы кто-то ещё оценил их тонкость и красоту. — Ты… Знаешь, в прошлый раз ты так не говорил, — сделать злосчастные несколько шагов всё же удалось. Каминари с силой выдавил из себя одну жалкую фразу, а потом схватился рукой за спинку кровати, опасно пошатнувшись. В прошлый раз он не стоял перед ним голышом — начать бы с этого. В прошлый раз Шинсо разозлился до чёртиков и вышел из себя, понятия не имея, что этим умело воспользуются. После того случая у Денки появился странный фетиш на злостный взгляд тёмных глаз перед собой и цепкую хватку, прижимающую его пьяное тело к стене. Он задышал ещё чаще, когда Шинсо почти неосязаемо коснулся его. Вообще-то он направлялся к выключателю, чтобы зажечь свет, а затем подобрать полотенце с пола и кинуть его Каминари в лицо. Но потом Денки едва устоял на ногах, и это показалось немного странным. До какой степени этот придурок вообще напился? И что более интересно… — Кто тебя так напоил? Каминари сомневался с ответом, по крайней мере так казалось Шинсо. Тогда он задал другой вопрос: — Что ты пил? — Текилу. Это был Нейто. Точно он. Кто ещё безостановочно лакает текилу в этой школе? Да по одной лишь текиле его можно вычислить за километр, а при её упоминании в голове каждый грёбаный раз всплывает его чёртово лицо. Каминари что-то без умолку болтал, Шинсо склонился ниже, чтобы расслышать о чём речь. Он всё ещё крепко поддерживал его за плечи, пока Денки в его руках абсолютно не двигался. — …Почти сразу же сказал, что ты мне нравишься. Кретин! Ты кретин. Мне нравится играть, быть игрушкой — нет. Хочу, чтобы ты… Перестал так со мной… — голос его моментами становился тише, а вдохи громче. Сам он был горячим и красным, словно температура его перевалила за тридцать девять. — О чём это ты? Каминари повернулся лицом, усмехнулся с долей иронии. — Ты увидел меня, играющего на поле, и тут же перевёл в свою комнату. Хотя раньше был непреклонен в этом вопросе. Я тебе… — он тяжело сглотнул, всё вокруг непозволительно плыло. — Я тебе тоже нравлюсь. Денки мог только догадываться, как его — абсолютно голого и едва стоящего на ногах — слова звучат со стороны. Шинсо оставалось лишь мысленно ударить себя ладонью по лбу, пытаясь нарыть привыкшим к темноте взглядом что-нибудь, чтобы накинуть сверху этого придурка. Только сейчас он поблагодарил всех на свете за то, что кровать его была не убрана, а на ней валялась пара серых спортивок, которые Каминари натянул на себя через силу. — Нет, мне нравится спокойствие. Ты не вписываешься в это понятие. Каминари уже сидел на кровати и смотрел куда-то в пол, когда свет внезапно зажёгся. Нейто стоял с открытой бутылкой в руках и довольно улыбался. Что в голове у тех, кто абсолютно не видит ограничений? Это безумие или настоящая свобода? — Ты что, всё это время стоял под дверью и ждал подходящего момента? — Шинсо, мягко говоря, был не очень рад гостям. Это одна из причин, почему он хотел и дальше продолжать жить один. Связаться с гиперобщительным парнем было чревато никому не нужными проблемами. — Даже если и так, какая разница? У нас тут наметилась вечеринка, остаться могут лишь те, кто выпьют, — Монома пожал плечами, прошёл к кровати Каминари и потрепал того по волосам. Тело у Денки было восхитительным. Накаченным, рельефным. На торсе проступали кубики пресса, руки были крепкими. Зрелище совсем не для пьяного обезумевшего рассудка. — Проваливай, — Шинсо смотрел злостно. Перспектива видеть Нейто в своей комнате ему не нравилась ни в каком виде. — Каминари меня позвал. В этой комнате ты больше не единственный хозяин, — теперь он завернул к Шинсо, зажимая бутылку за стеклянное горлышко. — Так что это мои слова. Либо ты оставляешь нас с Каминари тут хорошенько повеселиться, либо делаешь это с нами. Как тебе идея? — дальше Монома склонился к его уху и зашептал. — Позволишь своему мальчику немного поразвлечься со мной? Хитоши мог бы выставить его за дверь силой. Но не факт, что Нейто не сделал бы того же. Он слишком хорошо знал этого обмудка, прошлое подарило им не совсем приятный подарок в виде трёх месяцев странных, нездоровых и мерзких отношений. Это было также одной из причин, почему Монома знал, что говорить и знал, как вывести угрюмого ворчуна на те действия, которые ему требовались. Здравый рассудок у Шинсо иногда мутнел, а он сам напрочь забывал о том, что ненавидит проблемы больше всего на свете. Наверное, именно поэтому, случилось то, что случилось. Шинсо выхватил текилу из его рук и сделал несколько крупных глотков, нахмурившись. Допил последнее, что в ней оставалось. Алкоголь совсем не приятно обжёг горло, а затем и пустой желудок. Голова разразилась острой болью в висках. — Доволен? Теперь проваливай, вечеринка окончена, — Шинсо схватился за спинку