Я вдыхаю тебя, забирая в свой плен

Те, кто знают, как я живу, наверное, думают, что я мазохист. Что ж, все они неправы. Я не испытываю удовольствие, когда мой партнёр причиняет мне боль. Я ненавижу боль, я же не сумасшедший. Почему мне должна доставлять удовольствие боль, когда после неё остаются всяческие раны? Неужели в этом мире есть такие люди, которым боль и раны приносят наслаждение? Если такие и есть, я точно не в их числе. — Раздвинь ноги! Вместо того, чтобы называть себя мазохистом, который любит, когда его мучают и заставляют страдать от боли, я предпочитаю называть себя… — Так? — Нет! — пощёчина. — Шире! Покорным любовником. Тот, кто увидит эту сторону моего возлюбленного, может подумать, что он — садист, который любит делать больно своему партнёру. Но это неправда. На самом деле он совсем не такой, каким вы его себе представляете. Я лучше всех знаю, что он не любит причинять боль. Просто иногда это случается за дверями нашей квартиры. Чего бы мой любимый ни хотел, он всегда это получит. Я всегда исполняю его желания. Ведь это он, мой Ниган. Единственный человек на всём белом свете, который знает, как причинить боль и излечить все мои раны в одно и то же время. Для меня он как будто и дождь, и зонтик. А дождь всегда был моим любимым сезоном. — Дождь — не сезон, глупенький, — в низком, басистом голосе Нигана слышатся холодные нотки. Он лицом вниз падает на нашу общую постель, а я тем временем любуюсь его широкими плечами. Плечами, которые всегда были моим лучшим укрытием каждый раз, когда солнечное небо затягивали тучи и начинался дождь. — Но дождь — погода, — говорю я ему. Меня пробирает дрожь, когда Ниган поворачивается, и я чувствую на своей талии его руки, которые придвигают меня ближе, ближе к нему. Его тёплое тело всегда будет для меня самым уютным местом в мире. — Я знаю, ты постоянно мне это говоришь. Улыбнувшись, я слушаю его сердцебиение, и мне приятно осознавать, что его сердце бьётся так же громко и быстро, как и моё. — Тогда почему ты продолжаешь думать, что твой любимый сезон — дождливый? — Ниган протягивает свободную руку, чтобы взять сигарету, которая лежит на краю стола. Он зажигает её и делает первую затяжку. Меня всегда раздражал сигаретный дым, так что, когда я начинаю кашлять, Ниган ослабляет объятия и отодвигается от меня так, чтобы дым не мог достигнуть меня. Но всё же он продолжает курить, хотя знает, как я ненавижу это. — Тогда почему ты продолжаешь думать, что мне нравится грубый секс? — случайно срывается с моих губ. Я думал, что сказал это про себя, но, когда он, обернувшись, взглянул на меня и в его глазах плясали злые огоньки, до меня дошло, что я сказал это вслух. — Разве ты не видишь кровь на наших простынях? Разве ты не замечаешь, что причиняешь мне боль? — я замолчал только тогда, когда его ладонь шлёпнула меня по щеке. Он ударил меня по лицу. Снова. А ведь ещё не прошла краснота от прошлой пощёчины во время секса. И сейчас он снова ударил меня, как будто того раза было недостаточно. — Рик, я… — Ниган начинает заикаться. Я не знаю, почему Ниган начинает сожалеть после того, как понял, что он только что сделал. Разве он не выпил достаточно алкоголя, чтобы причинить мне столько боли, сколько обычно причиняет, когда находится в состоянии алкогольного опьянения? — Это, — слёзы начинают катиться по моим щекам, — чертовски больно, Ниган. Я не знаю, что имел в виду, когда говорил это. Ведь я весь соткан из боли, мои тело и душа болят, а я просто не знаю, как прекратить эти страдания. — Сколько раз ты ещё хочешь ранить меня? Мне уже правда достаточно. Я просто уйду из этой чёртовой квартиры, и ты останешься один умирать здесь в одиночестве! Я пытаюсь оттолкнуть его, когда он начинает паниковать из-за моей истерики и преграждает мне путь, но это довольно трудно, учитывая, что он намного сильнее меня. Ниган пытается обнять меня, но я уворачиваюсь от его рук и направляюсь к выходу. — Нет! Не прикасайся ко мне! Я уже сыт по горло твоей жестокостью, Ниган! Я ухожу от тебя! — в истерике кричу я. — Рик! Прости! Прости, пожалуйста! — умоляет он. Те руки, которые раньше избивали меня, сейчас дрожат из-за страха потерять любимого человека. Я не знаю, смеяться мне или плакать из-за того, что он не может жить в этом мире без меня. Я много раз размышлял о жизни без него. Жизни, где я был бы одиноким и свободным юношей, который мог бы жить, как хочет, и делать, что хочет. Мог бы заниматься чем угодно, лишь бы это не причиняло душевные или физические страдания, которые он всегда приносит мне. — Прости, прости за то, что делаю тебе больно. Не уходи от меня. Хорошо? Я не хотел. Но когда он, отчаявшись, начинает говорить таким нежным и печальным голосом, всё моё желание покинуть его куда-то пропадает. И в конечном итоге я таю в его руках и плачу, прижимаясь к такому родному теплу его тела. