Выспался

Пёс — не просто собака, Пёс — друг! А ещё самая настоящая скотина, решившая, что четыре часа утра — это самое время для пожрать. Только ведь с задания вернулись, только поели оба и спать пошли, а Пёс, животное неблагодарное, видите ли опять проголодался. Макс терпит эти ночные собачьи выходки долго — несложно дремать под приевшийся собачий лай и скулёж, под скрежет когтей по холодильнику; но невозможно проигнорировать тридцатикилограммовую тушу, свалившуюся сверху с высоты барной стойки. — С-скотина, что ж ты делаешь-то, а? — ругательства действуют на эту наглую морду вполсилы, Псу сейчас главное развести хозяина на пару горстей собачьих подушечек. Всё равно Максимов его любить будет, сколько раз проверено! — Тебе не надоело жрать столько? — слова не подтверждаются действиями — хозяин сыплет две горсти корма в миску, следом вытирая ладонь об штанину — и Пёс так лихо виляет хвостом в знак благодарности, что мог бы пойти подработать дворником — полгорода бы очистил за то время, пока ест. Сытая собака — счастливый хозяин, потому что Максу проще засыпать под яростное чавканье, чем под громкий лай. Да и в общем-то всем его соседям тоже. Приятно снова прислониться щекой к подушке, сразу какое-то ощущение лёгкой летучести появляется, и заметь, без грамма алкоголя. Такое, наверное, все люди любят. А ненавидят все, когда на часах пять утра, и телефон вдруг разрывается тревожным звоном ну точно не будильника. С будильником ещё договориться можно как-то, а вот с работой — вряд ли… Гнездилова слышать на проводе с утра вдвойне неприятно, как-то даже кулаки чесаться начинают, но Максимов терпит, работа у него такая — сносить всякое нехорошее. Вызывает Игорёша куда-то в парк на жмурика посмотреть, Пса говорит дома оставить, хотя и понимает, скотина, что Макс по-любому собаку с собой возьмёт, издевается просто. Но намордник всё-таки настойчиво уговаривает нацепить, и лучше не только Псу, но и хозяину сразу, чтобы вообще комфортно работать было. Условливаются встретиться через полчаса — Максу бы хоть кофе выпить, всю ночь ведь не спал: только с задания вернулся, вздремнул часок, и тут у псины голодуха проснулась, ей-богу наказание. Приезжает Максимов вовремя, он хоть и раздолбай в некоторой степени, но пунктуальный, потому что цену времени знает. Пёс в наморднике, хотя и настойчиво тычется мордой в хозяина, упрашивая снять. В парке довольно холодно с утра и безлюдно — перекрыли весь как место преступления — поэтому как-то уныло, ещё и Гнездилов свои дурацкие шуточки раз за разом отпускает, а его когорта вся ржёт. Ну не смешно же нихрена, чё они ржут, идиоты? Подхалимы. — Чё, Максимов, опять скажешь, что убийство? — Ну ты же меня вызвал в такую рань зачем-то, значит и сам понимаешь, что оно… — Так, а ты м-мне тут не тыкай, вызвал — значит надо так! Ишь какой, взодгордился уже! Господи, Гнездилов, за какие заслуги тебя только Громов держит! Вообще Макс работу свою любит, и начальство уважает, но после такой ночи он готов всё матом крыть и колёса от служебок откручивать, чтобы ни на какие вызовы никто не ехал и его с собой не звал. Тем более, что после такого шумного задержания этой ночью вряд ли кто-нибудь нос высунет на серьёзное преступление — весь город ещё по инерции патрулируется. Этот вызов — тоже полная чепуха: Игорь Николаич как всегда свои заслуги преувеличивает, преступление это как высшей степени сложное позиционирует, а с виду — обычные пацанские разборки. Ну что тут скажешь, если пацан в спортивном костюме, без документов и с пером под ребром лежит, а вокруг кроссовками натоптано. Ничего интересного, хотя более детальная экспертиза всё-таки нужна, личность установить, чем занимался, что в крови и далее по списку. Уезжают с места преступления вдвоём на одной машине — Шевроле Максимова осталась в парке на ладан подышать, заглохла железяка родимая. Пса Гнездилов в свою «крошку» не пустил, так что он с судмедэкспертами едет, а Макс и вступаться за собаку не стал, за гада такого, решил хоть двадцать минуточек от него отдохнуть. И отдохнул, блин, — проснулся, у Гнездилова на коленях лёжа, и машина уже в гараже участка припаркованная стоит. — Ой, извини, Гнездилов, я тебе брюки хоть не обслюнявил? — Игорь Николаич только смотрит в ответ как-то укоризненно-горько, кривится, но сказать ничего не может (или не хочет). — А чё ты меня не разбудил-то хоть? — А чё я тебя будить должен, я тебе не воспиталка в ботсаду! — Гнездилов взгляд отводит, не палится, сам для себя заметочку делая, что реально не разбудил, потому что не-хо-тел. — А, Гнездилов, врать не умеешь — так не берись! Чё удумал — рассказывай! — Макс его ещё и рукой к сидению пригвоздил, чтобы точно не рыпался, а Игорь сидит, нос опущенный, и молчит, галстук в пальцах перебирая. — Ты чё, капитан? У тебя случилось что-то? — и не скажет же ему Гнездилов, что ему как-то даже приятно думать было, что Макс на его коленях уснул, и что будить его не хотелось. А сам себя сейчас сидит и грызёт за это, аж тошнит. — Н-ничего не случилось у-у меня, чё ты пристал! — Не, это я к тебе ещё не приставал, Гнездилов! А вот когда пристану — будешь орать, договорились? — почему у Макса голос такой тихий и урчащий, Гнездилов раму не собирает, но где-то и чем-то этот голос в нём явно щекотно отзывается. — Ч-чего? — Чего слышал, капитан, — дверью Макс громко хлопать вообще-то не любит, но для пущего эффекта сейчас пришлось. Уходит от машины вообще не оборачиваясь, сам себе под нос улыбаясь. В кабинет когда заходит, Пёс уже на диване дожидается, а Леонидов за довольную рожу интересуется и кофе предлагает. Максу бы сейчас не кофе, конечно, а водочки, чтобы чуть-чуть напряжение снять после Гнездилова, но водки ему нельзя — Пёс не разрешает, — а напряг и сам куда-то улетает, когда на пороге Игорь Николаич появляется, красный и смущённый, как влюблённый первокурсник.