кровати, прямо как Каминари некоторое время назад. В глазах потемнело, он зажмурился. — Не пойми неправильно, Хитоши, это для дела, — Монома опустился на корточки перед кроватью, на которую Шинсо присел, бросая взгляд на Каминари. — Какого ещё, нахрен, дела… — последнее слово он произнёс совсем уж неслышно. Голова его налилась свинцом. Что в голове у тех, кому неведомы рамки? Насколько низко они могут опуститься просто для того, чтобы потешить тёмные потаённые желания? Последним, что увидел Шинсо, было размытая колкая полуулыбка. Происходящее мигало отрывками. Яркими, протяжными, наполненными головной болью и этой блядской удушливой жарой. По телу стекал пот, воздух искрился, проходил через лёгкие слишком затруднённо. Окружение едва различалось, проглядывались лишь знакомые лица. Внизу живота тянуло настолько сильно, что сдерживаться больше не было сил. Целоваться оказалось блядски приятно. Целоваться с Каминари, таким же разгорячённым и диким, — приятнее вдвойне. В голове тут же проплывали воспоминания, прижатые к стене тела, эта странная витающая в воздухе атмосфера. Шинсо двигался механически, мозг его словно абсолютно не работал. Он целиком и полностью отдался желаниям, битва со здравым рассудком закончилась двадцать минут назад. — Каминари, детка, ты ведь не в курсе. Мы встречались с Шинсо около года назад. Чёрт, вот это были действительно американские горки! Этот парень такой горячий в гневе, — Нейто закусывал губу, обхватив подбородок Каминари и проводя большим пальцем по его щеке. Он вернул своё внимание к Хитоши, резко потянув его футболку на себя и, буквально, вгрызаясь в его губы. Кому, как не ему, прекрасно знать, насколько этот ублюдок обожает жёсткие методы? Трахал он тоже агрессивно, не боялся оставлять синяков и засосов даже на самом видном месте. Нейто по такому просто тащился. — Мы расстались, потому что ему не нравилось моё поведение. Представляешь? Ха-ха. Я ведь просто не переборчивый. Отношения — это всё-таки не моё. Каково же было его удивление, когда Шинсо с рыком схватил его за затылок и уткнул носом в пол, попутно расстёгивая ремень. Нейто не сопротивлялся. Он лишь тихо хихикал, упираясь бёдрами в налитый твёрдый член, отчётливо прощупывающийся сквозь плотную ткань штанов. — Что ты мне подсыпал? — Шинсо еле заставил себя говорить, цепляясь за последние возможности мозга. В остальном организм его совершенно не слушался, а тело и подавно самовольничало настолько, что сигналы мозга ему будто уже и не нужны были. — Тебе? Ты взгляни на Каминари, ему тоже досталось. Он лакал из бутылки прямо в душевой кабинке, отчаянный парнишка, — Монома всё ещё говорил куда-то в пол. — Тебе, конечно же, досталось больше. Двойная доза повлияла на тебя просто великолепно, а я всё боялся ошибиться. Зато погляди теперь, как весело. Наконец-то это твоё скучное выражение лица исчезло. Денки смотрел на всю эту процессию чересчур злостно. Он всё-таки не выдержал и толкнул Хитоши со всей силы, повалив на пол. Больше он не нависал над Нейто, а лишь непонимающе лежал на полу, пытаясь сфокусировать взгляд. Каминари впился в его губы, выдыхая раскалённый воздух туда же, запуская руки в волосы, садясь бёдрами на расстёгнутую ширинку и стоная в промежутках, когда Шинсо сжимал пальцами его талию. Нейто втянули обратно цепкой хваткой за плечо. И тоже Каминари. Он засосал и его, с силой сжимая чужую щеку и проталкивая язык глубоко внутрь. Шинсо от подобной картины напряжённо сглотнул. Он стащил с Каминари штаны, облизнувшись, и уже хотел оттянуть резинку своих боксёрок, как внезапно вспомнил об одной важной детали. — Не это ищешь? — Монома на секунду отстранился от поцелуя, вытащив из кармана пачку презервативов и кинув её прямо в Шинсо. Произошедшее потом — адская смесь трёх вспотевших тел, громких выдохов, покусанных до крови губ и растрёпанных волос. Глаза, привыкшие к темноте, различали лишь неясные силуэты, свет из окна частично освещал красные щёки и эти пустые глаза, в которых не таилось ничего, кроме похоти в чистом виде. Для дела? Какого ещё дела? Не существовало ничего такого. Нейто просто хотелось развлечься, все эти скучные вечера действительно удручали. Сэна сегодня в комнате не было, приходилось искать других участников развлекательной процессии, и эти двое оказались как никогда кстати. А чертёнок Каминари так подавно — оправдал все ожидания. Ещё одна приятная находка в этом неприятном месте. Иногда приходилось зажимать рот ладонью или вовсе пропихивать в него пальцы, лишь бы не дать всему этому выйти за пределы комнаты. Помещение погружалось в огонь, и пламя казалось таким реальным, что некогда холодный пол теперь обжигал и без того пылающую кожу. И даже ветра за окном сегодня, как назло, не было.