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, да? Я люблю тебя больше всего на свете. В этой вселенной для меня существуешь только ты. Как у меня может быть желание причинять тебе боль? — шепчет он мне куда-то в макушку головы, и слёзы начинают течь из моих глаз ещё сильнее. Верно. У него никогда не возникало желания сделать мне больно. Я знаю, он никогда не хотел ранить меня. Но всё же мне смертельно больно каждый раз, когда он теряет контроль над собой, и всё кончается тем, что он заставляет меня страдать любыми возможными путями. — И ты меня прости. Я не хотел уходить от тебя, Ниган, — всхлипываю я в его утешительных объятиях. И снова я не могу идти навстречу той жизни, которую хотел бы иметь. Это далеко не первый раз, когда он ударяет меня. Он делает это довольно часто, особенно когда находится в нетрезвом состоянии. Ласковый, счастливый и болтливый парень, которого я знаю и люблю, превращается в сумасшедшее чудовище, как только он выпьет. Но, когда алкоголь исчезнет из его крови, он забудет, как ночью его член заставлял меня задыхаться потому, что Ниган беспощадно засовывал мне его в рот. Я, правда, очень хочу уйти от него или, может быть, отомстить за всё то, что он сделал мне. Но я просто не могу. Потому что, проснувшись на следующее утро, я встречусь с его глазами потерянного щеночка, и, после того, как любимый увидит, в каком состоянии моё тело, окрашенное отвратительным узором из синяков и царапин, он будет шептать «прости» мне на ушко. Он никогда не спрашивает меня, кто сделал это, потому что каким-то образом знает, что всё это творенье его рук дело. Ниган просто не помнит как. Как он может причинить мне боль, которую не может даже вообразить? И всё, что я могу сделать, — это плакать в его уютных объятиях, повторяя бесчисленное «всё в порядке» и «я прощаю тебя» в его длинную шею. Ниган не был таким жестоким, когда наши отношения только начинались. Он был счастливым и дружелюбным парнем, который всегда бросался глупыми шуточками, и лучше всех знал, как превратить мой хмурый взгляд в улыбку. Всё начало меняться после того, как мы стали чем-то неразделимым и решили переехать в квартиру около кампуса, которая принадлежала мне. Когда мы стали жить под одной крышей, я узнал про его ужасную привычку. Раньше я никогда не видел, чтобы он пил, так что я был удивлён, когда узнал про его маленький секрет. Я всё ещё помню, как целую неделю не мог двигаться или хотя бы пройтись до кампуса, а всё из-за моего первого грубого секса с Ниганом. Возможно, было бы не так больно, если бы он просто оттрахал меня, но он ещё и ударял и царапал меня, а я не мог позволить кому-либо увидеть себя с синяками. Поэтому я просто решил недельку отдохнуть. Его жестокость на этом не закончилась. С каждым днём всё становилось ещё хуже, особенно, когда у него был плохой день или что-то пошло не так на работе. Он работал в баре. — Ниган, добро пожаловать домой… — Можешь не приветствовать меня, ты, шлюха. Я знаю, что ты даже не хочешь, чтобы я находился здесь, не так ли? — он, споткнувшись, подходит ко мне, хватая за шею. — Ниг… это… аах… не… — я пытаюсь что-нибудь сказать, но как я могу что-либо сделать, когда сильные руки сжимают шею, из-за чего я начинаю задыхаться. — На колени, сука. Отсоси мне, ты же шлюха, — и вот я стою перед ним на коленях, а он толкает свой наполовину твёрдый член мне в рот, опять заставляя делать то, что он хочет. — Хмфф… — я исполняю его желание, даже если это значит позволить ему безжалостно пихать свой член мне в горло. Моя челюсть ещё долго болела после того, как он целый час трахал меня в рот. Говорят, когда мы начинаем жить вместе с любимым человеком, мы узнаём о нём много нового. Это и побудило меня согласиться с предложением Нигана, который захотел жить со мной в одной квартире. Сейчас я узнал много нового о своём парне. И мне жаль, что я знаю всё это. Я попытался поговорить с Ниганом о его вредной привычке на третий месяц моего проживания с ним. Но он просто оправдывался тем, что всё это из-за стресса, а я, конечно же, не купился на эту ложь. Я закатил свою первую истерику и попрощался с ним. Он думал, что я шучу и не собираюсь уходить от него, но вскоре пожалел обо всём, когда на следующий день нашёл меня в нашей комнате, собирающим вещи. Он запаниковал и сжал мои ладошки в своих огромных руках, не давая мне закончить сборы. Он сказал, что ему жаль, и умолял меня остаться. Я продолжал молчать, дожидаясь того момента, когда он расскажет мне причину своего жестокого поведения в нетрезвом виде. Когда он понял, что я действительно могу уйти из его жизни, он сдался. Ниган сказал, что, скорее всего, это из-за травмы, которую он получил от родителей. Мама оставила его, и у него остался только лишь отец-пьяница, который никогда не заботился о сыне и любил избивать его каждый Божий день. Однажды отец привязал Нигана к кровати и оставил наедине с какой-то потаскухой, которая изнасиловала его, навсегда сломав ему жизнь. Он потерял свою девственность за несколько долларов, которые та самая потаскушка отдала отцу и на которые тот купил три бутылки водки. На следующий день Ниган нашёл своего папу лежащим в луже собственной крови, а вокруг его безжизненного тела валялось стекло от разбитых бутылок. Его отец умер из-за накопившихся долгов, оставив своего сына одного.