Укутавшийся страхом

Повсюду чувствуется лишь убитая горем тишина. Я в течение несколько часов сижу напротив девственно-белых, всё ещё невинно-чистых листов. Перо, в ожидании, повисшее над бумагой, заметно дрожало. Мысли не могли спокойно просидеть на месте и двух секунд - они, то шептались в моей голове с бешеной скоростью, опережая друг друга, то внезапно умолкали. Догадка, только что пришедшая на ум, сменялась другой, более ужасной. От этого становилось особенно жутко и мерзко на душе. Я отчётливо чувствую собственное напуганное сердце. Оно, в такт мыслям, куда-то торопится, в отличие от своего полноправного хозяина, который замер, в ожидании чуда, необъяснимого спасения. Я слышу своё глубокое, свистящее дыхание. По правде сказать, оно казалось чужим. Словно это вздохи раненого, умирающего и всеми забитого до полусмерти зверя. С острого, и блестящего под легким пламенем свечи, наконечника пера, скатилась смолянистая капля чернил. В такой гробовой, ничего не пропускавшей тишине, я услышал некий гром. Я был оглушен этим странным звуком. Голоса в голове на долю секунды застыли, а сама эта доля показалась мне мучительной вечностью. Сердце - этот потревоженный болью орган, пропустило удар, уши, казалось, наполнились кровью. Мир окружающий меня стал не более, чем необъятным океаном Я опустил глаза к своей «неудачной рукописи». По телу холодной дрожью, нещадно прошёлся озноб. Грязное, оскверняющее всё на своём пути, пятно расползалось на клочках бумаги. Голоса, звучащие в моей голове, стали отчего-то ещё громче и "беспощадней". Боль в висках, была ни с чем несравнимой и необъятной. Возгласы и вскрики были знакомы мне с давних времён, и я немало удивился, когда они решили проявить себя именно сейчас. Правда, от этого лучше мне не становилось. «В последнее время я тебя не узнаю» «Тише! Видишь? Он опять приближается» «Я счастлива, что у меня такой друг, как ты» Совершенно не контролируя своё измученное тело, я со всего размаху опрокинул чернильницу на стол. Печаль и горечь растворялись в океане, пропитывая белоснежные участки. Они заполняли собой пустоту. Да. Именно ее. «Не смей прикасаться ко мне!» «Помнишь, мы были такими же глупыми?» «Ты никому не нужен в этом мире! Никому! Понял?» Чужие голоса кричали и шептались в моём перегруженном разуме. Резко переходя от низкого и будто плотного баса к высокому и звонкому сопрано. Радость, сменялась яростью и отвращением, кружась и меняясь по кругу. Ещё больше и громче. Ярче и контрастнее. Словно эта черная клякса, расползающаяся с огромной скоростью по поблекшим листам. Воспоминания разрывались, оставляя после себя мучительный осадок. Ошибки прошлого раз за разом всплывали и показывали себя во всей красе, вспыхивали с новой силой. Они царапались, грызли всё подряд и заставляли трепетать уже израненную душу. Я чувствовал абсолютную власть этих гнусных эмоций над собой. Они смеялись и подрожали воспоминаниям, оставляя тяжёлый горький осадок. Старые «шрамы» раскрывались, и я вновь ощущал ту боль, забытую и давно исчерпанную. Сердце бьётся о грудную клетку, пытаясь выбраться из этого душного и тесного тельца жалкого человека. Оно мечется и трясётся в страхе. Во рту ощущается солоноватый и немного приторный вкус крови. Руки дрожат так же сильно, как у плешивого зайца, который вот-вот отправится в суп и станет главным и ключевым ингредиентом этого "праздничного" вечера. «Ты ещё такой ребёнок...» «Эх, жаль, что мы не встретились раньше!» «Прости, не знала, что тебя этим можно обидеть…» «Да он ничего и не сможет тебе ответить! Только посмотри на него» «Верь мне! Не надейся, а верь!» «Ты конченный сумасшедший!» Один миг и... Я, наконец, поймал её. Поймал мысль за хвост, словно кот, играющий со старой никудышной мышью. Да.… Вот кто я на самом деле. Я – сумасшедший. Мягко улыбнувшись несуществующему собеседнику, я снова опустил взор на лист бумаги. С края стола, прямо на мои колени скатывались капли чернил. Грязную и полностью осквернённую рукопись я поднял всё ещё дрожащей рукой. Жидкость тонкими ручейками ползла за рукав, и уже через долю секунды я чувствовал её около локтя. Глаза мои были устремлены только в эту сладостную глубину. Чернота поглощала меня. Она была частью меня, а я лишь малым ее отголоском. Всё настолько совершенно и реалистично, что я поверил этому мимолетному обману. Сладкому, словно наливное яблоко, напрочь позабыв, что и у яблок порой есть черви и гниль. Я не заметил, как закрыл глаза. Настолько реальность смешалась с моим подсознанием. Настолько сильно я был пропитан вымышленными и настоящими страхами, что становилось страшно. Голова шла кругом. И я чувствовал, что уже не вернусь в реальность, и весь свет никогда уже не станет ярче